Отвратительная ассистентка Фила сообщила, что он перенёс все встречи, репетиции и фотосессии и взял выходные до понедельника. Куда он мог отправиться, не связавшись со мной? Решил выгулять своего Пепито и увлёкся? Некстати я вспомнила, что испанское имя Пепито символизирует личность независимую и стремящуюся к свободе. Вспомнила и усмехнулась. Это как раз про моего Феликса, вот только раньше он никогда не позволял мне переживать и предупреждал о своих внезапных вылазках. Господи, до понедельника я свихнусь от неизвестности!

А ведь у нас с Феликсом полно общих знакомых в Париже, стоит ли позвонить кому-то из них? Но для этого, как минимум, необходимо иметь голос. И у меня совершенно нет опыта в разыскивании Фила, он просто никогда не терялся, и, обычно, именно ему приходилось меня искать. Теперь мне известно, какова на вкус эта горькая пилюля.

Такси, гостиница, деловая переписка, каждый час Риммочкина микстура для восстановления голоса — всё на автопилоте. И когда звонит мой Реми, я даже рада, что вынуждена беречь голос — я не в состоянии беззаботно щебетать с моим любимым мальчиком, ощущая себя морально выпотрошенной. А Реми лишь усугубляет моё состояние, жалуясь, что не может второй день дозвониться Феликсу, хотя они договорились быть на связи.

Этот бесконечный день подходит к концу, и если Феликс сегодня не найдётся, мне предстоит ещё как-то пережить воскресенье.

От Артурчика прилетает очередное домашнее задание, которое я именую в ответном послании убожеством, даже не раскрыв вложенного файла. Пишу письмо Ланевскому с просьбой организовать для меня рабочий кабинет, перенести в понедельник утреннюю планёрку на два часа дня, обеспечить явку всего руководящего состава и пригласить Соболева. Я ещё не решила, зачем он мне нужен на этом собрании и что буду с ним делать, потому что то, что сделать хочу — противоречит законам моей толерантной страны.

В попытках занять свой мозг я заваливаю Рыжика чересчур креативными идеями, пугая парня до чёртиков своим бурным энтузиазмом и смелой фантазией.

К десяти часам вечера неизвестность и страх за Феликса приводят меня в тихий бар гостиницы, где, опрокинув в себя сто граммов виски, я роняю слёзы под «Ланфрен-Ланфра». Я заставляю бармена прокручивать композицию в третий раз и несмотря на то, что голос у меня, как у Высоцкого, парень не в силах мне отказать. Да — Риммочкина чудодейственная микстура вернула мне какой-никакой голос, но пользоваться им не хочется. Я игнорирую входящие от Дашки, Тимура, Ланевского, Влада… Влада? Ко всем чертям Влада!

Намереваясь сбросить очередной входящий звонок, цепляюсь взглядом за лицо Феликса, улыбающееся мне с экрана. Пальцы дрожат, когда я принимаю вызов.

— Фели! — возбуждённо хриплю в микрофон.

— Мадам Лисицкая, я полагаю? Вас уже можно поздравить? Кстати, я не отвлёк Вас от второй брачной ночи? Ау-у, малышка Ди, твой верный паж празднует ваше семейное счастье.

Феликс был пьян в лоскуты, но меня накрыло таким сумасшедшим восторгом от звучания его голоса, что было плевать на весь этот пьяный бред. Главное, что мой друг жив, он нашёлся, позвонил, и он помнит обо мне, и, как всегда, дико ревнует.

— Какой же ты идиот, Фил, — отвечаю почти шёпотом, не желая заострять его внимание на моей хрипоте.

— Я знаю, детка, — обречённо соглашается Феликс. — Ты счастлива сейчас?

— Очень, Фели! А сейчас — особенно счастлива!

Я знаю, что имеет в виду мой ревнивый друг, но не спешу говорить о своём несостоявшемся замужестве. Он заставил меня здорово понервничать, и пусть я доставлю ему удовольствие своей новостью, но получит он его с оттяжечкой.

— Моя любимая стерва, — хмыкнул Феликс. — Прости, детка, но искренне порадоваться у меня не получается. Откровенно говоря, мне хочется убивать твоего мужа мучительно медленно. И знаешь, что я вырву у него в первую очередь?

Я понимаю, что Влад не заслужил такого отношения, но с садистским наслаждением слушаю Феликса. Когда он добирается до разбитого сердца моего бедного блондина, во мне, наконец, включается здравый смысл:

— Фил, хвати! Прости меня, — говорю в полный голос.

— За что? Детка, что с твоим голосом? — спрашивает с беспокойством.

Мой пьяный друг за меня волнуется, ему не всё равно, и это стоит режущей боли в горле.

— Фели, у меня нет мужа, — очень хрипло, но чётко произношу каждое слово и пытаюсь представить лицо Феликса в эту минуту. Думаю, видеозвонок легко решит проблему.

— В смысле? Малышка, ты не вышла замуж за этого русского?..

«Милый, ну сколько уже можно тебя ждать?» — доносится из динамика капризный женский голос.

«Да подожди ты!» — это Фил, и я понимаю, что не мне.

