Конкордия зажала ему рот рукой.

— Выслушай меня, — сказала она. — Я знаю, о чем ты думаешь, и знаю, что это неправильно. Ты не должен проклинать себя за то, что случилось тем вечером, ты за это не несешь ответственности. И ты ничего не мог сделать.

— Но я же был там… Только я был так беспомощен…

— Ты был мальчишкой, тебе было всего тринадцать лет, — напомнила Конкордия. — Удивительно другое: я вообще не понимаю, как ты умудрился перехитрить убийцу и спасти свою жизнь.

Эмброуз ничего не ответил на ее замечание, но не пытался высвободиться из ее объятий.

— А полиция схватила того человека, который убил твоего отца? — спросила Конкордия спустя несколько мгновений.

Наступила короткая пауза.

— Нет, — покачал головой Эмброуз. — Они его не поймали.

Конкордия разгневалась не на шутку:

— Ты хочешь сказать, что справедливость так и не восторжествовала?

Похоже, ее гнев весьма удивил Эмброуза.

— На это потребовалось некоторое время, — проговорил он. — Можно сказать, что справедливость лишь отчасти одержала верх, но это не было истинной местью.

— Что ты имеешь в виду? Я не понимаю.

— Разумеется, не обнаружив меня, убийца стал предельно осторожен, — принялся объяснять Эмброуз. — И он уехал в Америку на четыре года. Но когда он вернулся, я его ждал. У меня был разработан хороший план.

— И что случилось?

Уголки его рта напряглись.

— Возвращаясь в Англию, он был болен туберкулезом и умирал, — сказал молодой человек.

— Стало быть, ты дал природе сделать свое дело, не так ли? — предположила Конкордия.

— Природе и лондонскому смогу. — Эмброуз пожал плечами. — Я решил, что убить его — значит проявить милосердие.

— Ты виделся с ним?

— Нет. — Эмброуз отрицательно помотал головой. — Но я послал ему записку, в которой сообщал, что постоянно наблюдаю за ним… За тем, как он умирает… Он продержался еще шесть месяцев.

— А что было с тобой после того, как твоего отца убили? — поинтересовалась Конкордия. — Ты стал жить у родственников?

— Да не было у меня близких родственников, — горько ответил Уэллс. — Дедушка умер за год до убийства отца, а больше никого в живых не осталось.

— И ты попал в приют? — спросила она. — Или в работный дом?

— Нет, — бросил Эмброуз.

— Но как же ты жил? Тебе ведь было всего тринадцать лет!

— Однако я не был невинным ягненком, Конкордия, — приподняв брови, промолвил молодой человек. — Я же из старого рода мошенников и преступников. Мой дед был светским человеком, но на жизнь он зарабатывал себе тем, что крал бриллианты у тех богатеев, которые приглашали его в свои гостиные и бальные залы. Мой отец был профессиональным мошенником. К тринадцати годам я был вполне в состоянии сам о себе позаботиться. Так что, учитывая мои таланты, образование и прошлое, можно было не сомневаться в том, куда заведет меня будущее.

— Понятно, — откашлявшись, пробормотала Конкордия.

— В тот же вечер, когда отца убили, я изменил свое имя, — сказал Эмброуз. — Вскоре после его смерти я начал зарабатывать тем, что забирался через окна в богатые дома и воровал там ценности. — Лицо Уэллса оставалось безучастным, словно он говорил не о себе, а о ком-то еще. — А что ты думаешь? Я профессиональный вор, Конкордия. С младых ногтей я учился мошенничать и воровать, и весьма преуспел в этом.

— Но больше ты этим не промышляешь! — едва не выкрикнула она. — Теперь ты стал профессионалом в другом деле — имеешь собственное сыскное агентство.

Эмброуз лишь пожал плечами.

— Да разница-то невелика, честно говоря, — заметил он. — Для сыска требуются те же умения, к тому же я по-прежнему занимаюсь работой все больше в ночное время.

— Ты отлично понимаешь, что между тем, чем ты занимаешься сейчас, и тем, что ты делал много лет назад, для того, чтобы выжить, пролегает громадная пропасть! — воскликнула Конкордия возмущенно.

