Я протер рану перекисью водорода и стал чистить зубы. Мерный звук электрической зубной щетки обычно меня успокаивал, но сегодня раздражал. Я слишком сильно давил на щетку, и из десен пошла кровь.
Я смотрел на себя в зеркало и очень сильно себе не нравился.
Маленький рост, бледная кожа, лоб и подбородок в прыщах, непонятная поросль под носом и эта нездоровая худоба.
Но больше всего мне не нравился мой мозг.
Да что со мной не так?
Раньше мне нравилось, что я отличаюсь, что я умнее других, но я даже не заметил, как моя семья разрушилась. Разве с такими выходными данными я могу считать себя умным?
Этим утром мама предложила отвезти меня в школу на машине. Ее новый мужчина ехал с нами. Пока мы ехали, я молчал, а они о чем-то говорили. Я слушал вальс «На голубом Дунае», думал о смерти в космосе и о том, что надо перечитать «Космическую одиссею 2001 года».
Игорь вышел на «Курской», а я пересел на переднее сиденье.
— Я хочу с тобой поговорить, — сказала мама.
— Хорошо, — я кивнул, чувствуя, как напрягается диафрагма. Помню я эти фразы.
Я ждал.
— Игорь иногда будет оставаться у нас, — сказала мама, и я не сразу понял смысл этих слов.
— Как часто? — спросил я и включил кондиционер, чтобы стало попрохладнее.
— Не знаю я. Когда получится.
Мне не понравился ее ответ, потому что он вносил новую энтропию в мою жизнь.
— Не проще ли составить расписание?
Мама вздохнула.
— И почему тебе хочется, чтобы все шло по расписанию? Леша, не трогай климат-контроль.
— Потому что все в мире очень хаотично, — сказал я, убрав руки от кнопок. — Я хочу внести хоть немного порядка в свою жизнь.
Зазвонил ее телефон.
Одной рукой она достала из сумки свой четвертый айфон и ответила.
Звонили ей, конечно, с работы.
Моя мама инженер, и у нее все время какие-то проекты. Когда мы еще жили все вместе в Санкт-Петербурге, она часто ездила в командировки и мы оставались вдвоем с папой.
Через полторы минуты мама закончила разговор и положила телефон в сумку.
— А как тебе Москва? Нравится здесь?
Не нравится, хотел сказать я. Ужасно не нравится, здесь все по-другому, здесь слишком шумно, слишком много людей, слишком много нового, слишком все далеко.
— Нормально, — ответил я.
— Может, ответишь более по-человечески?
— Более по-человечески? — спросил я. — Разве так можно говорить?
Мама не ответила, и я достал из кармана айпод. Но, очевидно, наш разговор еще не закончился. Мама отобрала у меня наушники и айпод и кинула на заднее сиденье.
— Ты можешь хоть как-нибудь реагировать на других?
— Я…
— Проявлять хоть какие-то эмоции по отношению к людям? Или тебе все равно?
— Мне не все равно.
— Да? Почему-то незаметно. Ты даже не можешь ко мне обратиться. Когда ты последний раз называл меня мамой?
— М-м, — неопределенно сказал я, почувствовав себя виноватым неизвестно в чем.
— Неужели так сложно быть нормальным? — мама повысила голос.
— Это не так просто, как кажется.
— Да неужели? Разве улыбнуться — это сложно?
Я пожал плечами. Если бы знал, когда нужно улыбаться, было бы проще.
— Ты бы на улицу вышел хоть раз. Пообщался с реальными людьми, а то пялишься в свой телефончик.
Мне стало немного обидно, потому что у меня был не телефончик, а смартфон с самым большим экраном из всех.
Это был подарок мамы и папы на окончание основного курса средней школы. Их последний совместный подарок.
— Почему ты просто не можешь завести друзей? — продолжила спрашивать мама.
Я приложил холодные руки к щекам. Слишком много несвязных вопросов.
— Думаешь, тебе все с рук будет сходить, раз ты такой умный?
— Мне ничего не сходит с рук.
— Правда? Мне всю жизнь приходилось вокруг тебя прыгать. Вокруг тебя и твоего отца. Я всю жизнь угробила на его хотелки, а от тебя никакой отдачи не было. Почему ты продолжаешь так себя вести?
У меня заболели виски.
Мама надолго замолчала, и я тоже молчал, потому что любое мое слово могло вывести ее из себя.
Каждый раз одни и те же вопросы. Одни и те же. И я не могу ответить, не могу возразить. Никогда.
Я становлюсь немым.
Удивительная асимметрия. Родители ругают детей.
