Алисон Ноэль

Вечность

Посвящается Джолинн «Снарки» Бенн — моей подруге на много перерождений.

(В следующей жизни мы будем рок-звездами!)

От автора

Благодарю тех, чья мудрость и доброта помогли мне написать эту книгу: Брайана Л. Вайса и Кристину Гикас, показавших мне прошлое, которого я и представить себе не могла; Джеймса ван Праага, научившего меня по-новому смотреть на мир; моего литагента, Кейт Шейфер, умело направляющую меня; моего редактора, Роуз Хиллиард, так бережно относящуюся к моим текстам; корректора вот уже нескольких моих романов, НаНа В. Штёльцль, не дающую мне опозориться перед читателями своим незнанием грамматики; и, как всегда, Сэнди — последнего в мире человека эпохи Возрождения!

Alyson Noel, LLC, 2009

...

Цвета ауры

Красный: энергия, сила, гнев, сексуальность, страсть, страх, эго

Оранжевый: самоконтроль, честолюбие, мужество, заботливость, безволие, апатия

Желтый: оптимизм, радость, интеллект, дружелюбие, нерешительность, склонность поддаваться чужому влиянию

Зеленый: покой, исцеление, сочувствие, обман, ревность

Голубой: духовность, верность, творчество, чуткость, доброта, перепады настроения

Фиолетовый: высокая духовность, мудрость, интуиция

Синий: благожелательность, интуиция, поиск

Розовый: любовь, искренность, дружба

Серый: подавленность, грусть, усталость, пониженная энергия, скептицизм

Коричневый: жадность, эгоизм, предвзятость

Черный: недостаток энергии, болезнь, близкая смерть

Белый: идеальное равновесие

«Но и они хранят секрет:
Бессмертие свое».[Пер. В.Марковой и И.Лихачева. — Здесь и далее примеч. пер.]

— Эмили Дикинсон

Глава 1

— Угадай, кто?

Теплые влажные ладони Хейвен прижались к моим щекам так крепко, что ободок ее почерневшего серебряного перстня с черепом оставил темный след на коже. Даже с закрытыми глазами я знаю, что ее крашеные в черный цвет волосы расчесаны на прямой пробор, черный синтетический корсаж надет поверх водолазки (дань школьному дресс-коду), в длиннющей черной атласной юбке — дыра (там, где Хейвен зацепила подол тяжелым ботинком на толстой подошве), а глаза подруги кажутся золотистыми только благодаря желтым контактным линзам.

Еще я знаю, что папа Хейвен уехал вовсе не в командировку, мамин личный тренер — не столько «тренер», сколько «личный», а младший брат сломал ее компакт-диск с записями группы «Эванесенс» и боится признаться.

Все это я знаю совершенно точно, хотя не подглядывала и не вынюхивала, и никто мне ничего не рассказывал. Знаю, потому что у меня — парапсихические способности.

— Скорее угадывай, а то сейчас уже звонок!

Голос у моей подруги хриплый, осипший, словно она выкуривает по пачке в день — а на самом деле всего один раз попробовала.

Я тяну время, прикидываю — с кем бы ей меньше всего хотелось, чтобы ее перепутали?

— Хилари Дафф?

— Бр-р! Не угадала!

Она тесней прижимает ладони, не подозревая, что мне не нужно видеть, чтобы знать.

— Миссис Мерилин Мэнсон?

Она хохочет и отпускает руки. Лизнув большой палец, тянется стереть след от кольца у меня на щеке, но я успеваю раньше. Не потому, что мне противны ее слюни (я же знаю, что она ничем не болеет) — просто не хочу, чтобы ко мне прикасались. Прикосновение слишком многое открывает о человеке, это безумно выматывает, и я стараюсь избегать этого любой ценой.

Хейвен сдергивает с моей головы капюшон и прищуривается, глядя на наушники у меня в ушах.

— Что слушаешь?

Вытаскиваю CD-плейер из внутреннего кармана — я во все свои толстовки с капюшонами вшила такие потайные кармашки, чтобы учителя не замечали белые проводки, которые тянутся у меня из ушей. У Хейвен глаза лезут на лоб.

— Ничего себе! Ты что, на полную громкость поставила? А кто поет?

