— Мэллори, Дарси только что пукнула на меня!
— Нет, это Сабрина по собственной дурости находилась рядом с моей задницей!
Я самозабвенно слизываю с ложки купленную по скидке «Нутеллу» и представляю, как добавляю в кашу жидкость для снятия лака. Всего ложечку. Или, может, две.
Побочным эффектом станет внезапная кончина двух людей, которых я люблю, как никого на свете. Но сколько плюсов! Больше никаких полуночных нападений на пальцы моих ног от Голиафа, который, не исключено, болеет бешенством. И никаких скандалов, что я постирала розовый лифчик Сабрины, положила его не туда или вовсе украла и отказываюсь сообщать его координаты. Никаких вездесущих постеров с Тимоти Шаламе, с которых он крипово пялится на меня. Только я и моя острая заточка в благословенной тишине тюремной камеры Нью-Джерси.
— Мэллори, Дарси ведет себя как полная какашка…
Я роняю ложку и марширую в сторону ванной. Это всего три шага, потому что поместье Гринлифов совсем крошечное и стоит сущие гроши.
— Если вы двое не заткнетесь, — говорю я своим крутым, хриплым голосом, который бывает у меня только в восемь утра, — я отведу вас на фермерский рынок и обменяю на самый сладкий виноград, который смогу найти.
В прошлом году случилось нечто странное: буквально за ночь мои два маленьких сладеньких пельмешка из лучших друзей превратились во враждующих болотных ведьм. Сабрине исполнилось четырнадцать — и она стала делать вид, что слишком крута, чтобы быть нашей родственницей. Дарси же исполнилось двенадцать — и… ох. Дарси осталась такой же, какой была. Всегда носом в книжку, развитая не по годам и слишком много замечает. Мне кажется, именно по этой причине Сабрина на свои карманные деньги купила новый замок и вышвырнула сестру из их общей комнаты. (Я впустила Дарси к себе — отсюда и «эффект Моны Лизы» [Ощущение, что за тобой наблюдает неживой объект художественного произведения.]: Тимоти Шаламе и последовавшие за этим приступы бешенства.)
— О боже, — Дарси закатывает глаза. — Расслабься, Мэллори.
— Да, Мэллори, разожми булки.
Ах да, эти неблагодарные отлично ладят, когда необходимо объединиться против меня. Мама говорит, что это переходный возраст. Я склоняюсь к тому, что они одержимы демонами. Но кто знает? В чем я уверена наверняка, так это в том, что мольбы, слезы или рациональные аргументы не самые эффективные способы привести их в чувство. Они цепляются за любое проявление слабости, и все заканчивается шантажом, после которого мне приходится покупать им нелепые вещи типа подушки с Эдом Шираном или магистерской шапочки для морской свинки. Мой девиз: «Доминируй через страх». Никаких переговоров с этими гормонально нестабильными анархистками, которые чуют кровь почище акул.
Божечки, я люблю их так сильно, что готова зарыдать.
— Мама спит, — шиплю я. — Клянусь, если вы не будете вести себя тихо, я напишу «вонючий хрен» и «полная какашка» у вас на лбу перманентным маркером и отправлю на улицу в таком виде.
— Предлагаю еще раз подумать об этом, — заявляет Дарси, тыкая в меня своей зубной щеткой, — или мы сообщим в Службу защиты детей.
Сабрина кивает:
— Может быть, даже в полицию.
— Может ли она позволить себе адвоката?
— Сомневаюсь. Удачи с выгоревшим на работе, низкооплачиваемым адвокатом, которого назначит тебе суд, Мэл.
Я опираюсь на дверной косяк:
— Ну, вы теперь хотя бы в чем-то согласны друг с другом.
— Мы много в чем согласны. Например, в том, что Дарси — вонючий хрен.
— Сама такая! А еще ты шлюха!
— Если разбудите маму, — грожу я, — я вас обеих спущу в унитаз…
— Я не сплю! Не стоит засорять трубы, дорогая.
Я оглядываюсь. Мама на нетвердых ногах идет по коридору, и внутри у меня все переворачивается. В последний месяц по утрам ей стало особенно тяжело. Да что уж говорить, все лето я наблюдала за ее мучениями. Мельком смотрю на Дарси и Сабрину — обе, к их чести, выглядят виноватыми.
— Раз уж я встала вместе с цыплятками, могу хотя бы обнять своих матрешечек?
Мама любит шутить, что мы с сестрами уменьшенные копии друг друга: пепельные волосы, темно-голубые глаза, румяные овальные личики. Правда, Дарси достались все веснушки, Сабрина полностью приняла свою эстетику «Виско» [Эстетика «Виско» (англ. VSCO) — стиль, вдохновленный одноименным приложением для обработки фото.], а что касается меня… Если бы в «Гудвиле» не было столько дешевой одежды в стиле бохо, я бы не была живым косплеем Алексис Роуз [Алексис Клэр Роуз — персонаж канадского сериала «Бухта Шитта» (2015–2020), избалованная светская львица.].
И все же нет сомнений, что все трое девчонок Гринлиф сделаны из одного теста; мы не слишком похожи на маму с ее загорелой кожей и поседевшими волосами, некогда темными. Если она и думает о том, что мы все пошли в отца, то никогда об этом не говорит.
