«Интересно, мой вчерашний помощник будет среди королевских гостей?»

Собравшись, Айлин спустилась в зал для пиршеств.

В огромных чертогах сотней зажженных огней пылал праздник. Играла музыка, раскрашивая ночь звуками. Многочисленные гости сидели за густо уставленными столами. Пестрые, шумные, в богатых нарядах. Мужчины в массивных цепях, женщины в высоких, расшитых золотом и драгоценными камнями головных уборах. Рядом сновали собаки, пытаясь заполучить куски посытнее. Одни слуги — юркие, как лесные духи, подносили одно новое блюдо за другим и забирали опустевшие. Другие — нескончаемой рекой подливали в кубки эль.

Рыжебородый король Гарольд в массивной золотой короне восседал за высоким столом. Увидев Айлин, он поднялся. Музыканты тут же смолкли.

— Леди Айлин, приветствую вас, — король вышел из-за стола и, взяв деву за руки, повел на середину зала.

— Здравствуйте, сир, — улыбнулась она в ответ, и Гарольд отметил, что улыбка эта не коснулась девичьих глаз.

— Станцуешь со мной, о прекраснейшая из смертных?

— Не смею вам отказать.

Вновь запели виелы [Виела — струнный смычковый музыкальный инструмент, широко распространенный в средневековой Европе.], загудела волынка. Им вторила колесная лира, звуки которой походили на женский плач. Айлин вспомнила крики банши в день исчезновения матери и прикрыла глаза, нашептывая слова приветствия предкам. В эту ночь они обязательно ее услышат.

— Есть к кому обратиться в Самхейн? — Король поднял согнутую в локте руку кистью вверх, начиная танец. Айлин повторила движение, делая шаг навстречу.

— Каждому, кто не вылизан из куска соли, есть кого помянуть в эту ночь.

— И по ком сегодня плачешь ты? — Гарольд подхватил невесту под тонкую талию, поддерживая ее невысокий прыжок.

— Шестнадцать лет назад исчезла моя мать. В селе говорят, что она ушла к сидам, в Холмы, но отец накануне видел банши, а я слышала их крики, потому мы чтим ее как умершую. — Айлин отдалилась на несколько коротких шагов и присела в аккуратном поклоне. Король, не спеша, обошел ее по кругу и вновь подал руку.

— Ты злишься на меня? — спросил он, неожиданно сменив тему. — За то, что я повторил свое испытание?

Сердце Айлин на мгновение застыло, а после забилось ровно в такт танцу.

— Я справлюсь, сир, — ответила она спокойно.

«Назови мое имя!» — зашелестел откуда-то взявшийся ветер и затушил разом в зале весь свет. Музыка мгновенно стихла.

— Предки услышали наши воззвания! — прогремел Гарольд в полной темноте. — Да славится в веках память о них!

— Да не забудутся их имена! — подхватили гости.

Король сжал руку Айлин и проследовал вместе с ней за стол. В зале постепенно разжигали молодой огонь.

— Ты не ответила мне, — напомнил Гарольд.

— Как я смею злиться на вас, сир? — К их разговору внимательно прислушивалась королева, но Айлин решила не замечать этого.

— Ты была бы в своем праве. Королевское слово ценно именно своим исполнением.

— Что ж, ваша милость, я запомню это.

Правитель раскатисто засмеялся, и его звучный бас разлетелся по залу, заставляя кубки звенеть.

— Но для умелой мастерицы такое испытание не сложнее нитки в иголке, не так ли?

— Ошибаетесь, сир. У каждой магии есть своя цена, и уплачивать ее придется мне.

— Но и награда, согласись, высока. Нечасто судьба дает дочери мельника шанс стать королевой.

Дева хотела было ответить на это замечание, но один из слуг заголосил:

— Спакона [Спа — магическое искусство чтения судьбы (вирда).] Тэрлег стоит у ворот замка.

— Чего же ты ждешь?! — воскликнул Гарольд. — Зови владетельницу судеб, мы окажем ей достойный прием!

Вскоре в зал в сопровождении слуги вошла старая, горбатая, сморщенная ведьма. На ней был темно-синий плащ на завязках, голову покрывала шапка из меха черной кошки, на шее мерцали цветные стеклянные бусы, а на поясе висел большой кошель, в котором старуха хранила кости мелких животных, необходимые ей для ворожбы. В руке спакона держала посох с навершием в виде птичьего черепа.

