Глава 4

— Просыпайся! — Меня вырывают из отключки, приводя в чувства несколькими несильными ударами. — С тобой хотят побеседовать.

С трудом разодрав заплывшие глаза, вылавливаю две фигуры, которые не сразу становятся чёткими. Передо мной глава Организации, восседающий в большом кожаном кресле, которого раньше здесь точно не было, и «правая рука», благодаря которой я теперь похож на кусок окровавленного мяса. Кровь засохла, неприятно стягивая кожу. Несколько раз приходил в сознание, осматривая помещение и убеждаясь, что один. Сколько прошло, времени не знаю, но не почувствовал, как меня подвесили на крюк под потолком вместо боксёрской груши.

— Итак, Гай, мы получили результаты экспертизы обследования моей дочери: половой контакт был, что подтверждается смесью твоих и её выделений. Также имеется дополнение, — показывает лист, — «видимые множественные повреждения половых органов, нарушение девственной плевы», — читает с листа, бросая на меня вопросительные взгляды.

Девственной? Я не проверял, но что-то мне подсказывает, что Алина давно не девочка и ведёт активную половую жизнь. И, видимо, осознав это, усмехаюсь, потому как по рёбрам прилетает серия ударов, перекрывающих дыхание.

— Я сказал что-то смешное? — Фелер подаётся вперёд, ожидая моего ответа.

— Да. Ваша дочь настойчиво рвалась на мой член, но получила отказ. Дважды. Ночью я отключился, предполагаю, потому, что она добавила что-то в воду. Проснулся утром.

— То есть, ты сейчас утверждаешь, что моя скромная девочка тебя сама выебала? — Поднимается, подскакивая и размахивая перед моим лицом листами бумаги.

— Именно так.

И я бы мог утверждать обратное, согласившись с обвинениями, но в этом случае попрощаюсь с жизнью сразу. Несогласие со сказанным девчонкой даёт шанс на сомнения Фелера. Уверен, определение «скромная» в отношении Алины не подходит, и не видеть этого он не может.

— А что скажешь на это?

Мужик открывает ноутбук, приближая и нажимая «play». Коридор отеля, в котором появляется полуголая босая Алина. Выскакивает из номера, бежит, размахивая руками. Дальше холл, где администратор спешит ей на помощь, уводя в боковую дверь и поддерживая, чтобы она не упала. На груди и животе отчётливо видны порезы и кровь, которую она растирает ладонями. Вот почему работник отеля задавал Алине вопросы и странно на меня смотрела. Но в ванной я не увидел ни следов крови, ни полотенца, в котором Алина запечатлена на видео. Выбросила? Засунула в чемодан? Я спал, а у ней было дохрена времени, чтобы нанести себя увечья и пробежаться по коридорам. Картинка меняется, возвращая в коридор, где девчонка демонстративно долбится в дверь номера.

— Ты вытолкал её и оставил в коридоре, — цедит над ухом мужик. — Она звонила тебе и умоляла открыть.

— Я спал. Моего номера у неё нет.

— Есть. Она утверждает, что ты дал его сам, чтобы она могла связаться с тобой после выполнения заказа. И распечатка звонков показывает, что она говорит правду.

Перед моим лицом появляется лист, где отображены звонки на мой номер с неизвестного. Двенадцать входящих, которые остались без ответа. И тут всё просто: разблокировала, приложив мой палец, и посмотрела номер. Мысленно перебираю, куда ещё могла залезть, но всё остальное скрыто цифровым паролем, и тут вариантов покопаться не было.

— У меня вопрос, — обращаюсь к Фелеру. — Мне позвонил «оператор» и предложил взять заказ. Последний номер перед входящими вашей дочери.

— Заказ предложили Перевозчику, который был свободен и находился недалеко от Алины. Требовалась её доставка в кратчайшие сроки.

— Случайный человек? — удивлённо смотрю на Фелера. — Дочери, вы могли подобрать кого-то более надёжного.

— Перед помолвкой она решила поехать к подруге, потому что уже через несколько дней отправилась бы в другую страну. Жених приехал раньше озвученного срока на день.

— Почему не самолёт?

— Не хотел привлекать внимание, к тому же у Алины с собой было дорогое украшение. Оно привлекло бы внимание на досмотре и вызвало ненужные вопросы.

А ещё у неё была какая-то хрень, вырубившая меня на долгих девять часов.

— Как по нотам… — задумчиво смотрю на помощника, а затем на Фелера, понимая, что я был частью какого-то плана, который сегодня станет причиной моей смерти. — Вот только почему это так важно? Если она была кому-то предназначена, то изнасилование, которого не было, не должно помешать.

— Ты не понял, Гай, — Фелер поднимается, чтобы приблизиться ко мне, испепеляя взглядом холодных серых глаз, — жених — турок. И для него важно, чтобы будущая жена была невинна. Что и было до тех пор, пока ты не залез на мою дочь.

