Готовность к бою. Уж точно не свойственная парням из мира моды. Во всяком случае, в Сашином представлении.

Он и к Сашке со словами «Обманщица. Шарлатанка» подошел так, будто из засады выскочил. Хотя всего-то с кухонного балкона шагнул в помещение. Принадлежащее, кстати, ее, Сашкиным, предкам. Причем вовсе не далеким.

Сама Сашка оказалась у бабушки и деда тоже из-за студенчества. Грядущего. То есть из-за школы, конечно. В Питере они лучше, чем в их глухой провинции, в универ нормальный попасть больше шансов.

Угу, официальная версия.

Реальность оказалась богаче на события. Мама водворила Сашку в одну из гулких пустующих комнат под присмотр бабушки Маши и деда Леши. Расцеловала и обещала очень скучать. А через месяц рванула на очередные поиски себя, гармонии и счастья в личной жизни… аж в Аргентину. И торчала там уже без малого два года. Звонила, конечно, часто. Ну… раз в неделю — это же довольно часто, ага? Говорила, что скучает по дочке сильно. Казалось бы, скучаешь — забирай с собой… Но — нет. В качестве компенсации баловала ее карманными деньгами. Видимо, «счастье в личной жизни» оказалось не бедным и не жадным.

Это в принципе делало ее жизнь не просто хорошей, а замечательной. Для «просто хорошей» хватало бабушки и деда. Они обожали Сашку, ничем не ограничивали ее свободу, кроме легких намеков на не всегда сделанную домашку. Но… но обидно было все равно до ужаса. Не могла умная девочка не понимать того, что мама стряхнула ее как балласт, мещающий вести интересную и насыщенную жизнь. А девочка-балласт в силу собственной мягкотелости и неконфликтности не могла даже скандала толкового закатить — типа, что за дела, мама дорогая, бери меня с собой, а не то!!! А не то я ирокез сделаю, брови проколю и вообще убегу из дома. Вот.

Не умела она так. Зато умела относиться ко всем и всему с пониманием. И обиды лечить своими собственными способами. Было в Сашкиной жизни огромное увлечение. Оно же — любовь и, возможно, дело всей ее будущей жизни.

Она обожала кофе.

Сколько себя помнила — на запах его могла идти, как загипнотизированная. Годика в два прибегала из кроватки на мамину утреннюю чашку — сонная, взъерошенная, в пижаме. Взбиралась на колени, лезла носом туда-туда-туда, где за белой границей фаянса плескался черный, горячий, ароматный океан.

Тогда ей, конечно, кофе пить не разрешали. Но два года назад бабушка Маша внимательно всмотрелась в Сашкино бледное личико и взялась за тонометр — давление ей померяла.

— Да ты, радость моя, гипотоник, — сказала она. Покачала головой и добавила: — С возрастом пройдет, конечно. А пока пей свой кофе, только умоляю, не перебарщивай.

И Саша с радостью пила его. И варила. Моментально разобралась — сколько сыпать зерен, сколько делать оборотов ручной мельнички. Или сколько секунд держать палец на кнопке электрической кофемолки. Как варить, как разливать… а потом купила термос и взяла с собой в школу свой «эликсир жизни».

В школе за Сашей с первых дней учебного года закрепилась репутация фрика. Но к такому милому, симпатичному и добродушному фрику отношение было соответственное. Иногда поддразнивали, но никогда не обижали. Иногда просили кофе глотнуть, иногда угощали шоколадками. Иногда давали скатать домашку, иногда кричали — спасай-выручай. Все как у всех, разве что близких друзей-подруг не завелось, романтических привязанностей (не считая кофе) не возникло.

А потом случилось вот что.

Полинка Рязанцева — не главная звезда, но и не серая мышка — пришла в школу зареванная и едва увидела Сашу, рванула к ней через весь коридор.

— Фербер! — закричала она издали. — Сашка, подожди меня!

Сашка остановилась. Полина чуть не сбила ее с ног. Она была не больше и не меньше, чем просто одноклассницей. С чего бы вдруг такой напор?

— Погадай мне! — выпалила та, не понижая голоса и не обращая внимания на народ в коридоре.

— Что? — опешила Саша. — Ты чего, Поль? Я не умею.

— Да не ври, все ты умеешь! Постоянно по уши в кофейной гуще сидишь. А мне очень надо!

И, глядя на покрасневший Полин нос, на круги под глазами, Сашка мысленно обругала свою уступчивость и неумение сказать «нет». А вслух ответила:

— Э… ну смотри, я тебя предупредила. Если что не так, сама будешь виновата, — она вытащила из рюкзака термос и открутила крышечку, на ходу соображая, есть ли там вообще хоть какая-то гуща — наливала-то через ситечко.

— Вкусно! — Полинка глотнула кофе. — С корицей, да?

— Угу, а еще с кардамоном… — Сашка вытащила блокнот, а из него вырвала нелинованный лист. — Ты учти, я только в кино видела, как это делается. Это вместо тарелки будет. Давай вытряхивай сюда все, что осталось.

