В их доме практически не бывало мужчин. Отца Ноэль совершенно не помнил, знал только мистера Доббса, что сдавал им жилье, и Шарля — мальчишку-посыльного из бакалейной лавки на углу. Он приносил им по вторникам корзинку с яйцами и молоком, а по пятницам — с сыром и зеленью.

Иногда они с матерью ходили гулять в городской парк, расположенный неподалеку. Там бил фонтан, сделанный в виде дельфина, а вокруг него стояли деревянные лавочки, на которых сидели старички и старушки. Они подкармливали хлебом голубей, что в жару плескались в фонтане.

Но зима спрятала лавочки под снеговым покрывалом. Вода в фонтане замерзла. Куда-то исчезли все старики, а парк стал пустым и холодным.

И Ноэлю уже совсем не хотелось туда ходить. Ему больше нравилось сидеть у камина, слушая, как потрескивают дрова, и следить за танцем маленьких огненных фей.

Мама сказала, что это саламандры. Духи огня. И что только особые люди могут их разглядеть. Такие, как он и как она. Те, кто родился с Даром.

Ноэль уже знал, что ни мистер Доббс, ни Шарль, ни добрая Катарина, от которой вкусно пахнет сладкими леденцами и ванильными булочками, саламандр не видят. Они не видят ни прозрачных сильфид, что кружат в небе стайкой стрекоз, ни дриад с волосами цвета первой листвы и искрящимися изумрудными крылышками.

И с ними об этом нельзя говорить. Потому что есть мир тайный, созданный для таких, как Ноэль и его мама. А есть мир явный. Тот, что существует для всех.

Но сейчас в поле зрения мальчика появилось новое действующее лицо. Незнакомец с жестким, будто высеченным из камня лицом. У него светлые волосы, но не такие светлые, как у мамы. Черные брови, черный мундир, красный плащ и красивые блестящие пуговицы, на каждой из которых выдавлен двуглавый лев.

Только увидев их, Ноэль понял, что должен заполучить это сокровище! Он даже сжал вспотевшие от волнения кулачки.

Мама назвала гостя сударем, значит это очень важный человек. Важнее, чем мистер Доббс. Вряд ли он захочет поделиться своими красивыми пуговицами с простым мальчиком.

Но ведь их у него очень много! Зачем ему столько?

Ноэль мысленно сосчитал: больше, чем пальчиков у него на руках. Он не знал точное количество, потому что больше десяти считать не умел. Конечно, можно было выпростать руку из материнской хватки, сесть на пол и снять носки. Тогда пальчиков стало бы больше…

Но Ноэль постеснялся. Вдруг этот сударь решит, что он совсем глупый мальчик?

В маленькой столовой мать наконец-то отпустила его. Ноэль тут же залез в плетеное кресло, спрятался за спинкой и теперь подглядывал в дырочку.

Незнакомец, назвавшийся Йеванном Райсом, лишь мельком взглянул на него. Он больше смотрел на маму, и маме это очень не нравилось.

Даже сейчас, когда она перебирала бокалы в буфете, Ноэль чувствовал странное напряжение между ними. Странный гость не сводил с нее глаз. Холодных. Оценивающих. Он не вошел в столовую, остановился в дверях, привалившись плечом к косяку. И безотрывно смотрел на нее.

Ноэль проследил за его взглядом.

Мама казалась обычной. Такой, как всегда. Привычный шиньон, волосы гладко зачесаны, открывая высокий лоб; тонкая шея. Только руки немного дрожат, да в голосе слышно волнение. Будто мама боится чего-то. Или злится.

Ноэль знал этот голос. Однажды, когда он впервые увидел огненных фей и захотел их поймать, то сунул руку в камин и сильно обжегся. Тогда он громко кричал от боли. И когда мама схватила его, у нее был точно такой же голос. Тихий и напряженный.

Таким голосом она говорит с Катариной, когда отчитывает ее. И с мистером Доббсом, когда он приходит к ним за арендной платой. И когда на улице кто-то вдруг окликает ее…

— Ваш бренди.

Ноэль проследил, как мама поставила на стол бокал с коричневой жидкостью. Он узнал ее по запаху. Это была та самая жидкость, которой мама растирала его, когда он болел.

Гость оторвался от косяка, неторопливо прошел к столу. Взял бокал и понюхал его содержимое.

— Думаете, я решила вас отравить?

— Нет, конечно, вы же знаете, что это бессмысленно.

***

Йеванн сделал глоток. Покатал бренди на языке.

Дерьмовый напиток.

И неожиданно для самого себя заговорил:

— Я все думал, что скажу, когда найду тебя. У меня было достаточно времени, чтобы решить, какие именно это будут слова.

Дея промолчала. Ее неприятно царапнула его фамильярность, но она и виду не подала. Только глаза опустила.

— Вижу, тебе это неинтересно, — он зло усмехнулся и залпом опустошил бокал. — Но ты же узнала меня, не так ли? Узнала, едва увидела. И напомнила, что я тебе должен.