— Почему вы вообще встали? — спрашивает она, поцеловав Дарси в лоб и поворачиваясь к Сабрине. — У вас тренировка?
Сабрина напрягается.
— Мои начнутся только на следующей неделе. Хотя есть шанс не попасть на них, если кое-кто не удосужится записать меня в лагерь Ассоциации роллер-дерби. Это нужно сделать до следующей пятницы.
— Все оплачу вовремя, — заверяю я.
Она смотрит на меня с максимальным скепсисом и недоверием. Будто я много раз разбивала ей сердце своей ничтожной зарплатой автомеханика.
— Почему ты не можешь заплатить сейчас?
— Потому что мне нравится играть с тобой, как пауку со своей жертвой.
И потому что мне нужно отработать еще несколько смен в гараже, чтобы накопить нужную сумму.
Сабрина щурится:
— У тебя нет денег, да?
Мое сердце пропускает удар.
— Конечно есть.
— Я уже почти взрослая. А Маккензи давно работает в этом месте с замороженным йогуртом, так что я могла бы спросить у нее…
— Никакая ты не взрослая. — Мысль о том, что Сабрине придется беспокоиться о деньгах, причиняет мне физическую боль. — Ходят слухи, что ты полная какашка.
— Раз уж мы заговорили о том, что нам нужно, — вмешивается Дарси с полным ртом зубной пасты, — Голиафу все еще одиноко без подружки.
— М-м-м, — я прикидываю количество отходов, которое смогут произвести два Голиафа. Фу. — В любом случае Истон любезно предложила отвезти вас в лагерь на следующей неделе. Я не буду просить вас хорошо себя вести. Даже сносно не буду. Потому что мне нравится ее выбешивать. Не благодарите.
Я выхожу из ванной, но перед этим замечаю, как сестры обмениваются удивленными взглядами. Их сильная любовь к Истон осталась в прошлом.
— Выглядишь очень мило сегодня, — говорит мне мама на кухне.
— Спасибочки, — я обнажаю зубы. — Воспользовалась зубной нитью.
— Шикарно. Может, еще и душ приняла?
— Воу, угомонись. Я тебе не модный инфлюенсер.
Она хихикает:
— Ты сегодня не в костюме.
— Это называется комбинезон, но спасибо за комплимент.
Я смотрю вниз на свою белую футболку, заправленную в ярко-желтую юбку с вышивкой.
— Я не собираюсь в гараж.
— Свидание? Давно ты на них не ходила.
— Никаких свиданий. Я обещала Истон, что… — замолкаю.
Мама чудесная. Самый добрый, терпеливый родитель из всех, что я знаю. Она бы не возражала, если бы я сказала ей, что иду на шахматный турнир. Но сегодня она взяла трость. Ее суставы выглядят набухшими и воспаленными. И я не произносила при ней слова на букву «ш» уже три года. Зачем ломать рекорд?
— Она уезжает в Боулдер через пару недель, так что мы поедем потусить в Нью-Йорк.
Мамино лицо мрачнеет.
— Мне бы так хотелось, чтобы ты еще раз подумала о том, чтобы продолжить учебу…
— Ну, ма-ам, — ною я обиженным тоном.
Методом проб и ошибок я пришла к лучшему способу заставить маму поменять тему. Обычно я говорю, что вообще не хочу в колледж и меня ранит, что она не уважает мой выбор. Возможно, это не совсем правда, да и я не в восторге, что приходится врать, но все ради маминого блага. Не хочу, чтобы кто-то в моей семье думал, что чем-то мне обязан, или чувствовал вину за мои решения. Так не должно быть, потому что я знаю, на что иду.
И если кого-то здесь можно винить, то только меня.
— Хорошо. Прости, пожалуйста. Я очень рада, что ты проведешь время с Истон.
— Правда?
— Конечно. Это твоя юность. Делай все, что делают другие девчонки, когда им восемнадцать, — мама задумчиво смотрит на меня. — Я просто рада, что у тебя выходной. Живем много раз, все такое.
— Правильно говорить «живем один раз», мам.
— Уверена?
Я смеюсь и, подхватывая сумочку, целую ее в щеку.
— Буду к вечеру. Ничего, что я оставляю тебя с этими мартышками? В холодильнике есть кое-что готовое. Сабрина была абсолютной занозой на прошлой неделе, так что если Маккензи или кто-то из друзей пригласит ее к себе домой, то не пускай.
Мама вздыхает:
— Ты помнишь, что тоже моя дочь? Ты не должна воспитывать их вместо меня.
— Эй, — я притворно улыбаюсь. — Я что, плохо справляюсь? Может, мне добавить седативного в завтрак маленьких гарпий?
Я так хочу, чтобы мама снова засмеялась, но она лишь качает головой:
— Мне не нравится, что я удивлена, когда ты берешь выходной для себя. Или что Сабрина смотрит в твою сторону, когда ей нужны деньги. Это не…
— Мама. Мам, — я улыбаюсь как можно более искренне. — Честное слово, все в порядке.
На самом деле, наверное, нет. Не в порядке.