— Хорошо, — немного помолчав, всё же кивнул Алексей и, собрав принесённые с собой бумаги, встал. — Я приду завтра. Примерно в это же время, и мы продолжим, — он посмотрел на моего адвоката.

— Дарина… — он немного заколебался, прежде, чем продолжить. — Я знаю про вашу дочь. И знаю так же, что за вас беспокоятся. Думаю, вы и сами знаете это. Но всё же… Я надеюсь, что всё это не затянется на долго. Поправляйтесь.

После того, как он вышел, Альберт убрал руку. Выдохнув, я подтянула одеяло, чувствуя, что меня немного знобит из-за напряжения, что я ощущала всё время допроса. Понимала, что снова и снова мне придётся мысленно возвращаться во вчерашнее утро, в предшествующие ему вечер и ночь, но как же мне не хотелось этого!

— Спасибо, — поблагодарила я. — Наверное, нам стоит… — ощущение неловкости под взглядом взрослого, умудрённого жизнью человека, заставило меня на пару секунд замолчать. Что он знает про меня и Демьяна? Что тот рассказал ему? Сама я почти не упоминала Терентьева во время допроса, скорее походящего на простую беседу со следователем. По крайней мере ничего из того, что относилось к личному.

— Да, Дарина, — предупредил Альберт Юрьевич мои слова. — Нам действительно стоит обговорить с вами, на какие вопросы и как стоит отвечать. Но сейчас вы должны отдохнуть. Я зайду ближе к вечеру, и мы с вами постараемся построить линию поведения и защиты, хорошо?

Я поспешила ответить слабым кивком, снова поймала на себе оценивающий взгляд адвоката и, не удержавшись, проговорила:

— В другой момент я бы не позволила Терентьеву вмешиваться, — опустила голову, и прядка волос, скользнув по разбитой скуле, упала мне на щёку. Я заправила её обратно. — Передайте это ему. Но сейчас у меня нет выбора. Так что… Передайте ему ещё и спасибо, — вздохнула и, встав, подошла к окну, желая отвлечься хотя бы на что-то.

— Передам, — услышала я голос Альберта от двери и обернулась. Он стоял, уже отворив её, и придерживался за ручку. — До вечера, Дарина. — Взгляды наши пересеклись, и Альберт проговорил: — Запомни, девочка, если бы он не беспокоился за тебя, меня бы тут не было. Я знаю Демьяна много лет и знаю, что он не из тех, кто будет делать что-то не важное для него.

Договорив, он на секунду буквально впился в меня взглядом, а после уверенным шагом вышел за дверь. Я вновь обернулась к окну. Сжала края подоконника и закусила губу, пытаясь не думать. Ни о чём не думать — только о своей малышке, обнять которую сейчас я желала так сильно, как никогда ничего на свете.

Одна за другой на территорию больницы въезжали кареты скорой помощи. Некоторые из них истерично и нервно поблёскивали маячками, другие же были неспешными, спокойными. Невольно я думала о том, что внутри почти каждой из них находится кто-то, нуждающийся в помощи.

К горлу подкатил ком, стоило мне вспомнить взгляд Эдуарда в тот момент, когда он схватил меня за шарф. Рукой я инстинктивно потянулась к шее и коснулась синяков. Уголки глаз защипало, но расклеиться я себе не позволила. Так и стояла, глядя как проходящие внизу люди кутаются в воротники курток и пальто, как к одному из корпусов идёт женщина с ребёнком, как чужие жизни на секунду незримо сталкиваются с моей и растворяются в собственных делах, проблемах.

Должно быть, прошло не меньше получаса прежде, чем я, вздохнув, отошла от окна.

Но едва я сделала это, дверь отворилась.

Я вскинула голову, встретилась взглядом с Демьяном.

Казалось, вместе с ним в палату ворвался запах поздней осени, запах денег и предательства. Но отвести взгляда я не могла. Глаза его блестели темнотой, губы были поджаты.

— Сегодня ты способна на нормальный разговор? — с ходу спросил он, захлопнув дверь.

Я молчала, не зная, что ответить, потому что о чём говорить с ним без надлома, без болезненного надрыва, не имела понятия в принципе.

— Света сказала тебе про Соню? — снова заговорил он.

— Да, — едва шевеля губами, отозвалась я. Язык как будто прилип к нёбу, губы отказывались подчиняться.

Загнанная в угол, я знала лишь одно — моя жизнь осыпается пеплом. К его ли ногам или к чьим-то ещё — не важно. Может быть, теряется совсем, подхваченная порывом ветра вместе с хороводом снежинок.

Он не двигался с места. Уверенный в себе, жёсткий, сейчас он был именно тем мужчиной, с которым я впервые столкнулась на вечере, домой к которому пришла по приказу Эдика. Нет, не Эдика… По приказу самого Демьяна.

— Где она? — выдавила единственный важный для меня вопрос. — Её ведь не…

— Софья у меня дома, — отрезал он, не дав мне закончить. — В данный момент с ней Егор. Так ты способна на разговор, Дарина? — повторил он, так и не двигаясь с места. Ноги его были расставлены на ширину плеч, в резком тоне сквозило нетерпение.