Она держит плейер между нами, чтобы можно было вместе слушать, как Сид Вишес визжит про анархию в Соединенном Королевстве. Если честно, я даже не знаю, он за анархию или против. Знаю одно: поет он громко, так что ему почти удается заглушить мое ненормально обостренное восприятие.

— «Секс пистолз», — отвечаю я на вопрос и снова прячу плейер.

— Надо же, ты меня еще и услышала! — улыбается Хейвен, и тут звонит звонок.

Я пожимаю плечами. Мне не нужно слушать, чтобы услышать. Правда, упоминать об этом совсем ни к чему. Я просто говорю — мол, встретимся в столовой, и направляюсь через двор к своему классу. Вся съеживаюсь, почувствовав, как двое парней пристраиваются к моей подруге сзади и наступают ей на подол, так что она чуть не падает. Хейвен, обернувшись, делает знак, приносящий несчастье (ну ладно, не приносит он несчастье, этот дурацкий знак, она сама его выдумала), и злобно сверкает желтыми глазищами. Парни тут же отстают и больше к ней не вяжутся. Я вздыхаю спокойней и вхожу в класс, зная, что скоро остаточная энергия от прикосновения Хейвен рассеется.

Направляюсь к своему месту в последнем ряду. Перешагиваю сумку, которую Стейша Миллер нарочно положила у меня на пути, и старательно игнорирую ее традиционное приветствие.

— Лу-узерша! — выпевает она вполголоса.

Усаживаюсь за парту, всовываю в ухо наушник, опять натягиваю капюшон, плюхаю рюкзак на соседний стул и жду, когда появится мистер Робинс.

Мистер Робинс всегда опаздывает — главным образом потому что любит на перемене приложиться к серебряной фляжечке. Ну, это оттого что на него жена постоянно орет, дочка считает неудачником, и вообще все в жизни паршиво. Мне об этом стало известно в первый же день в новой школе, когда я передавала ему свои документы и случайно задела его руку. Теперь, если нужно что-нибудь ему отдать, я просто кладу это на край учительского стола.

Я жду, закрыв глаза, спрятав руки в рукава и переключив плейер с вопящего Сида Вишеса на что-то помягче, мелодичнее. В классе максимальная громкость не нужна. Здесь психическая энергия не так сильно бушует — может, из-за того, что на одного учителя приходится меньше учеников.

Я не всегда была уродом. Раньше я была нормальным подростком. Бегала на школьные дискотеки, влюблялась в знаменитостей и страшно гордилась длинными белокурыми волосами — мне тогда и в голову бы не пришло стягивать их в хвостик и прятать под капюшоном. У меня были мама, папа, младшая сестренка Райли и очаровательный желтый лабрадор по кличке Лютик. Я жила в чудесном доме, в приятном районе города Юджин, штат Орегон. Меня все любили, я была счастлива и не могла дождаться, когда начнется первый учебный год в старшей школе — меня только что выбрали капитаном команды болельщиц. Жизнь моя была полна, выше — только небо. Жуткая банальность, и в то же время — совершенная правда, как это ни смешно.

Впрочем, дальнейшее я знаю понаслышке. После аварии отчетливо помню только одно: как я умерла.

У меня случилась, что называется, «клиническая смерть». Только, можете мне поверить, никакая она не клиническая — самая что ни на есть настоящая. Вот только что мы с сестрой сидели на заднем сиденье папиного компактного внедорожника, голова Лютика лежала у Райли на коленях, хвост собаки мягко постукивал меня по ноге, а в следующий миг, хоп — надулись воздушные подушки, машина — всмятку, а я смотрю на все это со стороны.

Смотрю я, значит, на все это безобразие — осколки стекла, искореженные дверцы, передний бампер стиснул сосенку в смертельном объятии — и понять не могу, что же такое произошло, а сама молюсь: хоть бы наши были живы, успели выбраться, как и я. Тут слышу знакомый лай, оборачиваюсь и вижу: они все бредут куда-то но дорожке, а Лютик, виляя хвостом, скачет впереди.

Я за ними пошла. Поначалу бегом — все старалась догнать, а потом приотстала: захотелось прогуляться по огромному душистому лугу, где деревья словно пульсируют, а цветы трепещут. Только глаза пришлось зажмурить, а то вокруг все расплывалось в сияющей бликами и отсветами дымке.