Эмброуз опустил глаза на ее руки, сжимавшие его рубашку. Подняв голову, она заметила какое-то странное выражение в его глазах.

— Не пытайся сделать из меня героя, — медленно проговорил он. — Я далеко не рыцарь в сверкающих латах.

Конкордия наградила его кривой усмешкой.

— Нет, Эмброуз, ты именно рыцарь, — возразила она. — Да, стоит признать, что латы твои в некоторых местах поизносились и поистерлись, но это неудивительно, ведь ты так давно носишь их.

Уэллс медленно улыбнулся.

— Всему, что у меня есть, я обязан Стоунеру, — сообщил он.

— Но все-таки кто же он, Эмброуз?

— Полагаю, можно было бы сказать, что он занимается чем-то вроде того, что и ты.

— То есть Стоунер — учитель? — удивилась Конкордия.

— Да, пожалуй, его можно так назвать… Да! — кивнул Уэллс. — Если бы не знакомство с ним, я бы по-прежнему промышлял воровством бриллиантов, картин и антиквариата.

— Сомневаюсь. — Встав на цыпочки, Конкордия ласково потерлась губами о его губы.

А затем повернулась и направилась к двери.

— Спокойной ночи, Эмброуз.

— Но, Конкордия…

Но она уже отперла замок и распахнула дверь.

— Кем бы ни был Джон Стоунер, он не волшебник, — промолвила она. — Не смог бы он сделать из тебя героя, если бы не твои большие задатки.

Глава 29

Когда Конкордия ушла, Эмброуз налил себе еще один бокал бренди. А затем уселся по-турецки на ковер перед камином и, глядя на тлеющий, почти гаснущий огонь, стал вспоминать давнюю беседу в кухне Джона Стоунера. Он почти дословно помнил разговор, который состоялся много лет назад, словно это было лишь вчера.

— Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я оказался почти в такой же ситуации, в какой находитесь вы. — Стоунер подлил ароматного чая в крохотные чашечки. — Я был одинок, у меня не было близких. Зарабатывал себе на жизнь в игорных заведениях… Потом, когда мне не стало хватать средств на то, чтобы платить ренту, я стал мошенничать, причем достиг в этом деле немалых успехов.

— Вы мошенничали, играя в карты?

— Что я могу сказать? — пожал плечами Стоунер. — Это талант. Но мошенничать в карточной игре — рискованное дело, очень рискованное. Однако в те годы для джентльменов было обычным делом отправиться с утреца на дуэль, если у них возник спор по поводу игры в вист.

— Дедушка часто говорил мне то же самое, — кивнул юноша. — Кажется, даже была такая пословица: «Пистолеты для двоих, завтрак для одного».

Стоунер задумчиво улыбнулся.

— В те годы мир был совсем иным, — промолвил он. — Королева, да благословит ее Господь, еще не взошла на трон, еще не забылось Ватерлоо, платья женщин были куда откровеннее современных. И куда красивее, должен заметить, — добавил Стоунер.

— Более откровенные? — удивился Эмброуз, заинтересованный воспоминаниями Стоунера.

— Не обращайте внимания, — покачал головой хозяин дома.

Откашлявшись, он продолжил:

— Как бы там ни было, мое будущее выглядело почти беспросветным — до тех пор, пока мне не посчастливилось повстречать одного джентльмена, члена тайного общества, основанного на принципах древней философии, которая включала в себя изучение боевых искусств и некоторые упражнения по медитации.

Эмброузу стало еще более любопытно.

— А его-то кто обучил столь странным вещам? — поинтересовался он.

— Он узнал их от группы монахов, которые жили на отдаленном от земли острове на Дальнем Востоке, — ответил Стоунер. — Впрочем, не буду докучать вам излишними деталями. Достаточно лишь сказать, что тот джентльмен дал мне возможность путешествовать по миру, съездить на этот остров и постичь те боевые искусства, которым обучали его монахи.

— И вы… научились всему?

— Да, — кивнул Стоунер. — Я провел почти пять лет, обучаясь в Золотых храмах Ванзагары. После этого я отправился путешествовать, чтобы посмотреть мир. Египет, Америка, южные моря… Я очень долго не был в Англии. Вернувшись, я обнаружил, как многое тут переменилось.

