Рассыпавшись в благодарностях и извинениях, Оска метнулась назад в полумрак, и через минуту до нас донеслись ругань и звон бьющейся посуды.

— Балор ее задери, демонова баба! — простонал старик, хватаясь за голову. — Давно выгнать надо, так ведь больше никто не пойдет. Мне же платить за работу нечем. А она здесь живет, ест со мной, что дадут, да еще готовит и стирает на всех. Не справлюсь я без нее, — пояснил он, поймав мой недоуменный взгляд. — Родственники больных, да и они сами за лечение отдают, кто чем может. С того и живем.

Это было мне знакомо, ведь и в рыбацкой деревушке платили, кто чем мог.

— Вот, этьерна магичка, это лучшее, вы уж не обессудьте, что так вышло, — залепетала Оска, протягивая мне большое глиняное блюдо, покрытое глазурью. На блюде горой возвышались лепешки, политые сверху растопленным жиром. От них поднимался легкий парок.

— Спасибо. Я поем у себя.

— Вот еще, возьмите, — кухарка протянула кувшин с молоком, заискивающе ловя мой взгляд.

— Сюда давай, не видишь, у этьерны магички всего две руки! — Менро забрал у нее кувшин и обернулся ко мне. — Вы уж простите, что так…

Я покачала головой, призывая к молчанию. От запаха пищи кружилась голова, я боялась, что вот-вот потеряю сознание. Только сейчас, когда заветное блюдо оказалось в моих руках, я поняла, насколько ослабла за это время.

В бараке Менро указал на ту дверь, за которой находился заинтересовавший меня мужчина.

— Вот здесь тот, о ком я говорил. Мается уже третий день, а я сделать ничего не могу. Сил не хватает. Так, поддерживаю жизнь и жду чуда.

— А он? — зачем-то спросила я, прислушиваясь к приглушенным стонам, доносившимся из палаты.

— И он. Надеется только на чудо.

— А те двое где?

— Я их в самую дальнюю определил. Они, бедняги, наревелись. Думали, что без рук останутся. А калеке одна дорога — сидеть под трактиром и ждать либо милости, либо голодной смерти.

Он был прав, а я подумала, как резко повернулась моя судьба. Еще недавно я была дочерью рыбака и тайком лечила односельчан за кусок хлеба и пару жменей ячменя или овса. А теперь я преступница, фейри, поставленная вне закона, мне подчиняются духи воздуха и воды, со мной говорили боги, фомор мой раб, келпи — кровный брат, а я сижу среди разбойников, воров и контрабандистов и… собираюсь их лечить — опять же за кусок хлеба.

Когда я вернулась в палату, Ареналь уже щеголял в заплатанных домотканых штанах и такой же рубахе, подпоясанной куском бечевки. От сапог он отказался напрочь, заявив, что они ему только мешают. Человеческая одежда стесняла келпи, привыкшего бегать голышом, а обувь казалась тяжелой, как колодки. Тайруг обратился в кота и теперь возлежал на подушке, насмешливо щуря глаза.

Я честно предложила разделить лепешки на всю компанию, но фомор тут же сделал вид, что спит и даже заурчал, словно настоящий кот, а келпи только покачал головой. Понятное дело, речной дух если что и ел, то точно не лепешки.

Отдуваясь и постанывая от удовольствия, я очистила блюдо и запила прохладным молоком. По телу разлилось чувство сытости, перешедшее в приятное блаженство. Захотелось вытянуться на кровати, закрыть глаза и хотя бы на несколько минут отрешиться от всего происходящего. Но я помнила о своем обещании. Да и как я могла забыть о нем, если стоны того несчастного долетали даже через закрытые двери?

— Ты куда? — встрепенулся келпи, когда я поднялась.

— У меня есть одно дело, — уклончиво сказала я.

— Я с тобой, — он покосился на кота.

"Идите, Хозяйка, я буду ждать чер… дуэргара", — мысленно ответил фомор на мой молчаливый вопрос.

Я удовлетворенно хмыкнула. Что ж, кажется, он понял меня.

У нужной палаты я немного замешкалась. Дверь была слегка приоткрыта, и в узкую щелочку я разглядела незнакомую женщину, склонившуюся над тихо хрипящим мужчиной. Рядом с ней стоял Менро, знакомым мне жестом растирая руки.

— Сядешь тихонько и молчишь, — шепнула я Ареналю и решительно толкнула дверь.

— Этьерна магичка! — Менро и незнакомка почтительно склонили головы и отступили, пропуская меня к кровати.

Ареналь нашел колченогую табуретку и взгромоздился на нее в самом дальнем углу. Из полумрака, разгоняемого тусклым светом свечи, поблескивали его глаза.

— Вы сможете ему помочь? — спросила женщина, заглядывая мне в лицо. Ее голос дрожал от волнения.

— Пока не знаю, — я покачала головой и присела на край кровати, разглядывая бледного и худого мужчину, лежавшего в одних штанах поверх покрывала.