Я все говорила себе: совсем чуть-чуть погуляю и побегу за ними. А оглянулась — только и успела увидеть, как они улыбаются мне и машут руками, а потом шагнули на мост и вмиг исчезли.

Как я перепугалась! Кидаюсь туда, сюда — а вокруг все одинаковое: белое, теплое, сияющее, мерцающее… Вечный прекрасный дурацкий туман. Я упала на землю, меня колотил озноб, я вся дергалась, корчилась, плакала, кричала, ругалась, умоляла, обещая невесть что, хоть и знала, что никогда ничего не смогу исполнить.

А потом вдруг слышу, кто-то говорит:

— Эвер? Тебя так зовут? Открой глаза и посмотри на меня.

И тут я выплыла на поверхность. Назад, туда, где только боль, и горе, и что-то мокрое и горячее на лбу. Я уставилась на склонившегося надо мной парня, прямо в его темные глаза, и прошептала:

— Я — Эвер…

И опять потеряла сознание.

Глава 2

За пару секунд до того как мистер Робинс войдет в класс, я сбрасываю с головы капюшон, выключаю плейер и делаю вид, что читаю книгу. Даже глаз не поднимаю, когда учитель говорит:

— Ребята, это Деймен Августо. Он приехал к нам из Нью-Мехико. Так, Деймен, садись на свободное место — вот там, в заднем ряду, рядом с Эвер. Будете вместе заниматься по ее книге, пока у тебя нет своего экземпляра.

Деймен — роскошный парень. Я это знаю, хоть и не поднимаю глаз. Он идет ко мне, а я уткнулась в книгу. Я и так слишком много всего знаю о своих одноклассниках. Лишняя минута неведения — истинное счастье.

Но если верить сокровенным мыслям Стейши Миллер, которая сидит на два ряда впереди, «Деймен Августо — офигительный красавец».

Хонор, лучшая подруга Стейши, совершенно с ней согласна.

Также и приятель Хонор по имени Крейг — но тут уже совсем другая история.

— Привет!

Деймен устраивается на соседнем стуле, сбросив с него мой рюкзак — тот с глухим стуком падает на пол.

Я киваю, упорно отказываясь поднять глаза выше его черных байкерских сапог. Обувка явно эксклюзивная — не из тех, что носят обыкновенные байкеры. Совсем не на месте среди разноцветных шлепанцев, которые топчут школьный пол, покрытый зеленым ковролином.

Мистер Робинс предлагает раскрыть книги на странице сто тридцать три. Деймен тут же наклоняется ко мне.

— Поделишься?

Я не отвечаю. От его близости мне не по себе, и все-таки я подталкиваю к нему книгу, так что она почти свисает с края парты. А Деймен двигается ближе вместе со стулом, сокращая расстояние между нами. Я отползаю на самый краешек сиденья и натягиваю на голову капюшон.

Деймен тихонько смеется. Понятия не имею, что это должно значить — я ведь так и не посмотрела ему в лицо. Знаю только, что смех его звучит легко и небрежно, но словно с каким-то подтекстом.

Сгибаюсь еще ниже, подперев ладонью щеку и неотрывно уставившись на наручные часы. Старательно игнорирую испепеляющие взгляды и критические комментарии одноклассников. Примерно такие: «Бедный новенький, такой потрясающий красавец, а вынужден сидеть с этой психопаткой!» Мысли в таком духе излучают Стейша, Хонор, Крейг — да все практически.

Правда, кроме мистера Робинса. Он, как и я, пламенно мечтает о том, чтобы урок поскорее закончился.

* * *

В столовой за ланчем только и разговоров, что о Деймене.

«Видела новенького, Деймена? — Такой парень! — Такой сексуальный! — Я слышала, он из Мехико. — Нет, кажется, из Испании… — Неважно — в общем, откуда-то из-за границы… Обязательно приглашу его на Зимний бал… — Ты что, вы даже еще не знакомы! — Не беспокойся, познакомимся…»

— Боже мой! Ты видела новенького, Деймена? — Хейвен садится рядом со мной.

Отросшая челка закрывает ей глаза, острые прядки достают почти до ярко-красных губ.

— Ох, сил нет, и ты о том же!