Его пятерня оказывается на моей шее, сжимая и отбирая кислород, который и так поступает неравномерно из-за полученных травм.

— А тот факт, что в ней нет ничего настоящего, его не смущает? — хриплю, с трудом выдавливая каждое слово.

— Ты, сука, мало того что силой взял мою дочь, ещё и морду воротишь?

— Исключительно констатация факта.

— Все изменения Алины — особые пожелания будущего мужа, и по совместительству делового партнёра. — Отмечаю едва заметную улыбку помощника, которую он вовремя прикрывает ладонью. — Знаешь, ты сорвал сделку, которая планировалась четыре месяца, испортив доставляемую посылку, и я желаю возмещения ущерба. Конкретно в твоём случае, компенсация будет перекрыта смертью, а в правила внесено дополнение, как напоминание для всех Перевозчиков, что ошибки иногда могут стоить жизни. — Ладонь исчезает, а я с жадностью вдыхаю кислород, надеясь, что человек, который создал сложную сеть, существующую почти двадцать лет, поймёт, что дочь примитивно его объебала. — Заканчивай, — сигнал помощнику, который мечется в томительном ожидании, и похороны моих надежд.

Где-то в боку пронзает обжигающей болью. И это не кастет, а нечто острое и проникающее под рёбра. Отключаюсь от боли, наслаждаясь темнотой и блаженной пустотой, но меня вновь приводят в чувства, выплеснув в лицо воду. И теперь передо мной лишь помощник, с наслаждением размахивающий перед лицом тычковым ножом, который спокойно помещается в ладони.

Впиваясь взглядом и зафиксировав мою голову одной рукой, второй медленно вводит лезвие, наслаждаясь моим перекошенным от боли лицом, и как, мне кажется, упиваясь страданиями. И как только лезвие входит по рукоять, проворачивает, вызвав мой хрип. Резко вытаскивает, позволяя опомниться. Поднимаю веки, утыкаясь взглядом в пол, а затем смотрю выше, наблюдая его стояк. Боль, доставляемая мне, его возбуждает. И сейчас передо мной садист, получающий удовольствие от физических издевательств. Фелер понимает, кто находится в непосредственной близости от его семьи? А дальше этот вопрос растворяется в новой порции разрывающей агонии, заполняющей тело и не позволяющей сосредоточиться на чём-то ином.

Вновь теряю сознание, а придя в себя, вижу Алину, которая жадно осматривает меня, облизываясь и насыщаясь картинкой окровавленного полуживого тела. Её взгляд подобен тому, с каким на меня смотрел помощник Фелера, нанося всё новые увечья. И сейчас понимаю, что она не только сама себе нанесла раны, но и получила при этом удовольствие, совместив приятное с необходимым. Больной ублюдок, истязающий моё тело, пригласил её насладиться «прекрасной» картинкой.

Ничего не говорю, потому сил издавать звуки нет, а рот наполнен кровью, которую я не в состоянии сплюнуть. Моё внимание приковывает движение её пальцев, которыми она перебирает небольшой кулон в виде птицы. Той самой, что мерещилась мне. И теперь я знаю, что это был не сон, а реальность, которую создала Алина, а кулон — подтверждение, отпечатавшееся множеством разноцветных камней. Где-то на задворках памяти всплывает уверенность, что вещицу я уже когда-то видел. Или же мысли сплелись в огромный клубок фактов и предположений, реальности и иллюзии? И это последнее, что я запоминаю, потому что раздирающая боль заставляет закрыть глаза.

Прихожу в себя частично, различая лишь отдельные звуки и несколько мужских голосов. Оказываюсь на чём-то твёрдом, делаю попытку перевернуться, но ограничения не позволяют вытянуть ноги. Рёв мотора и визг тормозов даёт понимание, что я в машине, и, скорее всего, в багажнике. Меня добьют не здесь, оставив труп в отдалённом месте и не позволив найти сразу.

— Живой? — несильные удары по лицу возвращают в реальность, которой я не рад. — Глаза открой.

Подчиняюсь, чтобы увидеть незнакомое лицо. Черты смазываются, а голос звучит приглушённо, но я замечаю глубокий шрам, вероятно, оставшийся после исправления «заячьей губы». Меня куда-то тащат, пытаются поставить на ноги, которые не слушаются, но всё же исполняют задуманное.

— Стой, — следующее указание.

Не знаю, исполнил ли его, но кажется, что я в вертикальном положении. Не чувствую тела, превратившееся в один сплошной оголённый нерв, перекатывающий импульсы из одной точки в другую. Кажется, заводят руки за спину и раздаётся щелчок. Дёргаю конечностями, и не сразу понимаю, что их сковали наручниками.

— А теперь беги, — слышу выкрик и не могу пошевелиться.