Проснулась я от какого-то шороха. Подсознание сработало быстрее, чем я успела открыть глаза — каждый нерв во мне напрягся, я буквально кожей чувствовала чужое присутствие. В комнате и правда был Вандор. Стоял у изножья кровати и смотрел на меня в упор. Взгляд его, как и там, внизу, обдавал холодом, глаза были непроницаемо-ледяными. Я поёжилась. Паника, удушающая, дикая, первобытная, подкатила к горлу комком страха и слёз. В предыдущую ночь я не сомкнула глаз, а теперь, видимо, уснула… Как я могла уснуть?!

— Ну-ка давай на тебя посмотрим, как следует, — с долей ехидства проговорил Вандор и потянулся к моей лодыжке.

— Не надо, — выдавила я, но он и не подумал меня послушать.

Схватил и резко дёрнул на себя. Стремглав потянул поясок халата. Я зашлась в истерике и сделала единственное, что могла — полоснула его по плечу. Он выругался. Пальцы мои разжались, и на постель упал маленький осколок. Что-то керамическое. Видимо, когда-то это была ваза или декоративная тарелка…

Вандор зажал руку второй ладонью и устремил на меня взгляд. Боже… Если прежде мне было страшно, то теперь я оледенела от ужаса. Что я натворила?! Он же…

— Пожалуйста, не надо, — зарыдала я, отползая к спинке постели.

Халат распахнулся, и я попробовала прикрыться, но пальцы не слушались. Губы Вандора искривились в зверином оскале, и он, в миг обогнув постель, схватил меня за волосы. Я закричала, он же приподнял меня и, приблизив своё лицо к моему, брезгливо поморщился.

— Если ты, сука, ещё раз выкинешь нечто подобное, — зарычал он сквозь стиснутые зубы, — я тебя отдам охране. Поверь, тогда ты пожалеешь, что не сдохла при рождении.

Я заскулила сквозь бегущие слёзы. Он ведь сделает это. Точно сделает… Со всего размаха швырнув меня на кровать, он задрал рукав своей чёрной рубашки. Царапина была неглубокая, но кровоточила. Лежа ничком, я не переставала рыдать и в ужасе смотрела на эту ранку, а когда он вновь потянулся ко мне, забилась в истерике.

Лицо моё обожгла пощёчина — несильная, но я всё равно испуганно вскрикнула. Прижала пальцы к щеке и во все глаза уставилась на Вандора. Он качнул головой. Что он этим хотел сказать, я не поняла. Всхлипнула. Пощёчина немного отрезвила меня и, судя по всему, он этого и добивался. Да, если бы он хотел ударить меня… Губы мои искривились, он же присел на край постели. Взял за запястье, заставляя отнять руку от лица и посмотрел на клеймо. Меня била крупная дрожь, из груди против воли вырывались рыдания — уже не такие громкие, как прежде, но неудержимые. Отпустив мою руку, Вандор положил ладонь мне на колено и провёл вверх, по бедру. Я сжалась. Господи, сейчас… Откинув полу халата, он осмотрел меня, потом тронул между ног. Меня затрясло ещё сильнее, дыхание застряло в груди. Почувствовав, как пальцы его касаются моей плоти, я сжалась. Он же, не обращая внимания, погладил вверх, вниз, перебирая мягко, но уверенно. Мне захотелось умереть.

— Не надо, — зашептала я, совершенно одеревеневшая, но он, конечно же, мои слова не воспринял. Никак.

Напротив, пальцы его скользнули внутрь меня. Я дёрнулась, попыталась отползти от него, но он сжал моё бедро второй рукой.

— Ты — моя вещь, — прочеканил он, лишь на миг подняв взгляд к моему лицу. — А я привык пользоваться своими вещами тогда, когда захочу.

Я снова заскулила. Он же сунул пальцы чуть глубже, надавил большим на клитор, а после, совсем неожиданно для меня, убрал руку. Поначалу я даже не поняла, что произошло. Так и лежала, дрожа всем телом. Вандор встал. Поднёс пальцы к носу и с шумом вдохнул.

— Ты хорошо пахнешь, — сухо сказал он, а после направился к двери.

Через секунду в замке провернулся ключ. Я лежала, не понимая, что происходит. Он ушёл? Ушёл?! Халат мой был распахнут, ноги раздвинуты, а по вискам бежали слёзы. Горькие, отчаянные. Я — его вещь. Вещь… Вещь, которой он будет пользоваться, когда захочет.

Глава 2

Милана

Кое-как я заставила себя успокоиться. Укуталась в ничего толком не скрывающий халат и принялась шарить по постели в поисках того самого осколка, коим несколько минут назад задела своего хозяина. Умом понимала, что делаю что-то глупое, что ничем мне этот жалкий черепок не поможет, но это, в сущности, было единственным, что я могла делать. Потому что… Потому что стоило остановиться, и на меня с оглушительной неизбежностью накатывало отчаянье.

