Что до дедушек и бабушек, то я знал лишь маминого отца, своего дедушку Билла, которого я действительно любил. Он был очень спокойным человеком, способным приковать внимание собеседника всего лишь взглядом или кивком. Сила в равной степени сочеталась в нем с мягкостью, причем все это не ложилось слоями, а перемешивалось, как хорошо выделанная кожа. Бывали дни, когда мне особенно не хватало деда, когда я нуждался в его мудрости, чтобы справиться с приливными волнами своей жизни. Однако бывали ночи, когда звук стучащих по подоконнику капель дождя проникал в мое подсознание и дедушка являлся мне во сне, который неизменно заканчивался тем, что я как ошпаренный подскакивал на кровати, с трясущимися руками, в холодном поту от воспоминаний об обстоятельствах его смерти.

— Но вы отдаете себе отчет, что это дом для престарелых? — спросила миссис Лорнгрен.

— Именно поэтому я сюда и приехал. Ваши постояльцы жили в удивительное время.

— Это правда. — Миссис Лорнгрен перегнулась через разделяющую нас стойку. Теперь я увидел вокруг уголков глаз разветвляющиеся бороздки морщин, которые спускались к губам, делая их похожими на дно высохшего озера. И пока она говорила, я унюхал в потоке ее слов едва уловимый запах скотча. Тем временем она продолжила, понизив голос: — Наши постояльцы живут здесь, потому что не могут о себе позаботиться. Большинство из них страдает от болезни Альцгеймера, или от старческой деменции, или от других неврологических недугов. Они собственных детей-то не помнят, не говоря уже о жизненных событиях.

Об этом я как-то не подумал. Мой план явно начал давать сбой. Как написать биографию героя войны, если он не помнил, в чем заключался его подвиг?

— А у вас есть хоть кто-нибудь в здравом уме и твердой памяти? — Мой голос звучал чуть более жалостливо, чем мне хотелось бы.

— Почему бы не разрешить ему побеседовать с Карлом? — встряла в разговор Джанет.

Миссис Лорнгрен кинула на нее уничтожающий взгляд наподобие того, каким вы награждаете приятеля, обломавшего вас с идеальной отмазкой.

— С Карлом? — переспросил я, и миссис Лорнгрен, скрестив руки на груди, слегка попятилась. — А кто такой Карл? — продолжал наседать я.

Джанет заискивающе посмотрела на миссис Лорнгрен. И когда та наконец кивнула, настал черед Джанет перегибаться через стойку.

— Его зовут Карл Айверсон. Он осужден за убийство. — Джанет прошептала это совсем как школьница, которую вне очереди вызвали к доске. — Департамент исполнения наказаний прислал его сюда примерно три месяца назад. Его выпустили из тюрьмы Стиллуотер, потому что он умирает от рака.

— Совершенно очевидно, что рак поджелудочной железы — вполне разумная замена пенитенциарного исправления заключенных, — сердито пропыхтела миссис Лорнгрен.

— Он что, убийца? — удивился я.

Джанет опасливо оглянулась по сторонам убедиться, что нас не подслушивают.

— Тридцать лет назад он изнасиловал и убил четырнадцатилетнюю девочку, — прошептала она. — Я прочла это в его личном деле. Он убил ее и, чтобы спрятать концы в воду, попытался сжечь тело в сарае для инструментов.

Насильник и убийца. Я приехал в «Хиллвью» в надежде найти героя, а вместо этого нашел преступника. Ему определенно было что мне рассказать, но хотел ли я писать об этом?! И пока мои однокурсники будут сочинять сказки, как бабушка рожала на земляном полу или дедушка встречал в холле отеля Джона Диллинджера, я буду писать о человеке, который изнасиловал и убил какую-то девушку, а потом сжег ее тело в сарае. Мысль взять интервью у убийцы поначалу меня не вдохновила, но чем больше я думал, тем сильнее проникался этой идеей. Я слишком долго тянул резину с проектом. Сентябрь подходит к концу, и через пару недель мне нужно представить заметки по интервью. Мои товарищи уже выпустили лошадей из стартовых боксов, а моя кляча все еще жевала в конюшне сено. Выходит, Карл Айверсон должен стать темой моего проекта, если, конечно, согласится.

— Думаю, мне было бы интересно взять интервью у мистера Айверсона, — сказал я.

— Этот человек — монстр, — возразила миссис Лорнгрен. — Лично я не стала бы давать ему повода для радости. Да, я понимаю, что это не по-христиански, но для всех было бы лучше, если бы он просто тихо скончался в своей комнате. — Миссис Лорнгрен содрогнулась от собственных слов, которые можно сколько угодно произносить мысленно, но никогда вслух, особенно при посторонних.

— Послушайте, — начал я, — если я напишу его историю… ну, я не знаю… может, мне удастся заставить его признать всю порочность своих действий. — Как ни крути, а я все-таки был торговцем, подумал я. — Ну а кроме того, у него ведь есть право принимать посетителей. Ведь так?