Она холодно пожала плечами:

— Нет, вы мне ничего не должны. Это было мое решение. И мне за него отвечать.

Она уже успокоилась. Почти.

Однажды это должно было случиться. Так почему не сейчас?

— Так вот как ты это воспринимаешь, — он усмехнулся. — Что ж, так даже лучше. Будем считать, что я твое наказание.

Она сжала руки. Сжала так, что побелели костяшки пальцев, а в груди заныло беспокойное сердце.

Если бы он только знал, как близки его слова к истине! Если бы только знал, сколько раз она корила себя за то, что не прошла тогда мимо, не оставила его умирать! Сколько ночей проревела в подушку, проклиная свою судьбу и свой Дар. И как возненавидела себя за то, что не удержала Бертрана.

Ведь тогда, два года назад, стражи пришли за ней. Не за ним. Но Берт не дал ей сказать ни слова. Он сознался, что использовал Дар, и его забрали… забрали…

— Я сразу понял, что это не он, — голос Йеванна прервал ее мысли. — Я хоть и лежал тогда в отключке, но запомнил, что рядом со мной была женщина. Молоденькая девушка со светлыми волосами. В предсмертном бреду мне казалось, что это ангельский ореол.

Дознаватель задумчиво посмотрел на пустой бокал и поставил его на стол.

— Но когда за тобой вернулись, дом был уже пуст. Ты сбежала.

— Почему император приказал вам жениться на мне? — прошептала Дея, не глядя на него. — Ведь вам тоже это не нравится.

— Так заметно? — Он хмыкнул. — Кто я такой, чтобы оспаривать приказы монарха?

— И все же?

— Большей частью из-за твоего Дара. Венарий знает, что ты последняя из Вейлиссов. Он надеется, что один из наших детей унаследует твою способность возвращать умерших и пробуждать древнюю кровь.

Она посмотрела на него с искренним удивлением.

— Но я не умею поднимать мертвецов! Я не некромант.

— Разве я упомянул некромантию? — Он снова усмехнулся. Отчаянно. Зло. — О нет, я сказал «возвращать умерших». Так, как вернула меня. Ты разве не знала?

В ее глазах плескалась настоящая паника.

Йеванн понял: она не врет, не играет. Действительно не знала, не заметила, что он тогда умер! Его душа покинула тело, но эта девушка своими руками, своим бесценным Даром не позволила ей отлететь. Вернула назад из мира Теней. Привязала к бренному телу…

И разбудила спящее в нем чудовище…

Лучше бы она дала ему умереть.

Глава 3

— Ох, что же теперь с нами будет, миледи? — причитала Катарина, укладывая вещи в сундуки и саквояжи. — Как же так? О, Праматерь Эола, спаси нас, грешных, и сохрани…

Дея не слушала. Она сидела на кровати, уронив руки на колени, и смотрела в одну точку. Её разум терзали тысячи мыслей, но среди них выделялась одна: по законам Иллурии она супруга дознавателя. Не просто дознавателя — темного мага. Больше того, демона-полукровки! Она поняла, кто он, едва заглянула в его глаза.

Это немыслимо!

Светлая ворожея, целительница — и полудемон!

За всю историю Объединенной Империи еще не случалось подобного мезальянса.

Застонав, она сжала виски.

Да этот брак хуже, чем мезальянс! Только извращенная фантазия Венария могла такое придумать! И для чего? Освятить брак целительницы и полудемона в надежде, что кто-то из их детей сможет возвращать мертвых?

Нет, никогда!

Дея шумно вздохнула.

Она сильная. Она справится. Она прямо сейчас пойдет к нему и поговорит.

Йеванн и сам понимает, что их брак невозможен. Невозможно скрестить гадюку с ужом, хоть они оба змеи!

К тому же, она не собирается снимать вдовье платье и нарушать обет, данный над могилой Бертрана. Он пожертвовал собой ради них. Ради нее и Ноэля. Как она может осквернить его память?

Но ради спокойствия сына она сделает вид, что смирилась. Последует за Райсом, куда он прикажет. Будет играть роль его жены.

Нужно лишь прочертить между ними границы. Установить правила.

Да, так будет лучше всего.

— Миледи? — испуганный голос Катарины оторвал ее от печальных мыслей.

Дея вскинула голову.

— Я уложила ваши вещи и вещи милорда Ноэля, — сообщила горничная, утирая слезы кончиком фартучка. — Скажите, мне будет позволено отправиться с вами?

Дея медленно покачала головой и призналась:

— Не знаю. Прости, Катарина, я ничего не знаю. Мне нужно переговорить с… — это слово не желало слетать с ее губ. Но перед глазами стоял брачный договор, его строчки пылали, словно выжженные каленым железом. — С нашим гостем.

Сколько она тут просидела? Солнце уже перевалило за полдень и запуталось в голых ветках старого вяза…