Айлин кивнула и хотела уже двинуться дальше, как Мэри остановила ее, вновь схватив за край плаща.

— Госпожа, нельзя в таком виде! У вас же волосы растрепаны, подушка на бок сбилась, а руки в грязи.

* * *

Король был зол. Утреннее хорошее настроение осело, как пена на эле. Сначала страхи невесты по случаю охоты в Самхейн, потом слова лэрда Сомерленда: он при всем дворе заявил, что желает купить королевскую ищейку за меру золота, равную ее весу. Золото король любил, но лучшую собаку отдавать не хотелось, даже за столь высокую цену и даже Сомерленду — другу и соратнику.

— Я дам тебе любого ее щенка в знак своей милости, — пообещал Гарольд, но лэрд никак не желал останавливаться, все поднимая цену.

— Да она раньше сдохнет, чем достанется тебе! — в сердцах бросил король неунимающемуся вассалу и пошел прочь. Хоть цена и была хороша, но продавать ищейку перед охотой — дурной знак.

Потом прибежал конюший с вестью, что королевский жеребец захромал.

Не помяни Айлин поутру короля Ноденса с Холмов да королеву сидов, плюнул бы Гарольд на все, продал бы собаку Сомерленду да пошел пировать, оставив охоту до лучших времен. А тут взыграло ретивое, закусило: неужто он в собственных лесах не сможет гон устроить только потому, что жалкие сиды раз в году решили повылезать из своих холмов?!

Поэтому Гарольд упрямо отправился на конюшни искать себе подходящего скакуна, быстрого и выносливого.

«У брата келпи под уздой ходит, а у меня же все клячи обычные», — подумал он, когда ему привели темно-гнедого мерина.

— Седлайте этого, — недовольно бросил король. — И так уже задержались.

Он вышел во двор, нашел глазами Айлин, гладившую спокойную низкорослую кобылу с красивыми длинными перьями на ногах, и тут же залюбовался тем, как дева ловко проверяет подпругу.

«Зато у меня невеста — прекрасней во всем королевстве не найти, а он даже с пастушкой быть не может».

Оглядев свой двор — дам с ловчими птицами, лэрдов с рогатинами наперевес, псарей, лучников, загонщиков и егерей, — Гарольд вдохнул полную грудь воздуха и прогудел в свой рог.

Все тут же пришло в движение, завелось, закрутилось. Заржали лошади, залаяли собаки, раздался смех и восторженные возгласы. Влекомая королем, началась охота.

Улюлюкая и перекидываясь гудками рожков, всадники добрались до леса. Рысь лошадей вонзилась в его чащу, как выпущенная стрела в плоть. Зашелестел старый лес, зашуршал опавшей листвой. Взмыли вверх встревоженные птицы. Собаки, почувствовав зверя, натянули поводья.

— Есть след! — Один из егерей ткнул древком копья во взрытую землю. Псарь подвел к рытвине персиковую ищейку, ту самую, которая не досталась лэрду Сомерленду. Король потрепал собаку за загривок и лично спустил ее с поводка. Ищейка сорвалась и понеслась вперед, словно легкий парусник, поймавший попутный ветер. Все всадники устремились за ней. Завертелась, понеслась безудержная свора. Ржали лошади, лаяли ищейки, дули в рожки охотники. Только успели разогнать лошадей, как собака остановилась возле двух поваленных дубов и глухо зарычала. Внезапно из своего логова вылетел кабан и одним ударом вспорол ей брюхо. По поляне растекся тяжелый железистый запах крови. Гарольд зарычал не хуже своего пса. Метнул в кабана короткое копье и промахнулся. Зверь блеснул черными глазами и бросился в кусты.

Свора собак тут же сорвалась в погоню, лэрды во главе с королем помчались следом.

— Дамы, предлагаю черную охоту оставить мужчинам, а нам спешиться здесь и попытать счастья с ловчими птицами, — леди Сомерленд натянула поводья, придерживая гарцующего коня. Женщины оказались не против: мало кого из них интересовали неистовые скачки по лесу, когда злой ветер бил в лицо, а хищные ветки так и норовили выцарапать глаза.

В скором времени слуги нашли подходящую ровную поляну и разбили небольшой лагерь, чтобы утомленные дамы могли отдохнуть и выпить горячего эля.

Охотники тем часом преследовали добычу. Кабан несся, не скрываясь из виду и не подпуская к себе близко. Король видел его на расстоянии в полполета стрелы. И этому видению не мешали ни сухая трава, ни голые деревья. Черная лоснящаяся шерсть зверя, словно знамя вражеского отряда, приковывала взор. Гарольд, не жалея коня, летел вперед и, только когда туман лизнул его сапоги, заметил, что остался один. Другие наездники или отстали, или сбились со следа, заприметив дичь попроще. Лишь он, как зачарованный, продолжал преследовать кабана.