— Кроме женских платьев, вы хотите сказать?

— Да, — снова кивнул Стоунер, погрузившийся в меланхоличные воспоминания.

Глаза его затуманились, казалось, мыслями он улетел куда-то далеко-далеко.

— Я узнал, что в мире никто больше не интересуется древней философией ванза.

— А что было с тем джентльменом, который помог вам отправиться на остров к монахам? — не унимался Эмброуз.

— Ничуть не сомневаюсь в том, что он сам и, возможно, некоторые другие последователи ванза, которые изучали эту философию в молодые годы, сохранили тайны общества и передали их своим сыновьям, — ответил Стоунер. — Но их наследники считали себя людьми современными. Не было у них терпения для того, чтобы постигать древнее искусство и философию, тратить на них время.

— А что же сейчас? — возбужденно воскликнул Эмброуз. — В наши дни можно отправиться в Ванзагару, в Золотые храмы?

Стоунер отрицательно покачал головой.

— Двадцать лет назад остров был уничтожен землетрясением, — проговорил он. — Монастырь, в котором я постигал древнюю философию и боевые искусства, исчез навсегда.

Как ни странно, Эмброуз испытал непонятное чувство горького разочарования.

— Как жаль, — неожиданно для самого себя произнес он.

С чего это его вдруг стала заботить утраченная философия и какие-то там монахи? В конце концов, он тоже современный человек.

— Вернувшись пять лет назад в Англию, я понял, что мне здесь нет места, — продолжал Стоунер.

— Почему?

— Возможно, потому, что я отсутствовал слишком долго. Впрочем, не исключено, что и по другой причине: я оставался позади, когда весь мир двигался вперед, — предположил Стоунер. — Как бы там ни было, я мог заниматься лишь своими книгами и исследованиями.

Наступило молчание. Эмброуз испытывал неловкость из-за того, что его охватила неожиданная симпатия к хозяину дома.

«Держи себя в руках, — говорил он себе. — Стоунер только что сбил тебя с ноги привязал к стулу. И как только он перестанет развлекать тебя всяческими побасенками, он немедленно передаст тебя в руки констеблей. Поэтому нечего расслабляться и сочувствовать ему».

— А изучить искусство ванза трудно? — услышал Эмброуз собственный голос.

Стоунер недолго раздумывал над ответом.

— Видите ли, для того чтобы постичь боевые искусства, требуется немного природного таланта. Однако я уверен, что любой человек, который может взобраться по стене дома с такой же легкостью, с какой это делаете вы, может их освоить.

— Хм! — хмыкнул Эмброуз, отпив глоток чаю и раздумывая над тем, насколько полезно искусство ванза может быть в его профессии.

— Хотелось бы заметить, — вновь заговорил Стоунер, — боевые искусства —это всего лишь один аспект ванза. Причем далеко не самый важный.

— Попрошу вас не обижаться, сэр, но что-то мне в это не верится, — покачал головой Эмброуз. — Особенно после того, как вы обошлись со мной несколько минут назад.

— В основе философии ванза лежит умение держать себя в руках, властвовать над своими эмоциями, — улыбнулся Стоунер — Мастер ванза — это в первую и в последнюю очередь мастер собственных страстей. Вдобавок к этому он умеет заглянуть под поверхность любого явления и рассмотреть аспекты любой ситуации, а потом приниматься за дело.

Эмброуз задумался над его словами. И решил, что ему бы понравилось быть мастером хоть чего-нибудь, пусть даже и собственных страстей. К тому же, похоже, способность заглядывать под поверхность могла бы весьма пригодиться ему.

В кухне вновь наступила тишина.

Эмброуз поерзал на стуле, проверяя крепость веревок, которыми были связаны его лодыжки и запястье. Ни одна не поддалась.

— И как вы поступите теперь? — спросил он. — Отдадите меня полиции?

— Нет, не думаю, что сделаю это, — сказал Стоунер, покачав головой.

Его слова внушали некоторую надежду.

— Если вы отпустите меня, сэр, то, клянусь, вы никогда больше меня не увидите.

Стоунер ничего не ответил на эти слова, лишь задумчиво посмотрел на молодого человека.

