Месяц тому назад

Отдыхать Стрельников никогда не умел. Праздное безделье быстро утомляло, и уже через несколько дней его неумолимо тянуло на работу.

В начале лета, когда отпуск был еще впереди, он легко соглашался на все предложения жены и готов был лететь куда угодно. И радовался в душе, когда Саша [Стрельников и Александра Андреева — персонажи романов А. Демченко «Горький привкус счастья», «Чужие души», «Очарование лжи».] перенесла отпуск с июля на август. Оказалось, что Дудника в пятьдесят лет настиг душевный кризис и отпуск ему нужнее, чем Саше.

В августе неожиданно заболела заведующая неврологическим отделением городской больницы, и свалить всю работу на одного Дудника, недавно пережившего возрастной кризис, Саше совесть не позволила. И только когда начали регулярно звонить родители и приглашать в гости, они наконец-то выбрались в Заозерск, оставив две недели законного отпуска на декабрь.

И вот наступил тот день, когда Стрельникову уже с утра хотелось оказаться дома, поехать на работу и приняться за текущие дела.

В первый день отпуска они искупались в бухте, побродили по городу и остаток вечера провели с родителями. На следующий день все вместе поехали на дачу. Шашлыки удались на славу. После этого, уставшие от еды и вина, они опять улеглись на горячем песке и лениво подставили бока щедрым солнечным лучам.

На третий день они выбрались на экскурсию за пределы Заозерска и побывали в недавно отстроенном женском монастыре.

Непривычная к длительным пешим прогулкам Саша под вечер так устала, что, когда они вернулись обратно в город, на ночное купание у нее не осталось сил.

И вот теперь она сидела на террасе, вытянув босые ноги, и молча пила вино.

— У нас еще десять дней отдыха, и, если так дела пойдут и дальше, мне нечего будет надеть на работу.

— Купишь новое платье, — нашел выход Стрельников.

— Нет. Предлагаю перейти на менее вкусную, но более полезную пищу и прекратить пить вино.

— Я против. Отдых человеку дается для удовольствия, — сказал Стрельников и долил вино Саше в бокал.

— Чего по тебе не скажешь. У тебя прямо на лбу написано — верните меня на работу!

Она хотела показать, какими буквами написано желание вернуться домой, как в стену кто-то постучал. Саша замолчала на полуслове.

— Марк, — обрадовался Стрельников и тут же постучал в ответ. — Сто лет не виделись!

На его лице мелькнула озорная улыбка, и от усталости не осталось и следа.

— Марк у нас кто?

Саша поставила на стол бокал и вопросительно смотрела на мужа.

— Сейчас сама узнаешь.

Стрельников поднялся из-за стола, чмокнул на ходу жену в висок и спустя минуту за стеной послышался шум, а еще через некоторое время этот же шум переместился в старую квартиру Стрельниковых.

— Знакомься, это моя Саша, а это — Марк, Марк Казанцев, — уточнил Стрельников. — Сосед и друг в одном лице.

— Очень приятно. Мне о вас Паша говорил. Я вас приблизительно так и представляла.

Саша сказала неправду. Стрельников никогда не вспоминал о Казанцеве, но в глазах и облике незнакомого мужчины, стоящего посреди гостиной, было что-то такое, что ей показалось, что она его давно знает.

Казанцев был на полголовы ниже Стрельникова, с такой же короткой стрижкой и спокойным взглядом. И если бы не военная выправка, которую не спрячет ни одна штатская одежда, его можно было б принять за клерка из какой-нибудь конторы. И Саша улыбнулась ему, как старому знакомому, и протянула руку.

Она еще слышала голос Марка Казанцева и ощущала прикосновение его руки, как неожиданно откуда-то взявшаяся темнота начала окутывать комнату.

В узком коридоре мигала лампочка, и откуда-то доносились голоса. Саша напрягла слух. Люди говорили на чужом языке. Она попыталась определить, откуда именно долетает звук, но там, наверху, что-то громыхнуло, и ей на голову посыпалась земля. Страх и безысходность сковали все тело. Она сделала шаг обратно и очутилась… в квартире и почувствовала, как задрожала рука Казанцева.

— Это после контузии, — смутился Казанцев и отпустил ее руку.

— Когда вы спуститесь в подвал, дрожь сама пройдет, руки станут послушными, и тогда вы сможете заниматься своим делом. Останки тел надо захоронить, — еле слышно прошептала Саша.

В гостиной стало совсем тихо.

— Извините, — первой опомнилась она. — Вы только не сочтите меня за городскую сумасшедшую. Иногда так бывает, что я вижу какие-то картинки из чьей-то жизни. Вы прикоснулись к моей руке, и я увидела… войну.

— Все верно. Я часто бывал на войне, — успокоил ее Казанцев.

— Да что мы стоим посреди комнаты? Пойдемте к столу, — предложил Стрельников.

«Интересно, это излишек вина или солнца так действует на отдыхающих?» — улыбнулся себе Казанцев.