Родители и учителя всегда правы. Если ты не согласен, то ты плохо себя ведешь, выпендриваешься или срываешь урок. По-другому не бывает.
Время — годы, дни, минуты. Незаметно жизнь тает.
Мы достигнем абсолюта. По-другому не бывает.
Я пытался отогнать эти слова, но не получалось.
Обычно я слушал музыку, чтобы в голову не лезли строчки и рифмы, но сейчас айпод лежал на заднем сиденье, и маме могло не понравиться, если бы я решил достать его.
Мы ехали медленно из-за пробки на Садовом кольце, было душно, неудобно на сиденье, ремень давил на ключицу, воздух казался спертым.
Обычно я включал музыку, когда мир вокруг становился слишком острым. Когда я слушал музыку, то представлял, что все вокруг — просто видеоклип, который я смотрю. Так восприятие действительно немного притуплялось.
Но сейчас мне некуда было спрятаться.
По-другому не бывает. По-другому не бывает. По-другому не бывает.
Хорошо, что вскоре мы выехали на Сретенку и я наконец-то смог вылезти из машины и пойти в школу.
Я пришел в класс за десять минут до звонка на урок.
Артем Хвостов громко спорил с Алиной. Он просил ее дать списать задачи по физике, но она говорила «нет».
— Да чего ты? У нас один вариант. Ну, Шишка, ну не будь стервой!
Я прошел в раздевалку, повесил куртку и зонт на крючок. Я не мог открыть зонт, потому что тогда все бы увидели, что на нем изображены звезды и корабль Enterprise NC-1701. В прошлой школе над этим зонтом смеялись. Здесь я решил не рисковать.
Артем Хвостов продолжал уговаривать, но Алина не соглашалась. Она сидела, подняв подбородок, и отвечала «нет».
Тогда он подошел к отличнице Вике, которая сидела за первой партой одна.
— Слушай, ботанка…
— Даже не думай, — ответила Вика.
— Да ты дура, — сказал Артем Хвостов и прошел на свое место, рядом со мной. Сел и нахмурился.
Я молча протянул ему свою тетрадь.
— Чё это?
— У нас один вариант, — сказал я.
— А, — Артем Хвостов кивнул и взял тетрадь.
— Кинематика — это не так сложно, — сказал я зачем-то.
Артем Хвостов списывал быстро. По всей видимости, у него была в этом деле практика. Даже в списывании нужна практика. Странный мир.
Он писал и при этом говорил своему соседу Грише Зыбину, как отстойно, что в этом году не уроки, а пары и теперь все по вариантам.
А мне нравилось, что теперь у нас были пары. Правда, в середине пары учителя все же делали перерывы на 3–5 минут. Мне казалось это бессмысленным, но я молчал.
Артем Хвостов вернул мне тетрадь за две минуты до звонка на урок. Не поблагодарил, не улыбнулся, просто кинул мне на парту.
Весь день я хотел с кем-нибудь поговорить. Но я не знал, что можно сказать.
После уроков мои новые одноклассники быстро разошлись, но я остался, потому что должен был дежурить.
Мне надо было подмести в классе, вытереть доску, помыть тряпку и убрать все с парт.
Пока я подметал, в кабинет вошли Алина Шишкина и ее подруга Соня Ильвес. Алина была в плаще.
— Привет, — сказала Алина Шишкина и прошла в раздевалку.
Мое сердце тут же забилось быстрее, а ладони начали потеть. Я украдкой заглянул туда и увидел, что Алина повесила плащ.
— А вы почему еще не ушли? — спросил я, глядя в пол.
— Сегодня факультатив по психологии, — сказала Алина из раздевалки. — Мы поесть ходили.
Факультатив, конечно же.
В школе проводили несколько факультативов. Сначала я хотел пойти на экологию и инновации, но потом подумал, что там будет слишком много людей и удобнее просто почитать книги.
Но сейчас я уже не был так уверен в своем решении. Если там будет Алина…
— А можно?.. — начал я и замолчал.
— Что?
— Можно с вами?
— Ну, наверное, — ответила Алина. — Если интересно.
Я не слишком интересовался психологией, но решил не говорить об этом. Сейчас это было неважно.
Поскольку была среда, я должен был идти в книжный магазин, а потом на Чистые пруды почитать. Но, очевидно, мои планы изменились.
— Во сколько факультатив? — спросил я.
— Да вот сейчас, — сказала Алина. — Мы уже идем.
— Я тоже приду, когда подмету.
Они вышли, а я остался в классе.
Прошло сто дней с тех пор, как все изменилось, а я продолжал цепляться за старую жизнь.
Пора начинать новую.