Однажды этот щуплый пенёк скинул свою хламиду во время тренировки, а под ней обнаружилось сильное, тренированное, ещё молодое тело. Тогда я присмотрелась к его лицу, заросшему длинными благородными сединами, и к своему удивлению не нашла на нём глубоких, возрастных морщин. Этот хмырь и правда, что ли, вечный? Может, это местный Храм Долголетия на него так влияет или сволочная философия Хенга?

Так или иначе, но его неоспоримый авторитет я приняла, а жалящая плётка со временем заставила меня достигнуть состояния полного пофигизма. Но вот уроки гипноза под наставничеством Мастера проходили гораздо тяжелее, чем с Демоном. Игра в гляделки с Хенгом первые месяцы для меня заканчивалась печально. Сопротивляться его внушению было невероятно сложно, не говоря уж о том, чтобы внушить что-то ему. В итоге, в конце каждого урока Мастер сбрасывал меня в реку, независимо от времени года и температуры воды. Выдерживать его атаки я научилась лишь спустя четыре месяца, а блокировать их — только через год. Ну и силён этот сумасшедший дед! Демон был либо намного слабее его, либо щадил меня по-родственному. А Хенг меня, наверняка, и утопить был бы не против.

Доминик во время уроков постоянно дежурил у воды, чтобы я не захлебнулась в состоянии насильственного транса, и люто ненавидел старика. И лишь однажды мой телохранитель поприсутствовал на утреннем уроке послушания, и в яростной попытке защитить меня от жестокого тирана ощутил воспитательное действие волшебной плётки на собственной шкуре.

Дать отпор Мастеру у Доминика так и не вышло, и он в отчаянии позвонил Демону в Париж и доложил о бесправных действиях Учителя. В итоге сам же получил разнос за то, что вмешался в процесс обучения, а заодно и за то, что оказался никчёмным защитником. Доминик расстроился и заметно сник, но наблюдать за нашими уроками впредь больше не отважился. И слава Богу! Потому что все показательные приёмы с задействованием болевых точек я постоянно испытывала на себе.

Так, опытным путём мы с Учителем выяснили, что мой болевой порог достаточно высок. И что, несмотря на то, что ноги, руки и голова у меня растут из задницы, я не совсем безнадёжна и смогу дать отпор какому-нибудь хилому задрыге. Если же задрыг окажется больше, чем один, то благодаря сносной физической форме у меня будет шанс убежать.

Ха! Как же — сносной. Да у меня тело, как стальной трос. Мне бы сейчас в руки Артурчика с его мерзкой бандой — я бы им продемонстрировала, в какой я физической форме.

* * *

— И полетим мы с тобой на огромном, красивом самолёте к синему морю, — тихо шепчу в маленькое ушко и крепко прижимаю к себе своё сокровище.

Реми висит на мне, как маленькая цепкая обезьянка, обхватив меня ручками и ножками. Это наше обычное вечернее времяпрепровождение. Все вокруг уверены, что я балую ребёнка, нося его постоянно на руках. Ведь он мальчик — обязан привыкать к самостоятельности и должен сам ходить ножками.

Возможно, они правы, но мы с малышом так мало времени проводим вместе из-за моего сумасшедшего режима, что я даже не собираюсь тратить эти драгоценные минуты на воспитание его самостоятельности. Этой ерундой и без меня здесь есть кому заняться — нянек, как бакланов нестреляных. А я хочу просто любить, целовать и обнимать моего сыночка.

— А Ники мы возьмём на море? — сонным голосочком лепечет мой малыш. Длинное и сложное имя Доминик Реми не выговаривает, и теперь мой телохранитель для всех просто Ники. Кажется, парню даже нравится.

— Конечно, возьмём, — я ласково глажу по тёмным волосикам. — И все вместе мы будем плавать на кораблике, и смотреть на улыбчивых весёлых дельфинов.

— Мадемуазель, вот вы где. Вы снова забыли, что Реми пора укладывать спать? — Же-Же семенит мне навстречу в свете красных фонариков, и мне хочется некрасиво пошутить на эту тему.

Я фыркаю — и кому в нашей деревне нужно это её «мадемуазель»?

— Вы же видите, мадам, что мы с Реми движемся заданным курсом в нужном направлении, — отвечаю без раздражения, но и оправдываться за задержку не собираюсь.

Вот пусть родит своего сыночка, и воспитывает, и укладывает как и когда посчитает нужным. Но такого я не скажу мадам, ведь знаю, что собственных детей у неё никогда не будет, и поэтому пропускаю мимо ушей её недовольное бухтение о том, что мальчик снова на руках, и бу-бу-бу…

За то, как горячо и искренне Же-Же любит моего Реми, я прощаю ей всё, и на её уроках веду себя смиренно и покладисто. Впрочем, так я веду себя на всех уроках, и у доблестных академиков нет ни малейшего повода нажаловаться на меня Демону. Недовольство проявляет только наш полиглот — профессор лингвист. Но даже ему не в чем меня упрекнуть. Не станет же он возмущаться, что за два года решил впихнуть в мой перегруженный мозг всю университетскую программу, да ещё и сверху добавить. А я типа вся такая глупая — ещё и путаюсь в диалектах. Ещё годик в таком темпе — и я вызову этого умника на лингвистическую дуэль.