Вид у миссис Лорнгрен стал озабоченным. У нее явно не было выбора. В «Хиллвью» Карл был не заключенным, а постояльцем с полным правом принимать посетителей, как и у всех остальных. Убрав руки с груди, миссис Лорнгрен положила их на разделяющую нас стойку администратора:

— Тогда я должна спросить его, захочет ли он принять посетителя. За те несколько месяцев, что он находится в нашем заведении, его посещали только один раз.

— А можно мне самому поговорить с Карлом? Вдруг мне удастся…

— С мистером Айверсоном, — поправила меня миссис Лорнгрен, чтобы напомнить, кто здесь главный.

— Конечно. — Я виновато пожал плечами. — Тогда я смог бы объяснить мистеру Айверсону суть своего задания, и, возможно… — (В этот самый момент мою речь прервала электронная трель моего сотового.) — Извините, — произнес я, — мне казалось, я его выключил. — У меня покраснели уши, когда, вытащив из кармана телефон, я увидел мамин номер. — Прошу прощения. — Я повернулся к Джанет и миссис Лорнгрен спиной для создания видимости некоей приватности. — Мама, я сейчас не могу говорить, я…

— Джои, ты должен приехать и забрать меня. — У мамы заплетался язык, слова сливались воедино, отчего ее пьяную речь было весьма трудно разобрать.

— Мама, я должен…

— Они надели на меня чертовы наручники!

— Что? Кто…

— Джои, меня, на хрен, арестовали… эти… говнюки! Я собираюсь подать на них в суд. Мне дали самого дерьмового адвоката, мать его так! — Потом она принялась кричать на кого-то стоящего рядом: — Ты слышишь меня, говнюк! Мне нужен номер твоего жетона! Я оставлю тебя без работы!

— Мама, ты где? — Я говорил громко и разборчиво, стараясь привлечь мамино внимание.

— Джои, на меня надели наручники!

— А там есть офицер? Я могу с ним поговорить? — спросил я.

Проигнорировав мой вопрос, она принялась перескакивать с одной нечетко оформленной мысли на другую:

— Если бы ты меня любил, то приехал бы и забрал меня отсюда. Ё-моё, я как-никак твоя мать, черт подери! Они надели наручники… Оторви свою задницу… Ты никогда меня не любил. Я не… я не… Лучше бы я перерезала себе вены. Меня никто не любит. Я ведь уже была почти дома… Я их засужу.

— Хорошо, мама, — сдался я. — Я приеду и тебя заберу, но сперва мне нужно поговорить с копом.

— Ты имеешь в виду мистера Говнюка?

— Да, мама, мистера Говнюка. Мне нужно поговорить с мистером Говнюком. Просто дай ему на секундочку телефон, а потом я приеду и тебя заберу.

— Отлично, — согласилась она. — Вот, Говнюк, Джои хочет с тобой потолковать.

— Мисс Нельсон, — вмешался в разговор полицейский. — Вам дали возможность связаться с адвокатом, а вовсе не с сыном.

— Эй, офицер Говнюк, Джои хочет с тобой потолковать.

Полицейский тяжело вздохнул:

— Вы сказали, что хотите поговорить с адвокатом. Вам положен только звонок адвокату.

— Офицер Говнюк не хочет с тобой говорить! — взвыла мама.

— Мама, передай ему, я сказал «пожалуйста».

— Джои, ты должен…

— Черт побери, мама! — Я сорвался на крик. — Передай ему, я сказал «пожалуйста».

Затянувшееся молчание, а потом, воскликнув «отлично!», мама повернула телефон в другую сторону, так что я уже почти не слышал.

— Джои говорит: «пожалуйста».

Последовала длинная пауза, но потом полицейский все же взял трубку:

— Алло.

Я говорил быстро, но спокойно:

— Офицер, я очень сожалею по поводу случившегося, но мой брат — аутист. Он живет с нашей мамой. И я должен знать, отпустят ли ее сегодня. Потому что в противном случае мне придется позаботиться о брате.

— Ну, дело вот в чем. Вашу мать арестовали за вождение в нетрезвом виде. — Пока он говорил, я слышал, как мать чертыхается и завывает. — Я отвез ее в полицейский участок округа Моуэр, чтобы она сдала тест на алкоголь. Она заявила о своем праве на звонок адвокату перед сдачей теста, и, по идее, ей следовало использовать отведенное время на то, чтобы связаться с адвокатом, а не звонить вам с просьбой вытащить ее отсюда.

— Понимаю, — сказал я. — Мне только нужно знать, отпустят ли ее сегодня вечером.

— Скорее всего, нет. — Ответ офицера полиции был максимально лаконичным, чтобы мать не услышала, что они для нее припасли.

Я ему подыграл:

— Ей предстоит детоксикация, так?

— Да.

— И сколько дней?

— Два-три.

— А потом ее отпустят? — спросил я.

— Нет.

Я задумался:

— После детоксикации сразу в тюрьму?