Рязанцева послушно затрясла крышечкой термоса. Что-то там оставалось, но скорее капли напитка, чем крошки гущи.

— Давай еще, — скомандовала Саша, набулькивая следующую порцию, — может, с будущим не сложится, но день сегодняшний точно наладится.

Отдавать команды и видеть, как их послушно выполняют, оказалось приятно. Одноклассница то ли хмыкнула, то ли носом шмыгнула, залпом проглотила новую порцию кофе и вытряхнула остатки на блокнотный лист. — Еще. — Саша потянулась было термосом к крышечке в Полиной руке, но… — Ого! Полинк, я гадать как не умела, так и не умею, но тут же все таким прямым текстом выложено, что и дурак прочитает!

— Видимо, я не дура, — хмыкнула та. — По мне так пятно на пятне. Читай, давай.

Насчет пятна на пятне она была права. Но эти кляксы-разводы складывались в совершенно четкую картину — треугольник, в каждом углу по человеку. По нему проходила трещина или, может быть, разрыв. Две вершины разделялись, но до третьей разрыв не доходил. Сашка набрала воздуха в легкие.

— Наверное, это расставание. Двое расстаются, а третий… а третьего это вроде как не касается, но вот-вот коснется, потому что эта линия, — она показала на разрыв, — вот-вот до него дойдет.

— Точно расстаются? — Глаза Поли расширились, в них заблестели слезы. — И точно коснется?

— Угу… — Пятна на листе были совсем свежими и еще немного «плыли», меняя очертания. Секунда, и линия дошла до третьей вершины. — Вот, уже коснулось. И сильно.

— Значит, разведутся, — замогильным голосом произнесла Рязанцева, обращаясь не к Сашке, а к воздуху перед собой. — Я-то думала, как обычно поругались. Спасибо, Фербер. Новости, конечно, поганые, но все же лучше с такими, чем от незнания и подозрения мучиться.

Полинины родители в самом деле вскоре развелись. И мама забрала дочку в Москву. Полина написала Сашке несколько сообщений во «Вконтакте», но дружбы между девочками так и не завязалось. Зато сначала с подачи Рязанцевой, а затем и просто с подачи друг друга, к Сашке повалили клиенты. И она оказалась чертовски хорошей гадалкой, хотя долго искренне считала себя ловкой, чуткой и догадливой шарлатанкой. Не то чтобы Саша так уж пудрила клиентские мозги, гадая на кофейной гуще. Скорее, наоборот — обычно она смотрела на говорящие пятна и ландшафты на блюдечках и вдохновенно несла то, что подсказывал дуэт воображения с интуицией. И ведь работало! Сашка почти совсем перестала удивляться горячим благодарностям в «личке» и по СМС, почти совсем поверила в свои предсказательские силы. Два года, в конце концов, для шестнадцатилетней гадалки — ого, какая карьера!

А еще она окончательно укрепилась в своих планах — поступить в скромный универ, выучиться на товароведа, да еще бухгалтера какого-нибудь, заработать на гаданиях стартовый капитал и открыть лучшую в городе кофейню. Это ли не счастье? Оно самое.

Так и шло до тех пор, пока Серый не наехал на нее, типа, обманщица. Да еще хвостатые феи случились. А дальше понесся снежный ком…

— Раствори свою тоску, — мурлыкала Сашка, палочкой вороша песок в жаровне, — и отдай ее песку. Черный, словно ведьмы кровь, кофе будет вмиг готов…

— Это заклинание? — поежилась клиентка. Нервная, красивая женщина, с виду чуть постарше Сашиной мамы аккуратно пристроилась на краешке табурета, вздрагивая от каждого шороха. А их было предостаточно на старой кухне с хриплыми механическими часами, булькающей ароматической лампой и ветром, гуляющим по позапрошлогодним пучкам душицы и связкам перца.

Сама гадалка забралась с ногами на кухонный диванчик, натянула на колени длинную уютную юбку. Зато плечи, наоборот, выставила из выреза толстенного шерстяного свитера (связанного, между прочим, дедом Лешей, у кого еще такой дед найдется а?). На плечах еще остался летний загар, и светлые волосы сильно с ними контрастировали.

Сегодня Сашка чувствовала себя чертовски красивой и эффектной, даже немного расстроилась, что гадать пришлось клиентке, а не клиенту. Нравиться ей очень нравилось. А кому не понравится, в шестнадцать-то лет, из которых пятнадцать с лишним была никакая, простая как яйцо. Совсем недавно Сашка почувствовала, что вылупилась из него… не то чтобы райская птица, но вполне себе пташечка-милашечка. Никак на гадалку-кофейницу не похожая — светленькая, кареглазая, загорающая в теплый янтарный оттенок.

— Можно сказать, что заклинание. — Сашка улыбнулась не клиентке, а распахнутому окну, морю, запаху кофе, камням и крикам чаек. Собственному своему микрокосмосу, где в окна рвался холодный балтийский воздух, а раскаленные в песке медные джезвы, казалось, шипели от соприкосновения с ним. Все же большое везение жить окнами на залив, когда в десяти метрах от подъезда начинается парк, а в двадцати — собственно, море.