— Ты просто перестала звать меня, малышка Айлин, — мрачно усмехнулся гость, — я стал тебе не нужен.

— Неправда! — Айлин подскочила. Чаша с грохотом упала на пол, вода разлилась темной лужей.

— Ложь! Я звала! Кричала ночи напролет! Даже к озеру ходила, зная, что у вас под уздой келпи [Келпи — водяной дух, хранитель озер. По сути своей — метаморф. В воде выглядит или как огромная рыба, или как конь с плавниками. На суше предпочитает образ коня или человека.], надеясь, что его сородичи приведут меня к вам.

— Глупая! — Темный лэрд тоже поднялся со своего места и теперь возвышался над мельниковой дочерью, словно троллий холм над пенистой волной. — Келпи может привезти только на илистое дно! О чем ты вообще думала?!

Горячие слезы обожгли щеку. Айлин зло смахнула их и опустила голову.

— Я думала, что вы поступили несправедливо. Сначала меня покинула мать, а потом и вы.

— Разве я нянька тебе или домашний брауни [Брауни — домашний дух (домовой) в мифологии Шотландии.]? Я — темный колдун без имени, чудовище, сид. И если к глупости ребенка я мог быть снисходителен, то с чего ты решила, что буду добр с тобой сейчас? Отвечай, для чего призвала меня? Как это сделала? Тебе известно мое истинное имя?

Тень за его спиной разрослась, заполняя собой всю комнату. Айлин же, вместо того чтобы испугаться, отступить, напротив, подошла ближе, сжала руки в кулаки и с горечью в голосе произнесла:

— Я не знаю вашего имени, а хоть бы и знала, не посмела бы произнести его вслух.

Темный лэрд посмотрел на мельникову дочь. Могло ли деве открыться имя, данное ему матерью? Нет. Тогда откуда? Ведь он даже сам его не знает. Таково его проклятье и… ключ к освобождению. Но раз эта девушка не единожды смогла призвать его, быть может, у нее получится ему помочь? Хотя она уже помогла. Ведь он мог и не пережить «гостеприимство» мачехи.

— Так или иначе, я здесь, — наконец принял решение он. — А значит, могу обратить солому в золото. От тебя ведь этого ждут, малышка Айлин?

В покоях повисло молчание.

— Что ж, — наконец согласилась дева, — думаю, помощь гораздо лучше горьких воспоминаний и несбывшихся надежд. Но не вы ли, мой лэрд, ослаблены настолько, что едва стоите на ногах?

Колдун открыл было рот, но колючие слова застряли, оцарапав горло. Что прозвучало в ее словах? Забота или насмешка? Он взглянул на мельникову дочь: стоит прямо, смотрит мягко, пытливо, едва склонив голову набок.

— Чем дальше я от холодного железа, тем проще мне колдовать, — гость небрежно начертил в воздухе древнюю руну, и в покоях сделался такой порядок, которого, наверное, не было тут со времен первой королевы.

— Теперь можно и за солому взяться. Итак, малышка Айлин, ты решила, чем расплатишься за мою помощь?

Дева задумалась на мгновение, а после решительно шагнула вперед.

— Вот, возьмите мою застежку от пледа! Это матушкин подарок.

Айлин отцепила золотую фибулу и протянула ее колдуну. Тот взял подарок, и девушке показалось, что тьма под капюшоном улыбнулась.

— Хорошо, — Темный лэрд прохромал к мешку с соломой. — Садись за прялку. Я буду делать золотую кудель, а ты прясть из нее нить. Советую не тянуть тонко, рассвет не за горами.

Он взял пучок соломы и смял его. На пол посыпалась труха. Когда же колдун разжал пальцы, на его ладони солнечным блеском засияла золотая кудель.

— Что же ты ждешь? Бери! — каркнул лэрд Айлин, и та принялась за работу.

Весь остаток ночи крутилось колесо, тянулась золотая пряжа. С первыми робкими лучами солнца веретено на старой прялке застыло, туго увитое драгоценной нитью, а пыльный мешок соломы опустел.

— Прощай, — ответил ночной гость и растворился, как предрассветный туман.

— Спасибо! — прошептала Айлин в пустоту.

«Назови мое имя!» — прошелестел в ответ ветер, прячась в девичьих волосах. Айлин прикрыла глаза, наслаждаясь нежной лаской, купаясь в холодных лучах далекого зимнего солнца. Улыбнулась, позволяя ветру коснуться щеки… и вздрогнула от громкого стука в дверь.

Глава 3. Самхейн

Молодой король Гарольд, ослепляя взоры блеском камней на дорогих одеждах, в сопровождении матери и малой свиты вошел в покои, скользнул взглядом по скромному убранству и замер, заметив веретено, полное золотой пряжи. Глаза его алчно блеснули.

— Покажи нам, как ты выполнила задание, — велел он, облизнув пересохшие губы.

Айлин сняла веретено с прялки и преподнесла его повелителю. Ухоженные пальцы короля мелко подрагивали от возбуждения.

— И это все? — фыркнула королева. — Мы дали тебе целый мешок соломы и ночь в распоряжение, а ты спряла лишь одно веретено? Чем ты занималась все это время? И почему стража у твоих дверей спала?

Девушка сжалась на мгновение, затрепетала перепелкой, а после вспомнила все чудеса, что приключились с ней ночью, выпрямилась и с достоинством произнесла:

— Мадам, солома, что я получила, оказалась ужасной, у батюшки моего и то лучше. Виновна ли я, что она вся в труху обмялась? Более того, его величество ничего не сказал мне о количестве пряжи. А уж за стражу королевскую я и подавно не отвечаю.