— Садись, спакона Тэрлег, ближе к теплу камина, отведай душистый эль да похлебку из сердец всех животных, что есть на нашем столе. Обогрейся и отдохни, а после прошу: окинь своим взглядом эту залу и людей, собравшихся в ней, да расскажи всякому, кому посчитаешь нужным, его судьбу. А я щедро одарю тебя.

Рассмеялась спакона, напоказ выставив кривые зубы, достала железный нож с поломанной рукоятью и выудила первый кусок сердца из предложенной похлебки, съела его и, не торопясь, ответила:

— Тебе ли не знать, младший сын короля, что ведуний одаривают лишь за благие вести, но у меня их для тебя мало. А потому сделаем так: сегодня я отвечу любому, кто решится задать мне вопрос, а потом отдаст все, что бы я ни попросила.

Айлин повела плечами, избавляясь от поднявшегося по спине холода. Ведь платой за предсказанный вирд [Вирд — судьба. Судьбой, согласно скандинавской мифологии, заведуют три норны: Урд, Верданди, Скульд.] могло стать все что угодно, вплоть до нерожденного дитя.

Желающих и впрямь оказалось немного. Молодой король, дабы своим примером показать подданным, что не страшится грядущего, первым подошел к спаконе.

— Скажи, всеведающая, что ожидает меня в будущем? Долго ли править мне землями отца и когда ждать наследника?

Спакона пожевала губу и задумчиво произнесла:

— Неужто, младший сын короля, ты истинно полагаешь, что самостоятельно правишь землями отца? Увы, тогда у меня не будет добрых вестей. Твоя нить спрядена задолго до твоего рождения и оплачена высокой ценой. На троне ты просидишь, пока Бернамский лес не подойдет к воротам этого замка. А чтобы узнать о наследнике, нужно хотя бы жениться.

Король усмехнулся: Бернамский лес начинался почти в десяти милях от города и с его стороны постоянно вырубался, так что вряд ли он когда-либо мог дойти до его замка. Да и с наследником старуха права, сперва нужно обзавестись невестой. Гарольд зацепил взглядом Айлин. Что бы ни думала матушка, он уже считал эту деву жемчужиной своей сокровищницы.

— Добро, мудрая Тэрлег. Что ты хочешь в дар за свои слова?

— Отдай мне чашу, из которой поили тебя в тот день, когда ты появился на свет.

— Это семейная реликвия! — воскликнула молчавшая до этого Гинерва.

— Но она уже не пригодна для ритуала, не так ли, королева без сердца? — Ведунья взглянула ясными голубыми глазами на побледневшую женщину и улыбнулась, вновь обнажая кривые зубы. Гарольд подал рукой знак, и королевский постельничий незаметно удалился из зала.

— А ты, дитя, отчего молчишь? Неужто не желаешь знать, что тебя ждет? — Старуха повернулась к Айлин.

— Нет, почтенная! — было ей ответом.

— Неужели у тебя нет вопроса, на который ты желала бы получить ответ? — не унималась спакона.

— Вопросов у меня, что лососей в пруду, но нет ничего такого, чем бы я могла пожертвовать, чтобы узнать судьбу, отвратить которую не в силах.

— А ты умна, — расхохоталась ведьма, и бусы на ее шее в согласии зазвенели. — Знай же, твой вирд еще прядется и краски для его нитей не выбраны. Спрашивай, и клянусь самой длинной ночью, что не возьму ничего сверх того, что ты сама мне пожелаешь отдать.

— Будь по-твоему! — Айлин подобралась, как перед прыжком. — Скажи, мудрейшая, быть ли мне королевой?

Старуха покачала головой.

— Ох, не о том ты меня спросить хотела, ну да ладно, встретимся. Время наговориться у нас еще будет. Ты станешь королевой, дитя, если назовешь имя и сможешь удержать свое счастье, в каком бы виде оно перед тобой ни предстало.

Айлин поймала себя на том, что облегченно выдохнула. Предсказание спаконы слышали все, а значит, мало найдется смельчаков, решивших пойти против воли богов. Что ж, значит, надо выполнить обещание и спрясть эту нидхеггову нить.

— Спасибо, мудрая Тэрлег, я услышала и запомнила твои слова. Что же ты пожелаешь за них?

— Дай мне шелковый кошель, в котором лежали дары твоей матери. Все равно ты лишишься сегодня последнего из них, — мягко улыбнулась ведунья, и Айлин молча отвязала от пояса матушкин подарок.