— Где Ноэль?
— Он спит, миледи. Я покормила его обедом и уложила.
— А наш гость?
— Он в гостиной, — Катарина понизила голос до шепота, будто дознаватель мог услышать ее, — приказал подать ему целую баранью ногу и бутылку артьенского вина!
— Артьенского? — Дея постаралась сосредоточиться, но смысл слов от нее ускользал. — Оно же баснословно дорогое!
— А я о чем! — горничная была рада посплетничать. — Дал мне целый фортин! И сдачу сказал оставить себе! Вот.
Она разжала ладонь, в которой тускло блеснули две медные монетки.
Дея завороженно уставилась на монеты.
Этот Райс так богат, что швыряет деньги без счета? Золотой фортин — монета, которую она не держала в руках с тех пор, как отдала последние сбережения за возможность пересечь границу Шенвейса и купить временное гражданство. Теперь ее средства ограничивались серебряными лирами да медными сье, которые приходилось зарабатывать собственным трудом.
Нет, Дея не прислуживала в трактирах, не разносила деревянные кружки с элем и не мыла полы. Она даже не пошла в содержанки, о чём ей не раз намекал мистер Доббс, глядя на нее сальными глазками. Она вспомнила, чему их учили в монастыре, и стала белошвейкой. А еще научилась плести кружева, которые расходились среди местных кумушек как горячие пирожки.
Да, ее нежные пальцы были исколоты иголками, а спина зачастую болела так нестерпимо, что приходилось просить Катарину размять позвоночник. Но несмотря на все трудности, целых два года она была относительно довольна.
Ее сынишка ни в чем не нуждался. Они снимали этот милый домик на окраине Рузанны, могли позволить себе мясо по субботам и рыбу по четвергам, а еще книжки с картинками, деревянных лошадок и много чего еще, что так нравится маленьким мальчикам.
Но три месяца назад все изменилось. В соседнем квартале открылось модное ателье, а за ним и магазин готовой одежды. Часть клиенток ушли туда, а те, что остались, стали требовать скидки.
Заказов становилось все меньше, денег тоже. Дея залезла в долги.
А теперь должна даже служанке.
— Возьмите, миледи, — Катарина протянула ей медные сье.
Сердце Деи болезненно сжалось. Эти монетки могли бы покрыть долг за молоко или яйца…
Но она нашла в себе силы покачать головой:
— Нет, он сказал, чтобы ты оставила сдачу себе. К тому же, я и так задолжала тебе жалованье за прошлую неделю.
Дея поднялась, чуть пошатываясь от внезапно нахлынувшей слабости. Оперлась на спинку кровати.
— Но, миледи…
— Все хорошо. Не переживай об этом. Лучше позаботься об ужине, раз наш гость так любит поесть.
— Накрывать на троих?
Дея уже была в дверях, когда ее нагнал этот вопрос. Она замерла, вцепившись пальцами в медную ручку. Качнула головой:
— Нет, мы с Ноэлем поужинаем у меня. А гостю… гостю накрой в столовой.
Она просто не сможет есть с ним за одним столом. Это выше ее сил.
***
Дея заглянула в комнату сына. На цыпочках подошла к детской кроватке.
Ноэль крепко спал, раскинув в стороны сжатые кулачки. Катарина задернула шторы, чтобы ему не мешал дневной свет.
Дея нагнулась и осторожно прижалась губами к пухлой щечке ребенка. Вдохнула его запах. Закрыла глаза.
Да, это именно то, ради чего стоит жить. И стоит мириться. И стоит забыть о себе.
Частичка Бертрана. Все, что осталось ей от прошлого и недолгого семейного счастья.
Дея никогда не думала о своих чувствах к мужу. О том, что испытывает к нему. Детство прошло в сиротском приюте при храме Праматери, а в шестнадцать лет игуменья выдала ее замуж за первого, кто заплатил достаточный взнос за невесту. Им оказался Бертран Девилье — тридцатилетний аптекарь.
Девушки из приюта Эолы Великой очень ценились как покладистые и покорные жены.
Но Дее сказочно повезло. Бертран оказался хорошим человеком. Добрым и нежным. Впервые после смерти родителей она почувствовала себя окруженной заботой.
Он ни к чему ее не принуждал. Два года ухаживал так робко и деликатно, словно она была хрупким цветком, готовым сломаться от малейшего ветра. Два года ждал. И Дея сдалась. Оттаяла сердцем. Отогрелась в его руках. Приняла своим мужем.
А потом появился Ноэль. Для нее это стало маленьким чудом. Таким же естественным и необъяснимым, как звезды, что по ночам сияют на небе.
Только потеряв Бертрана, единственного человека, который о ней заботился, Дея поняла, что обязана ему всем, что имеет. Всем, что было хорошего в ее жизни.
Ее сердце сдавили горе и скорбь.
Вот уже два года она бережно хранит память о муже. Но сегодня ее впервые поцеловал другой мужчина. Поцеловал грубо, зло, не скрывая своего отношения к ней. Она должна ненавидеть его за это! Должна! Тем более он косвенно виноват во всем, что случилось.