Вещь, которой он будет пользоваться, когда захочет… Тщетность поисков была очевидной, и я уселась на скомканное одеяло, поджав под себя ноги. Осколок я так и не нашла. Наивная дура! Неужели он не забрал бы его? Конечно же, забрал… Только когда? Я и не заметила. Впрочем, движения его были такими стремительными, неуловимыми, что оно и не мудрено.

Меня бил озноб и, чтобы хоть как-то согреться, я укуталась в одеяло. Как же хотелось, чтобы рядом оказался Матвей. Просто прижаться к нему, услышать его голос, больше мне ничего не надо. Мой спокойный, тактичный Матвей… Правильно говорят, что люди совсем не ценят то, что у них есть и осознают, как много у них было, лишь потеряв. Я так долго не решалась сделать следующий шаг в наших отношениях, заставляла Матвея ждать, а что теперь? Теперь у меня нет права выбора.

Уснула я с трудом. Помимо беспокойных мыслей терзало меня и чувство голода. Весь минувший вечер я провела в одиночестве: никто не заходил ко мне, не стучал. Серые сумерки сменила ночная мгла, звуки, время от времени доносящиеся до меня сквозь дверное полотно стихли, дом погрузился в молчание. Сделав несколько глотков воды прямо из-под крана, я, как была в халатике, забралась под одеяло и закрыла глаза. Есть хотелось так, что живот, казалось, прилип к позвоночнику, но не орать же мне сквозь дверь. Судя по всему, так хозяин решил наказать меня за мою бездумную выходку. Что же, могло быть и хуже. Я представила себе родной город, Матвея… В моих мыслях мы с ним сидели в ресторанчике неподалёку от центра и ели печёную с сыром картошку. Он наполнял вином бокалы и говорил мне о будущем… О нашем будущем. Нормальном, где я не просто Милана, а его жена, где у меня есть фамилия, семья и право выбора.

Проснулась я от того, что кто-то резко раздвинул в комнате шторы. Прищурившись от яркого солнца, посмотрела на стоящую возле окна горничную. Та закрепила шторы лентами и, мазнув по мне взглядом, проговорила:

— Доброе утро, Милана. Вандор Александрович ждет Вас через полчаса в столовой.

Господи, какое лицемерие… Будто бы обеим нам не известно, кто я такая. Вандор Александрович ждет меня… А если я скажу, что не хочу, что она сделает? Несмотря на заманчивость идеи, я выдохнула:

— Хорошо.

К чему провоцировать человека, от которого целиком и полностью зависит моя жизнь? Вчера лишили еды — урок понят. Я — вещь. Если хозяин желает, чтобы вещь его переместилась из одной комнаты в другую, вещь должна подчиниться. Только так и никак иначе. Только вот как же тошно от этого… С трудом проглотив вставший в горле комок, я поднялась с постели.

— Мне нужно принять душ, — зачем-то сказала я горничной прежде, чем пойти в ванную.

Той, ясное дело, дела до моих нужд не было, лишь бы Вандор Александрович в итоге остался доволен.

— Платье будет лежать на кровати, — сухо проговорила она мне в спину, и я, на миг остановившись, кивнула как покорная марионетка.

Сегодня меня желают видеть в платье. И снова у меня нет выбора. Закрыв дверь ванной я прижалась к ней спиной и тяжело выдохнула. Новый день… Когда-то я слышала, что самое разумное — ставить перед собой небольшие цели и двигаться от одной к другой. Мол, так легче. И какую цель мне нужно поставить? Пережить это утро? Пережить этот день? Наверное. Но только что дальше? Выбор — вот что отличает человека от животного. А я, чёрт побери, человек! Я хочу выбирать! Хочу выбирать, что мне съесть, что надеть, с кем лечь в постель. Стиснув зубы, я подошла к ванной и включила воду. Ни к чему сейчас подобные мысли, до добра они не доведут. Пока я должна пережить это утро.

В столовую я спустилась в сопровождении охранника. Благо, к тому моменту, когда он вошёл в мою «темницу», платье надеть я уже успела. Короткое, оно едва доходило до середины бедра и струилось по телу белым шёлком. Ни трусиков, ни, тем более, лифчика на постели я не нашла и потому пришлось надеть его прямо на голое тело. Возможно, для кого-то и обычное дело ходить без белья, для меня — нет. Чувствовала я себя крайне неуютно. Что это? Ещё один способ унизить меня, указать на моё место? Или простая прихоть?

Стоило мне войти в столовую, я тут же увидела Вандора. Высокий и статный, он сидел на углу обеденного стола из красного дерева и смотрел на меня в упор, словно ждал, когда я войду. Увидев нас, он отсалютовал фарфоровой чашкой, которую держал в руках и поднёс её ко рту.

Я остановилась в нескольких метрах от него. Как и вчера, на нём были чёрные джинсы и чёрная рубашка. Жилистое запястье украшали чёрные наручные часы, а в вырезе виднелась цепочка из какого-то светлого металла. Серебро, белое золото или платина. Почему-то я склонялась в сторону двух последних вариантов.