Вскоре белесая мгла поглотила наездника, и уже не было видно ни дикого зверя, ни собак, воющих неподалеку. Гарольд осадил коня, пустив его шагом. Зимний лес, голый, бесснежный, скрипел, стонал, перешептывался. Вдруг откуда ни возьмись появились наездники. Всадники в пестрых одеждах летели сквозь туман. Красноухие белые гончие звонко лаяли. Призывно гудел рог. Король, решив что это его свита, ударил шпорами коня и влился в шумный поток. Он огляделся, пытаясь узнать в пестрой толпе своих подданных, но не увидел ни одного знакомого лица. Среди прекрасных дам и статных юношей не было ни одного, кого бы он видел при своем дворе. Гарольда пробрала дрожь. Он дернул поводья, пытаясь увести коня, но тот, притянутый неведомой силой, гнал вперед, не замечая маневров своего наездника. Вдруг туман рассеялся, а вместе с ним исчезла и чужая свита. Конь влетел на поляну и остановился. Гарольд перевел дух и огляделся. Кругом зеленела трава; в ней, сверкая голубыми шапками, ровными кругами росли грибы. Черный кабан как ни в чем не бывало рыл землю неподалеку. Король спешился, поудобнее перехватил копье и направился к зверю. Животное заметило движение и вперило в охотника маленькие глазки. Легкий хруст ветки прогремел на всю поляну. Кабан, обезумев, сорвался и понесся на человека. Гарольд сжал покрепче древко, но, когда оно переломилось, так и не пробив шкуру животного, понял: это конец. Желтые бивни вспороли живот, и Гарольд увидел, как его алая кровь сочится на зеленую траву, превращаясь в маленькие ярко-голубые грибы. Гарольд зажмурился, прощаясь с жизнью, но, открыв глаза, вновь обнаружил себя на коне в рядах странных охотников. Он взглянул на свой живот и с удивлением обнаружил, что тот был цел. Даже эскофль блестел золотыми львами. Слева раздался заливистый смех. Король повернул голову и утонул в холоде леденистых глаз.

— Ты будешь танцевать со мной? — хохоча, спросила незнакомка.

— Я гоню зверя.

— Ты уверен? — Красавица указала за спину Гарольда. Тот обернулся и оцепенел, увидев, как за ним мчится огромный разъяренный кабан. Глаза его пылали красным, а из пасти летела слюна. Гарольд хотел было предупредить спутников, но никого поблизости не обнаружил. Остались только он и дикий зверь. Но теперь добыча с охотником поменялись местами.

Обезумевший от страха конь гнал, не разбирая дороги. Налетев в тумане на поваленное дерево, он споткнулся и, ломая передние ноги, рухнул на землю. Гарольда выбило из седла, и он, пролетев несколько ярдов [Ярд — английская единица измерения длины, равная 0,9 м.], упал. Одна из ступней вывернулась и хрустнула. Превозмогая боль, король поднялся и огляделся. Вокруг сияла изумрудной зеленью та же поляна с грибами, а на краю топтался взбешенный кабан. Отступая назад, Гарольд споткнулся о сломанное копье. Удивиться тому, как оно тут оказалась, он не успел. Зверь кинулся на добычу. Охотник выхватил рондель [Рондель — кинжал XIV–XV веков, призванный пробивать броню. У данного кинжала дисковидная гарда, которая позволяет держать упор при колющем ударе.] и приготовился к схватке.

Кинжал, нацеленный в шею, даже не оцарапал животное. Он уткнулся в жесткую шкуру, выгнулся, словно лук, и разломился надвое. И вновь Гарольд увидел острые желтые бивни и собственную кровь, толчками бьющую из горла. Король вцепился в жесткую щетину и прохрипел:

— Тебе не совладать со мной, тварь!

Осознание этого и покой, накативший следом, накрыли его мягким покрывалом. Веки отяжелели и сомкнулись.

— Эй! Ты что, спишь на ходу?! — раздался знакомый девичий голос. Гарольд стряхнул с себя оцепенение и чуть не выпал из седла. Во рту было солоно. Голубоглазая красавица смеялась. Всадники летели сквозь туман.

— Ну что, младший сын короля, потанцуешь со мной?

— Да-а-а, — собственный голос показался ему шипением змеи.

— Тогда возьми мою руку! — смех струился, смешивался с туманом, оседал блестящими каплями на лошадиных крупах. Гарольд протянул руку и коснулся тонких девичьих пальцев. Вмиг раздался гул рожка, и странная процессия остановилась. Охотники спешивались и, весело переговариваясь, привязывали коней. Туман рассеялся, и король, холодея, увидел ту же самую поляну. Ему показалось, что в зеленой траве блеснули обломки кинжала.

— Ты обещал потанцевать со мной, — дева обвила его шею тонкими белыми руками.

— Кто ты? — Гарольду нравилось тонуть в синеве ее глаз.

— Я сон меча, прощальное пламя, пища ворон. И ты обещал танцевать со мной.

Девичьи глаза сверкали, алые губы манили, а тонкие пальцы холодили шею. Король расстегнул ворот дублета, вдохнул холодный воздух и неожиданно для себя рассмеялся.

— Я ничего не понял, о прекрасная дева, но готов танцевать с тобой, целовать твои губы, ласкать твое тело. Этой ночью я твой.

— Да, люби меня, охотник, люби как в последний раз. Пей меня, дыши мной, согрей мое холодное тело.