«А кто обещал потереть мне спинку?» — продолжает гундосить недомытая француженка, до предела натягивая мои дребезжащие нервы.

«Уй-ди-и!», — Феликс в бешенстве, но вряд ли сравнимым с моим, потому что мне невыносимо хочется пройтись по той спинке от шеи до пяток тем самым колюще-режущим предметом, которым Фил только что препарировал Влада.

Я перестаю вслушиваться в визжащий голос, доносящийся из динамика, и медленно обвожу взглядом маленькое тёмное помещение. Молоденький бармен вздрагивает, когда мой взгляд останавливается на нём. Растерянность и испуг в глазах мальчишки меня отрезвляют мгновенно. Слегка прикрываю веки и дарю ему ободряющую улыбку. Я для тебя не опасна, малыш.

— Детка, да поговори же со мной, — орёт мой телефон голосом Феликса.

— Я простыла, — отвечаю на вопрос, о котором Феликс уже забыл.

Но он теперь и не обращает внимания на мою жуткую хрипоту.

— Девочка моя, ты сказала, что у тебя нет мужа… — взволнованно выкрикивает Фил.

— Да, Фели, его сейчас со мной нет, — я стараюсь говорить мягче, если это возможно при моих сорванных связках. — Я прилетела проконтролировать «Крепость», а Владик остался в Москве.

— Да неужели? Как же этот мудак отпустил молодую жену сразу после свадьбы? А я говорил, Ди, что он придурок.

— Ты говорил, чтобы я не искала других вариантов, и я тебя услышала, Фели.

— Ты всегда была моей маленькой послушной девочкой, — рычит Феликс. — Детка, иногда мне так хочется тебя придушить.

— Я знаю, милый.

Сейчас бармену лучше не видеть мою улыбку, предназначенную долгожданному абоненту.

— Так что с твоим голосом, малышка, ты сорвала его?

«Фе-эликс, ну хватит говорить, я не понимаю этот ужасный язык, и меня это обижает», — хнычет обиженная сучка, которой сейчас нереально повезло, что хрипая злая сука находится слишком далеко от её хрупкой шеи.

— Да, я сорвала голос прошлой ночью, — выдаю абсолютную правду, предлагая Филу самому додумать обстоятельства, при которых я лишилась своего главного козыря, — но не уверена, что нам об этом стоит говорить. К тому же, дорогой, не хочу отвлекать вас с Пепито от французского десерта.

— Как скажешь, моя Эсмеральда. И ты права — Пепито страшно голоден, и думаю, что одного десерта ему будет недостаточно. Пожалуй, нам следует хорошенько порезвиться. Береги свой голос, любимая!

ОН СБРОСИЛ ВЫЗОВ!

Ни этот вопиющий и нереальный факт, ни весь наш диалог не укладываются у меня в сознании. Откуда во мне ещё недавно брались слёзы? Кажется, слёзные каналы мгновенно и навсегда пересохли, и даже кровь застыла, а сердце словно остановилось. Это что сейчас было? Два взрослых, дорогих друг для друга человека так не должны себя вести — это ведь откровенное издевательство. Друзья так не могут поступать.

Друзья… Какая ирония судьбы! Феликс — самый лучший в мире друг и самый неуместный в качестве «просто друга». Осознание этого — вовсе не открытие, а давно запрещённая тема, моё потрескавшееся табу.

Очередную глобальную трещину я запиваю новой порцией виски и до утра арендую готовящийся к закрытию бар-ресторан. Меня невыносимо влечёт сверкающий зеркальной полировкой стальной шест на низком подиуме. И пусть «Ланфрен-Ланфра» мало соответствует танцу на пилоне, но сейчас это — самое то.

Воодушевлённый бесплатным зрелищем и дополнительным заработком, бармен шуршит с огромным энтузиазмом, обслуживая мой столик, меняя треки под моё настроение, и готов даже спеть для меня, но усталость, в конце концов, гасит мой пыл к четырём утра. Я добираюсь до номера и выключаюсь, едва прикоснувшись к подушке.

* * *

Открыв глаза, я не сразу понимаю, где нахожусь. Болезненный спазм, сдавивший горло, кромешная темнота и оглушительный колокольный звон только усилили мою панику. Волосы мои спутались и забились в рот, а лицо мокрое от слёз. Да что со мной, как я могла довести себя до такого состояния?

Моих сил и выдержки едва хватает, чтобы выровнять дыхание и, наконец, вспомнить, что я в гостиничном номере и мне уже не грозит озверевшая толпа голых мужиков. Колокола в церкви на набережной звонят к утренней службе, а я в полной безопасности, но не вполне в себе. Что погнуло во мне железную леди и превратило беспощадную стерву в жалкую истеричку?

Когда-то я покидала эту страну слабой и беспомощной. Такой же я ощущаю себя сейчас. И это вовсе не загадочный русский дух отравил моё сознание. Меня не подкосили несостоявшийся брак и расставание с Владом, не пугают завуалированные угрозы Карабаса. Отвернутся от меня сейчас: адвокат, Тимур, Ланевский и Римма — я стану только жёстче. Не сломаюсь я и без Дашки — привыкла к отсутствию подруг. Но Феликс…