Незнакомец казался сильно изможденным. Щеки ввалились, вокруг глаз залегли глубокие тени, а подбородок покрывала темная щетина. На худой жилистой шее тускло поблескивала серебряная цепочка, на которой висело кольцо — простой тоненький ободок с невзрачным камешком. Волосы и кожа мужчины были мокрыми от испарины, грудь вздымалась рваными толчками, воздух с хрипом вырывался из сухих, растрескавшихся губ, а на пожелтевших от мазей бинтах, крепко стягивавших его грудь, виднелись засохшие пятна крови. Но огонек жизни, тлевший глубоко внутри, не желал угасать, а в изголовье не стояла серая тень, пособница Брана.

Этот человек еще не прошел отведенный ему путь. Было что-то незавершенное, что держало его в мире живых, не давая уйти за грань. Но слабое тело уже не могло бороться с магическим ожогом, который сетью тонких черных линий расползался по бледной коже из-под бинтов.

Я протянула руку и осторожно коснулась его лба кончиками пальцев. И тут же отдернула, получив легкий укол. Этого не могло быть!

Перейдя на магическое зрение, я внимательнее вгляделась в мужчину. С ним явно что-то было не так.

Дюйм за дюймом я разглядывала незнакомца, ведя кончиками пальцев вдоль его тела. Я почти не касалась его, но все равно чувствовала неприятное покалывание, как будто какая-то чужеродная сила отторгала мою магию, не позволяя влить в него хоть немного жизненной энергии. Мне пришлось до рези напрячь глаза, и мои усилия увенчались успехом. Под слоем бинтов и примочек я ощутила его — нечто тяжелое и темное, слабо пульсирующее в такт с сердцем.

— Что это? — выдохнула я, возвращаясь в нормальное состояние.

— Что, этьерна магичка? — нагнулся ко мне Менро.

— Вот здесь, под бинтами. У него в груди, рядом с сердцем, я чувствую что-то, что отторгает магию жизни.

Целитель поморгал, переходя на магическое зрение, и несколько мгновений напряженно вглядывался в то место, куда указала я. Потом устало смахнул пот со лба и растерянно произнес:

— Простите, я ничего не вижу…

— Снимайте бинты, — приказала я. Менро был слишком слаб, чтобы увидеть то, что даже я обнаружила с огромным трудом.

— Вы уверены? — женщина, молчавшая все это время, растерянно приблизилась к койке.

— Да, снимайте. Я должна увидеть, что там такое.

Пока целитель и его помощница возились с больным, я перебрала в памяти все известные мне случаи отторжения магии жизни. Любое живое существо всасывало ее, как губка, но иногда, если ауры целителя и больного совпадали, или больной был защищен от магического вмешательства, могла сработать отдача. Я уже познакомилась с ней, пытаясь откачать Райзена в Гвирд-Долле. Но здесь было что-то совсем другое.

— Вот, все готово.

Я вздрогнула, когда надо мной прозвучал тихий голос Менро, и подняла взгляд. Бинты были сняты, и мне пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не закричать.

Лежавший передо мной мужчина смотрел на меня в упор черными провалами глаз, а над его грудью колыхался такой же темный и плотный туман, как и тот, что я видела над раной келпи. В них обоих попали огненным пульсаром, но в Ареналя только один раз и вскользь, а в этого несчастного сразу три прямых попадания. Один вопрос: почему он не умер на месте?

Отбросив сомнения, я поднесла ладони так близко, что почувствовала враждебную пульсацию, отталкивавшую мои руки. Раненый застонал сквозь стиснутые зубы и вдруг выгнулся дугой. Пульсация резко усилилась.

— Попробуйте, — обратилась я к Менро, — вы не можете не почувствовать это.

Он повторил мое движение, а потом покачал головой.

— Ничего…

Я не знала, что делать. Эта штука сидела вплотную к сердцу, не давая подступиться ни с какой стороны. Я не знала, что это, не знала, насколько оно опасно и как с ним бороться. А хуже всего, стоило только задеть это нечто, как мужчину буквально скручивало в болезненных конвульсиях. Менро ничего не видел и помочь мне ничем не мог. Я была уже готова заплакать от отчаяния, когда в моей голове возникла спасительная мысль.

Эриллиум!

Божественный артефакт молчал, испытывая мое терпение.

"Помоги мне! Я знаю, ты слышишь меня!"

"Кажется, кто-то сказал мне заткнуться, — протянул артефакт преувеличенно озабоченным тоном, — мы его знаем?"

"Хорошо, хорошо, я была неправа, прошу прощения. Ты доволен? Можешь помочь?"

"Кому?" — кажется, эриллиум был искренне удивлен.

"Этому человеку", — я в отчаянии заскрипела зубами. Менро и его помощница испуганно отшатнулись. Хороша же я была сейчас: с бессмысленным взглядом, перекосившимся от напряжения лицом и руками, застывшими над обугленной грудью раненого.