Бережно опускаю моего спящего мальчика на кровать и осторожно раздеваю. До купания мы так и не добрались — малыш уснул у меня на руках. Я слышу, как за дверью Же-Же продолжает недовольно бухтеть, но мне всё равно. Ну, подумаешь, запылился ребёнок, не будить же его из-за такой ерунды. Я укладываюсь рядом с Реми на краешек кровати только на минуточку, чтобы погладить по тёмненькой головке, поцеловать нежную щёчку, и лишь на секунду прикрываю глаза…

— Ди, проснись, тебе надо раздеться и лечь нормально, — Доминик аккуратно трясёт меня за плечо и гладит по волосам.

Это так приятно и не хочется шевелиться. Я могла бы так пролежать до утра, даже без сна, лишь бы большая и ласковая ладонь продолжала гладить мои волосы. Но Доминик убирает руку, и мне становится неуютно и как будто зябко.

— Ещё… — шепчу очень тихо.

— Что ещё?

— Ещё погладь, — бормочу я, не в силах разлепить веки.

— Вот сейчас ворвётся Же-Же и погладит меня колотушкой по башке, — тихо смеётся Доминик. — Давай, вставай уже, малышка, а то нашу мадам сейчас разорвёт от возмущения. Ди, ну что ты, как маленькая, ведь каждый день одно и то же.

Вот это точно — каждый день одно и то же — тот же Феникс, те же рожи.

Глава 2

2018

Диана

«Я люблю тебя, Диана, — бормочет Влад, стоя на коленях в грязной луже. — Жить без тебя не могу».

«Ты использовала меня, маленькая сучка», — из-за густых зарослей кустарника показался Женя в компании Соболева, от которого сразу прилетает дельный совет: — «Черномазую шлюху стоит проучить как следует». И оба одновременно расстёгивают свои брюки.

«Но-но! Я первый!» — выкрикивает Рыжик. О, Боже, и этот здесь! Он на коньках, в хоккейном шлеме, с клюшкой в руках и… без трусов. Юрочка тоже решил меня проучить? Хоккей на траве не выглядит устрашающим, даже в таком странном обмундировании. Но вижу, что Рыжик не один — за ним живой стеной сомкнулись голые мужики. От узнавания множества лиц меня пробирает озноб. Другие же смутно кажутся знакомыми. В их глазах ненависть и похоть, им всем нужен кусочек моей плоти, но у меня нет столько кусочков! Я стараюсь не поддаться панике и ищу лазейку для побега.

Разворачиваюсь к Владу, но и тот уже готов — в одной руке кольцо, в другой зажат эрегированный член.

«Диана, любимая, будь моей женой!»

НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Как же я ненавижу всех самцов! Эта мысль настолько яркая и громкая, что мгновенно находит отклик в окружающем пространстве — стена из мужских обнажённых тел смыкается вокруг меня плотным кольцом — лица злые, члены заряжены и готовы к атаке…

Мои несокрушимые эмоциональные щиты дрогнули, и паника грозит накрыть меня с головой. Сейчас я не охотник и не пастух — я одинокая ромашка на каменистом плато под голодными взглядами целого стада обезумевших баранов. Я не хочу снова ощущать себя испуганной и обречённой жертвой. Я хозяйка своей судьбы и не позволю растерзать мою плоть и растоптать душу. А траурным венцом, призванным сломить моё упрямое сопротивление, обрушивается с небес, словно гром, рычащий смех Демона.

Я крепко зажмуриваюсь и замираю, скованная страхом.

«Детка, кажется, тебя пора спасать» — сквозь гул и топот врывается в сознание родной голос.

«Милый, ну сколько уже можно тебя ждать?» — капризный женский голос прерывает Феликса, уничтожая во мне надежду и отсекая последнюю спасительную ниточку.

Потерять Фели сейчас для меня гораздо страшнее, чем столкнуться с толпой разъярённых мужчин. Да я их и не вижу уже из-за слёз, застилающих глаза. Звон соборного колокола лишь усугубляет моё отчаяние — я начинаю рыдать. Мамочка, родненькая, научи меня жить с этой болью!

Открыв глаза, я не сразу понимаю, где нахожусь. Болезненный спазм, сдавивший горло, кромешная темнота и оглушительный колокольный звон только усилили мою панику. Волосы мои спутались и забились в рот, а лицо мокрое от слёз. От осознания, что это всего лишь сон, на меня накатывают облегчение и злость.

Да что со мной, как я могла довести себя до такого состояния?

Днём ранее

Едва шасси железной птицы коснулись родной земли, я с надеждой и страхом включила свой телефон. Несколько сообщений от Риммы, вызовы от Тимура и Петра, почта переполнена письмами, но ни одной весточки от моего друга.