— Насколько мне известно, я последний мастер ванза в Англии, — наконец проговорил он. — А возможно, не только в Англии, но и во всем мире.

— Должно быть, это очень странное чувство, — предположил Эмброуз.

— Верно, — согласился хозяин дома. — И сегодня, наблюдая за тем, как вы карабкаетесь по стене моего дома, я подумал, что мне, должно быть, стоит завести ученика.

Эмброуз замер на месте.

— Меня? — оторопело спросил он.

— Уверен, что вы стали бы отличником.

Эмброуз почувствовал, как по его жилам побежали электрические искорки. Ощущение было почти таким же, какое он испытал, убегая из отцовского дома. Тогда он смог взять с собой лишь самые необходимые вещи, понимая при этом, что его жизнь коренным образом переменится.

— Вы должны кое-что знать, сэр, — заговорил он, тщательно подбирая слова. — У меня есть друг… Точнее, вы, должно быть, назвали бы его моим деловым партнером.

— Вы говорите о том молодом человеке, который следит за домом с противоположной стороны улицы? — улыбнулся Стоунер.

Эмброуз был потрясен.

— Так вы и его приметили?

— Разумеется. Похоже, вы оба очень умны, но лишены мудрости, которая обретается лишь с годами под руководством опытного человека.

— Дело в том, что я не могу оставить партнера и стать вашим учеником, — пожав плечами, заметил Эмброуз. — Мы с ним друзья.

Стоунер согласно кивнул.

— Не вижу причины тормозить дело, — сказал он. — Я вполне могу иметь и двоих учеников. Все равно у меня нет более важного и интересного занятия, которое помогло бы мне убить время.

Глава 30

На следующее утро Эмброуз, проходя мимо комнаты Конкордии, остановился и прислушался. Ни звука, ни шороха. Должно быть, она все еще спит.

Что ж, это очень хорошо, убеждал себя молодой человек, быстро направляясь к лестнице. После того, что произошло ночью в библиотеке, ей необходим отдых.

А вдруг она все-таки не спит? Что, если Конкордия съежилась клубочком на кровати и тихонько плачет, сожалея о том, что между ними было?

Хотя нет… Не станет Конкордия прятаться от него, независимо от того, какие чувства испытывает после ночных событий. Она из тех женщин, которые смело смотрят жизни в лицо и отважно идут вперед, несмотря ни на что.

А вот сам Эмброуз вовсе не был преисполнен отваги. С тех пор как он проснулся, неприятные мысли так и одолевали его, не давая покоя. Он свалял дурака.

Данте с Беатриче уже бежали вверх по лестнице, приветственно виляя хвостами. Эмброуз замедлил шаг, чтобы почесать собакам за ушками.

«О чем, черт возьми, я только думал, так много рассказывая Конкордии о своем прошлом?» — спрашивал себя Уэллс.

Ведь он хранил почти ото всех свою тайну больше двух десятилетий. Единственными людьми, которые знали почти всю правду или догадывались о ней, были Джон Стоунер и Феликс Денвер. Так почему прошлой ночью он забыл об осторожности?

Сопровождаемый собаками, Эмброуз вновь зашагал вниз по ступенькам.

И даже не свалить своей болтливости на огонь страсти, заставивший его забыть все на свете. Эмброузу было отлично известно это состояние, он нередко испытывал страсть и знал, что она не делает его более откровенным. Более того, дело обстояло как раз наоборот. За долгие годы взрослой жизни Эмброуз научился быть особенно сдержанным в обществе женщин.

Вероятно, все дело в шоке, который он испытал при виде старой газеты. Именно шок заставил его забыть об осторожности.

Однако было бы неверно сваливать все на какую-то газету. Спустившись вниз, Эмброуз направился к библиотеке. Вообще-то он большой умелец справляться с неловкими ситуациями.

Оказавшись в библиотеке, Эмброуз замер на месте, пораженный эмоциями, которые его обуревали. В нем вновь запылало то пламя, которое объяло все его существо накануне ночью. Ни одну женщину в жизни он не хотел так сильно, как хотел Конкордию Глейд.