Я мотаю головой и впиваюсь зубами в яблоко.

— Ты бы так не говорила, если б по-настоящему его разглядела.

Хейвен вытаскивает ванильный кекс из розовой картонной коробочки и, как обычно, принимается слизывать глазурь — а ведь по костюму можно было бы подумать, что она регулярно завтракает человечьей кровью, а не маленькими сладкими кексиками.

— Девчонки, вы про Деймена? — шепчет Майлз, присаживаясь к нам и кладя локти на стол.

Его карие глаза смотрят то на меня, то на Хейвен, а круглая детская рожица расплывается в улыбке.

— Шикарный парень! Сапоги видели? Прямо из журнала «Вог»! Предложу-ка я ему стать моим бойфрендом.

Хейвен щурит желтые глаза.

— Опоздал! Я его уже застолбила.

— Ну, извини! Я думал, ты общаешься только с готами, — хмыкает Майлз, разворачивая сэндвич.

Хейвен смеется.

— Можно и с не-готами, если они такие красавцы. Ох, до чего хорош! — Она качает головой, сердясь, что я не могу разделить ее восторгов. — Просто… просто огонь!

— Ты его еще не видела? — изумляется Майлз.

Я смотрю в стол. Может, соврать? Они так ко мне прицепились, что ничего другого не остается. Только… не могу я врать. Им — не могу. Хейвен и Майлз — мои лучшие друзья. Единственные друзья. А у меня и без того слишком много секретов.

В конце концов я говорю:

— Мы сидели с ним за одной партой на литературе. Пришлось заниматься по одной книжке. Но я его толком не рассмотрела.

— Пришлось?! — Хейвен отбрасывает со лба челку, чтобы не мешала глядеть на ненормальную, посмевшую такое ляпнуть. — Ужас какой, бедняжка ты моя! — Хейвен вздыхает и закатывает глаза. — Да ты просто не ценишь своего счастья!

— Какую книгу читали? — спрашивает Майлз, как будто от названия что-нибудь зависит.

— «Грозовой перевал». — Я кладу огрызок на самую середину салфетки и аккуратно заворачиваю края.

— А капюшон был надет? — интересуется Хейвен. Добросовестно вспоминаю — точно, я подняла капюшон, когда Деймен подвинулся ближе.

— Ну, надет.

— И на том спасибо, — бурчит Хейвен, разламывая кекс. — Не хватало еще состязаться с белокурой богиней.

Я съеживаюсь, стараюсь не смотреть на ребят. Мне всегда неловко, когда обо мне говорят такие вещи. Когда-то я ради этого и жила, но теперь все по-другому.

— А Майлз, выходит, тебе не конкурент? — спрашиваю я, чтобы перевести с себя внимание на того, кому это по-настоящему приятно.

— Вот именно! — Майлз взъерошивает рукой короткие темные волосы и поворачивается в профиль, красуясь перед нами. — Не надо списывать меня со счетов!

— Тут даже и думать не о чем, — отмахивается Хейвен, стряхивая крошки с колен. — Вы с Дейменом в разных командах, Майлз, так что твоя убийственная модельная внешность тебе не поможет.

— Откуда знаешь? — прищуривается Майлз, отвинчивая крышечку с бутылки витаминизированной минеральной воды.

— У меня радар на геев. — Хейвен постукивает пальцем себе по лбу. — И можете мне поверить, на этого парня он не отзывается.

* * *

Мало того что у нас с Дейменом общий английский на первом уроке и рисование на шестом (правда, мы сидели не рядом, и я даже не смотрела в его сторону, но мысли-то в классе крутятся, и даже учительница, мисс Мачадо, думает о нем), так он еще и машину поставил рядом с моей! И хоть я ухитрилась не увидеть ничего, кроме его байкерских сапог, все равно стало ясно, что краткий срок помилования, отпущенный мне, закончился.

— Боже, это он! Прямо рядом с нами! — пищит Майлз мечтательным голоском, который у него появляется только в самые волнующие моменты жизни. — А машина-то, смотри, смотри — блестящий черный БМВ и супертемные тонированные стекла! Дивно! Так, слушай, что мы сейчас сделаем: я открою дверцу и совершенно случайно задену его дверь. Тогда у меня появится предлог, чтобы заговорить с ним.