— Как ты смеешь дерзить мне, безродная!

— Матушка! — Король гневно сверкнул глазами. — Вы забываетесь. Я обещал сделать эту деву своей женой, если к утру золотая пряжа будет готова. Или мое слово для вас что эхо в горах?

Гинерва сжала губы, и из ярко-алых они стали молочно-белыми. Рука ее легла на грудь — туда, где обычно у людей бьется сердце.

— Тебя что, сиды вином опоили, раз ты очевидного не видишь?! — обратилась она к сыну. — Эта девица — обманщица! Пряжу она могла из дому привезти, а солому в камине сжечь.

Гарольд перевел хмурый взгляд с матери на Айлин. Королева была мудра, а ее слова верны. Королю не хотелось пасть жертвой девичьей красоты и коварства.

— Что ж, да будет так. Пусть мои люди проверят покои, а вечером принесут пять мешков отборной соломы, той, что кидают в стойло моим лошадям. Вас же, леди Айлин, я попрошу подтвердить свое мастерство, перепряв и эту солому в золото. Надеюсь увидеть завтра утром не меньше пяти веретен, заполненных пряжей, — потом он повернулся к королеве и попросил: — Вы же, матушка, подготовьте моей невесте достойное платье для вечернего пира.

Король удалился. За ним, шурша подолами и новыми сплетнями, последовала свита. Королева окинула Айлин оценивающим взглядом — дева ей не нравилась. Рядом с ней Гинерва чувствовала себя старой и ненужной.

— Я пришлю к тебе служанку, — надменно бросила она и вышла вон.

Айлин вздохнула и поплелась к кровати. О предстоящей ночи и новом испытании она решила подумать позже.

Тем временем Гинерва направилась в женское крыло замка. В руках она сжимала полное веретено пряжи, и это золото жгло ей руки. Внутри все клокотало. У нее в услужении были лучшие мастерицы страны: некоторых из них учили работе кудельные феи, другие были рождены от сидов. Но никто, никто из них не мог спрясть золотую нить из соломы!

— Бегом сюда! — кликнула она служанку. — Возьми одно из моих прошлогодних платьев, то, с которого еще мех не спороли, отнеси его гостье в Восточную башню да подгони так, чтобы ей подошло. Как закончишь, останься при ней. Будет спрашивать — скажешь, я велела.

— Мне что, прислуживать дочке мельника? — служанка не успела договорить, как хлесткая пощечина обожгла ее мягкую щеку.

— Мэри! Тебе напомнить, как еще две зимы назад ты хворост из королевского леса таскала? Смеешь перечить своей королеве? Ты останешься в покоях пряхи и проследишь за ее работой. И если завтра утром я не узнаю секрета этой девчонки, то вышвырну тебя из своего замка!

Служанка накрыла холодными руками пылающую отметину королевской милости и побежала за платьем. Нашла белоснежную котту [Котта — туникообразная одежда с узкими рукавами. Надевалась поверх камизы (нижней рубахи).] со множеством мелких серебряных пуговиц на рукавах да темно-зеленое сюрко [Сюрко — в Европе XIV в. вид плечевой женской одежды без рукавов с широкими выемками по бокам. Часто подбивался мехом и украшался вышивкой.], подбитое лисьим мехом и украшенное золотой вышивкой.

К моменту, когда Айлин проснулась, служанка уже приготовила ушитые платья для пира.

— Вы, госпожа, решили день костров проспать? К нашему королю съехались уже все подвластные лэрды! В Самхейн никто не рискует оставаться дома один или задерживаться в дороге. Кальех Варе, королева сидов, уже пустилась в путь, и летят перед ней ледяные ветра.

Айлин взглянула в окно. Ослабленное солнце пыталось дотянуться до горизонта, но запуталось в плотном тумане и стекло масляной кляксой.

«Как только этого скудного света на всех хватает?» — мыслила мельникова дочь, облачаясь в парадные одежды. Но потом вспомнила утренний разговор с королем и загрустила. Надежды на то, что удастся позвать Темного лэрда во второй раз, не было. Он никогда не приходил по ее воле, хоть сам и полагал иначе. А без его помощи ей не справиться, как ни старайся.

«И не сбежишь в Самхейн. Холмы сидов открыты. Попадешь в дивную страну, а потом не выберешься».

— Ее милость, королева Гинерва, приказала мне прислуживать вам, — трещала между тем служанка, — поэтому я останусь в покоях, а вечером помогу подготовиться ко сну и переплести косы.

Айлин на это лишь молча кивнула, не желая разговаривать с подосланной девицей и спорить с монаршей волей. Сердце билось о ребра. Она чувствовала себя птицей, пойманной в силки. Чем больше бьешься, тем сильнее запутываешься. Глупая похвальба отца принесла одни неприятности. То, что король не женится на мельниковой дочери, было ясно, как и то, что ночь темна, а день ясен. В королевстве достаточно благородных дам и влиятельных отцов, чтобы не допустить подобного. Да и королева-мать над троном орлицей вьется, единственного сына оберегает. А потому исполнит Айлин наказ короля или нет, итог один — королевой ей не быть. Разница лишь в том, отправят ли ее с позором домой или отдадут в жены кому-нибудь из лэрдов.