Она прикоснулась к своим губам, невольно вспоминая вкус этого поцелуя. И почувствовала, как внутри разливается странный жар.
Взгляд затуманился, ноги задрожали.
Она потрясла головой, прогоняя внезапную слабость.
Что с ней такое? Он ее чем-то околдовал?
Дея не знала и не хотела этого знать. Но на могиле Бертрана она поклялась, что ни один мужчина в мире не коснется ее. Ни один не снимет с нее вдовье платье.
Теперь она собиралась сдержать свою клятву.
***
Йеванна не оказалось внизу. Дея заглянула в гостиную, в столовую, где на столе стоял одинокий бокал и пустая бутылка из-под вина.
Подумав, она прошла в кухню. Там тоже никого не было.
На миг ее охватила робкая надежда: а вдруг он ушел? Понял сам, что их брак — безумие, и ушел?
Но скрип входной двери и тихое чертыханье, сказанное знакомым простуженным голосом, подсказали, что он еще здесь.
Она вышла в прихожую как раз в тот момент, когда Йеванн переступил порог и закрыл за собою дверь. Он постукивал сапогом о сапог, чтобы сбить снег. На его плечах поверх песцового меха серебрились снежинки. В руках темнел лошадиный стек.
Почувствовав ее появление, он вскинул голову и криво усмехнулся:
— Снегопад.
Но его глаза не смеялись. Они оставались холодными и цепкими.
А еще от него разило вином.
Дея глянула на куски снега, что уже начинали превращаться в грязные лужи.
— Я скажу Катарине прибрать здесь, — произнесла, стараясь скрыть неприязнь.
И уже развернулась, собираясь уйти, как он ее остановил:
— Позже. Сейчас нам нужно поговорить.
Это были ее слова! Это она должна была их сказать! Но испугалась. Да, испугалась, едва встретилась с его взглядом.
Так легко быть храброй, сидя в своей комнате. А здесь, рядом с этим мужчиной, вся ее храбрость куда-то исчезла. Остался лишь неприятный комок внутри, а еще страх.
Страх перед тем, кто сильнее. В ее глазах Йеванн Райс был стихией, которую она не могла контролировать.
Мысленно помолившись, Дея повернулась к нему.
— Я тоже хотела поговорить с вами, — ее голос немного дрожал. — Но сейчас не лучшее время.
— Да? — он снял перчатки и двинулся на нее. — Это почему же?
— Вы… вы пьяны! — ахнула Дея, когда он качнулся.
— О, да, — уголок его губ саркастически дернулся вниз, — вас это смущает, моя прелестная вдовушка?
Он окинул ее странным взглядом, от которого у Деи по спине пробежал холодок. Смесь разочарования, сожаления и презрения.
— Скажите, сколько мужчин задирали эти скромные юбки?
— Что? — она задохнулась от его слов. — Да кто вам дал право так…
Он грубо оборвал ее:
— Напомнить? Юридически я ваш муж последние два года. И раз вы так щедро дарили свою любовь зеленщику и мяснику, то почему бы не подарить ее мне?
Отступать было некуда. За спиной только стена, да еще вход в столовую.
Дея машинально шагнула через порог, лишь бы увеличить расстояние между ними.
Йеванн не торопился. Он понимал: она никуда не сбежит. Но ее страх возбуждал в нем охотничьи инстинкты. Ее паника пробуждала в нем хищника. Ее отступление — желание гнать добычу. И он наслаждался моментом.
Шаг за шагом он двигался на нее, и шаг за шагом она отступала. Пока наконец не уперлась поясницей в стол.
Ее черные глаза распахнулись во всю ширь. Она поняла, что оказалась в ловушке.
— Садитесь, — фыркнул Йеванн, указывая на кресло. — Я не собираюсь насиловать вас прямо здесь.
— Вы… Вы ужасный человек! — выдохнула она, вкладывая в голос всю ярость и ненависть. — Я вас ненавижу!
— О, да, — он ухмыльнулся, глядя на ее сжатые кулачки. — Я сам себя ненавижу. Но это никак не относится к нашему делу.
Расстегнув плащ, он бросил его на спинку кресла, уселся с хозяйским видом и закинул ногу на ногу.
— Итак, — смерил ее внимательным взглядом, — вы хотите стоять? Что ж, стойте. Так даже интереснее. Я представлю, что вы непослушная горничная, которую следует наказать.
И демонстративно положил на колени стек.
Бледные щеки Деи вспыхнули ярким румянцем. Колени подломились, и она буквально свалилась в соседнее кресло.
— Чего вы добиваетесь?!
Этот мужчина издевался над ней. Зачем она только вообще спустилась? Хотела поговорить? С ним? Наивно надеялась, что он ее будет слушать?
Вместо ответа он бросил на стол пачку бумаг. Дея узнала свои долговые расписки и векселя.
Она дернулась, инстинктивно желая схватить их и спрятать, но большая ладонь полудемона припечатала стопку к столу.