По лестнице застучали быстрые шаги. Феба, Ханна, Теодора и Эдвина спускались вниз к завтраку. Признаться, этим утром Эмброуз без малейшего удовольствия думал о встрече с доблестными ученицами Конкордии. Оставалось только надеяться на то, что они крепко спали, когда он с их учительницей занимался любовью в библиотеке.

Занимался любовью…

Эти слова как-то неприятно зазвенели, даже загремели у него в голове, а потом внезапно затихли. Он действительно занимался любовью с Конкордией Глейд.

Подойдя к столу, Эмброуз взял в руки блокнот Катберта в кожаном переплете, который нашел в конторе.

— Доброе утро, мистер Уэллс, — вежливо поздоровалась с ним Эдвина, застывшая в дверях библиотеки. — Мы можем войти? Нам надо поговорить с вами.

Эмброуз оторвался от блокнота. Эдвина была не одна. За ней с ноги на ногу переминались Теодора, Ханна и Феба. На юных серьезных девичьих личиках застыло решительное выражение.

Пожалуй, стоит оставить надежды на то, что всю прошлую ночь они тихо проспали в своих постелях и не догадывались о том, что произошло в библиотеке.

— Здравствуйте, юные леди, — отозвался Эмброуз, закрывая блокнот. — Чем могу быть вам полезен?

— Мы хотим поговорить с вами о мисс Глейд, — в своей обычной прямолинейной манере заявила Феба.

Где-то в глубине существа Эмброуза зазвучал лозунг, который он не то чтобы впитал с молоком матери, но совершенно явно унаследовал его суть от своих отца и деда: «Если тебя загнали в угол, то никогда не признавай вины — это первое правило».

— Понятно, — нейтрально ответил Уэллс.

Руководство операцией взяла на себя Теодора, которая чуть отстранила подругу и первой вошла в комнату.

— Прошлой ночью мы видели, как мисс Глейд очень поздно поднималась наверх, — сказала она. — Ее одежда была в полном беспорядке, можно было бы даже сказать, что она была почти раздета.

«Правило номер два: парируй обвинение, направляя его против обвинителя».

— В самом деле? — приподняв брови, спросил Эмброуз. — Я удивлен, что после бессонной ночи вы все выглядите такими свежими и отдохнувшими, особенно если учесть, что вы шпионили за своей учительницей поздней ночью.

— Мы и не думали шпионить. — быстро промолвила Ханна. — Мы просто увидели, как она поднимается по лестнице.

— Потому что Данте подошел к моей комнате и стал царапать когтями дверь, — объяснила Феба. — Я подошла к двери, чтобы впустить его, и увидела мисс Глейд.

— Феба разбудила остальных, — заключила Эдвина.

Эмброуз кивнул.

— Ну да, и это, по-вашему, объясняет, почему вы все толпились на лестничной площадке, когда мисс Глейд поднималась к себе, чтобы лечь спать, — саркастическим тоном вымолвил он.

Девочки обменялись смущенными взглядами.

— Дело в том, — серьезно заговорила Эдвина, — что у нее были распущены волосы.

— В точности как у Люсинды Роузвуд из «Розы и шипов», — добавила Ханна. — После того, как она встречалась в саду с мистером Торном. Именно там мистер Торн овладел ею, если хотите знать.

— Ну да, в саду, — кивнул Эмброуз.

— А потом он ее бросил, — печально вздохнула Ханна. — Помните? Я уже рассказывала вам эту часть книги за завтраком.

— Насколько я помню, ты также упоминала, что тебе удалось прочитать только половину романа, — сказал Уэллс. — У тебя уже была возможность дочитать его до конца?

— Вообше-то нет, — призналась Ханна. — Но и без того совершенно понятно, что для Люсинды Роузвуд все кончилось плохо. И мы не хотим, чтобы мисс Глейд ждала такая же судьба.

Эдвина приосанилась.

— Одним словом, в сложившихся обстоятельствах мы все считаем, что вы просто обязаны попросить мисс Глейд стать вашей женой, — без обиняков заявила она.

— Понятно, — опять сказал Эмброуз.

Девочки в нетерпеливом ожидании уставились на него. Напряженное молчание прервала сама Конкордия.