— Саша, а чей прах я должен захоронить? — спросил под конец вечера Казанцев.

Зачем он задал этот нелепый вопрос, он и сам не знал.

— Не знаю. Я только ощущаю, но не вижу. Вы… — задумалась Саша, — как бы ходите по трупам… Возле вас смерть…

Надо было остановиться и не говорить последнюю фразу, спохватилась Саша и беспомощно развела руками.

— Смерть, говорите… Это изъян профессии, — улыбнулся Казанцев.

— Воевали?

— Как вам сказать… Скорее нет, чем да. Я военный хирург. Вначале — Кавказ, потом миссия ООН: Либерия, Конго, Ливия. И смерти, и трупы — все это, конечно, было. Куда без этого? — грустно улыбнулся Казанцев.

— Марк, не берите в голову. Здесь столько солнца и вина, — подтвердила догадку Казанцева Саша.

Ужин затянулся далеко за полночь, мужчины из гостиной переместились на террасу и уже там продолжили пить вино. Их неразборчивые слова долетали в гостевую комнату и убаюкивали Сашу. Она уснула мгновенно, как только коснулась подушки.

— Ты в целом как? — спросил Стрельников.

— Да никак. В отставке. Не прошел медкомиссию. Руки перестали слушаться, а хирург со скальпелем в дрожащих руках — сам понимаешь…

Марк сделал последнюю затяжку сигареты и аккуратно затушил окурок в ракушке, приспособленной под пепельницу.

— Это лечится?

— Нет. Обследовался, пытались лечить, но… Дорога в хирургию мне закрыта навсегда.

В голосе Казанцева звучала неподдельная горечь. Он потянулся за новой сигаретой.

— Марк, но ведь есть поликлиника и другие отделения, где нужны мозги…

— Есть, — согласился Казанцев, — только это все не то. «Хорошо быть девочкой в розовом пальто, можно и не в розовом, но уже не то». Вот так и у меня — не то. Помнишь, в соседнем доме жил Максим Гранин?

— Нет, — признался Стрельников.

— Да знаешь ты его. У Маши роман с ним был.

— Сестру твою помню. Гостила у вас каждое лето. Мне она нравилась, — признался Стрельников. — А Гранина — не помню.

— Маша вышла замуж за него. А теперь он мэр Куличевска.

— Да ты что?

— Максим предложил мне место директора медколледжа. Я согласился. Скоро месяц как руковожу, — засмеялся Казанцев.

«Может, Саша и была права, когда сказала, что я хожу по трупам? Пикуза с работой отлично справлялась, а тут я, как снег на голову. По трупам по карьерной лестнице. Бред, — оборвал себя Казанцев. — Она была всего лишь врио директора и сама понимала, что должность временная. Хотела бы работать — подписала бы контракт. Если Пикуза — труп, то этот труп живее всех живых», — успокоил себя Казанцев.

— Как Юля?

Вопрос Стрельникова вывел Казанцева из раздумий.

— Вернулась из Франции. Что-то не сложилось у нее там.

Год назад жена подала на развод и улетела к новому мужу. С тех пор на его электронную почту с завидной регулярностью приходили фотографии из ее счастливой жизни, а он с мазохистским удовольствием их рассматривал.

Новый муж бывшей жены Марку не нравился. Но с этим несимпатичным типом со слащавой улыбкой на прыщеватом лице Юля спала, радовалась жизни и пыталась доказать, что этот безвольный иностранный хлыщ в сто крат лучше его, Марка Казанцева. Она хотела, чтобы бывший муж почувствовал свою несостоятельность и знал, что обижалась она на него не зря. Когда Марк понял эту незатейливую игру, то удалил все фото и сразу заблокировал почту.

— Звонила?

— Да. Сразу, как вернулась. — Марк сделал затяжку сигареты и посмотрел на ночное беззвездное небо.

Юля всегда умудрялась звонить не вовремя. Звонок раздавался, когда он был в операционной, на обходе или… Всего не счесть.

Потом долго обижалась. Обижалась, когда трубку брала медсестра, сообщая, что Марк Дмитриевич освободится не раньше двух часов. Обижалась, когда он опаздывал в театр. Обижалась, когда внезапно прерывался телефонный разговор. Потом долго не брала трубку и слушать не хотела, что связь зависит не от него, Казанцева, а от движения спутника, что это Африка и…

Юля позвонила в самый неподходящий момент. Жара стояла такая, что плавились мозги. В Конго повстанцы теснили правительственные войска. Прицельный огонь, ведущийся обеими сторонами, шквалом обрушился на электростанцию, и тогда в госпитале впервые тревожно замигали красные лампочки. Напряжение в сети стремилось к нулю. Он оперировал молодого парня. Пуля прошла навылет в нескольких миллиметрах от сердца, зацепив только легкое. Какую из воюющих сторон представлял раненый, для Казанцева не имело значения. Лампа над операционным столом начала потихоньку гаснуть, и он вел пинцет по раневому каналу на ощупь.