— У… у тебя? — встревожилась я.

Он не ответил — ждал, когда отвечу я. Я сжала края кофты, которую принесла мне Света. Голова закружилась сильнее, и я ощутила острое желание опереться на что-нибудь, чтобы не упасть.

— Да… — сглотнув, сказала я, понимая, что он снова подчиняет меня себе — мою волю, мою сущность. Но в этот раз я должна была подчиниться, ибо другого выхода не было. Если Соня у него… Господи, что происходит?!

— Да, готова.

7

— Хорошо, — сдержанно сказал Демьян и наконец отошёл от двери.

Встал возле окна, где ещё недавно стояла я сама, привалился к подоконнику.

Взгляд его — пристальный, пронзительный и в то же время тяжёлый, был направлен на меня. Множество вопросов, которые я хотела задать, так и застряли в горле комом. Покрытая синяками, опустошённая, с припухшим от ударов бывшего мужа и бесконечных слёз лицом, я самой себе казалась беспомощной и жалкой. Впрочем, так ли далеко это было от истины? Сила Демьяна лишь подчёркивала мою тщетно скрываемую слабость.

— Как ты себя чувствуешь? — вопрос прозвучал неожиданно. Мягче, чем Демьян говорил прежде, но всё равно сдержанно.

— Лучше, чем мой бывший муж, — я всё же отвернулась.

Посмотрела на постель и подумала, что мне, наверное, стоит присесть, но не сделала этого. Глупо. И всё же чувствовать себя ещё более уязвимой мне не хотелось.

Демьян ничего не сказал. Тишина, снова повисшая между нами пропастью отчуждения, давила на уши, сознание тревожил запах Демьяна.

— Так о чём ты хотел поговорить? — спросила я, не глядя на него.

Слабость становилась всё сильнее, однако уступать я не собиралась. Резко вскинула голову, встретилась с Терентьевым взглядом.

— Как я тебе уже сказал, твоя дочь сейчас у меня, — проговорил он.

Я почувствовала, как при этих словах сердце забилось где-то в горле. Но слова были лишь одним из звеньев цепи, которая, я чувствовала, затягивается на моих руках, сковывая странным предчувствием.

Голос Демьяна звучал слишком ровно, что-то расчётливое, жёсткое слышалось в каждом слове, каждой букве. И глаза… Чернота казалась непроницаемой. Я не могла понять, чего мне ждать, и это только усиливало ощущение тревоги.

— Я могу решить все проблемы, — снова заговорил он. — И твои, и твоей дочери.

Сказав это, Терентьев умолк. Мне стало ясно, что он подвёл меня к краю. Он может… Может решить.

Поначалу я даже не поняла, что так сильно насторожило меня в этих его словах. И только спустя несколько секунд молчания до меня дошло: он сказал, что может решить. Может. И словно ударом недоговорённое — если захочет.

— И что я должна для этого сделать? — стараясь держать спину прямой, осведомилась я.

Мы опять смотрели друг на друга. Расстояние, разделяющее нас, не было больше нескольких метров. Слишком много и слишком мало одновременно. Ещё недавно этот мужчина держал меня за руку, целовал меня. Ещё недавно я, прижимаясь, плакала у него на груди от безысходности, от горького осознания потери, а теперь… Теперь он собирается выдвинуть мне условия, на которые я, чёрт возьми, должна буду согласиться, чтобы мою дочь не отправили в детский дом.

— Выйти за меня замуж, — всё так же спокойно сказал Демьян.

В голове зашумело ещё сильнее. Я понимала, что он сказал, понимала, что мне это не показалось, понимала… Я всё понимала, но не могла поверить, что это происходит со мной. Снова. Слишком… Слишком много всего за последние дни.

— Замуж? — переспросила я и всё-таки присела на край постели. Стоять не осталось сил. Не знаю, чего я ожидала от него и ожидала ли вообще чего-либо. Сама себе напоминала упавший в ручей сухой лист, уносимый куда-то потоком воды и не способный справиться с этим.

— Послушай меня, Дарина, — губы его сжались в тонкую линию, голос зазвучал ещё сдержаннее, как будто металл лишь слегка прикрыли бархатом. Шумно выдохнув через нос, он продолжил говорить, впечатывая в меня буквально каждое слово: — Собственного жилья, помимо квартиры матери, у тебя нет. Но я не думаю, что это самое лучшее место для того, чтобы растить дочь. Работы у тебя тоже нет.

Я посмотрела на него внимательнее. Взгляда он не отвёл — проговорил, глядя прямо в глаза:

— Я мог бы посодействовать в том, чтобы за тобой сохранили место в «Бархате», но делать этого не стану.

Вот тут слова пропали окончательно. Помощи его я не хотела, но… Помимо безвыходности, в которой я находилась, помимо ощущения, что со всех сторон на меня надвигаются отвесные скалы, было ещё что-то. Что-то личное, что-то, что сдавило сердце, что снова напомнило о себе внутренней болью.