— Вижу, вы слышали об обществе, — заметила Конкордия.

— Десять лет назад все слышали о Марлоу, Глейде и обществе «Чистый родник», — отозвался Эмброуз.

Уголки ее рта напряглись.

— Когда общество было расформировано, в скандальной прессе появилось множество статей о тех ужасах, которые якобы происходили в «Чистом роднике». Все эти выдумки приводились с чудовищными подробностями всяких мерзостей, — сказала мисс Глейд.

— Да, я припоминаю кое-какие статьи об этом, — произнес Уэллс.

— Но большая часть этих статей — полная выдумка! — возмущенно воскликнула Конкордия.

— Естественно. — Эмброуз махнул рукой, словно желая показать, что он не верит в подобные выдумки. — Пресса никогда не славилась правдолюбием. Ее больше интересуют скандалы и сплетни, чем факты. — Помолчав, он слегка нахмурился. — А почему общество распустили?

— Оно развалилось почти сразу после смерти моих родителей, которые погибли в Америке, в ужасной снежной буре, — спокойно промолвила учительница. — А они были основателями и руководителями «Чистого родника». Без них остальные члены общества не смогли отстаивать свои идеи и бороться за поставленную цель.

— А что ваши родители делали в Америке?

— Они отправились туда на корабле, чтобы основать в Америке подобное общество. — Конкордия взяла в руку чашку. — Они считали, что Америка окажется более восприимчива к их вольнолюбивой философии.

— Примите мои соболезнования по поводу того, что вы потеряли родителей в столь юном возрасте. Должно быть, вам пришлось нелегко.

— Да. — Конкордия произнесла это короткое слово быстро и совершенно спокойно, выражение ее лица при этом было холодным и непроницаемым.

Но Эмброуз чувствовал, какая буря бушует в ее душе — она ждала, что он станет смеяться над ней или, возможно, даже проклинать ее и ее родителей.

— Я не слишком хорошо знаком с философией «Чистого родника», — проговорил Уэллс, тщательно подбирая слова. — Но, полагаю, ваши родители защищали то, что кто-то назвал бы чересчур либеральным взглядом на отношения полов.

— Это благодаря прессе люди больше почти ничего не вспоминают об обществе. — В голосе Конкордии звучали гневные нотки. — Но мои родители во многих других вещах придерживались прогрессивных взглядов. Например, они верили в то, что женщины должны получать образование в соответствии с теми же стандартами, что и мужчины. Они считали, что женщин должны принимать в колледжи, университеты и присваивать им профессии по тем же правилам, по каким присваивают мужчинам.

— Понятно, — кивнул Эмброуз.

— Моя мать всегда мечтала учиться в медицинской школе. — Конкордия сумела быстро взять себя в руки, и ее лицо больше не выражало боли и гнева. — Когда ей отказали в приеме, родители заставили маму выйти замуж за нелюбимого человека.

— А ваш отец? — поинтересовался Эмброуз.

— Папа был замечательным человеком, философом, ученым, который страстно увлекался всевозможными современными идеями. И у него тоже позади был неудачный брак. Папа познакомился с мамой на лекции о правах женщин… — Конкордия задумалась, как ни странно, на ее лице мелькнула печальная улыбка. — Они оба всегда говорили, что это была любовь с первого взгляда.

— Судя по вашему тону, вы не слишком-то верите в этот феномен, — усмехнулся Эмброуз.

— Напротив! — горячо воскликнула Конкордия. — И мои родители могли служить тому доказательством. Но им пришлось заплатить слишком большую цену за свою любовь. Два брака развалились, в обществе вспыхнул грандиозный скандал — вот что им пришлось пройти на пути к собственному счастью.

— К тому же они повесили вам на шею груз незаконного рождения.

Конкордия тихо и грустно засмеялась.

— Это не самое страшное, — вымолвила она. — С наиболее серьезными проблемами я сталкиваюсь, когда люди узнают, что я выросла и была воспитана в «Чистом роднике».

— Эти проблемы возникают вследствие вашего поведения? — удивился Эмброуз.

— Именно так, мистер Уэллс. — Конкордия резко поставила чашку на стол, отчего тонкий фарфор мелодично зазвенел. — Как только люди узнают, что я — незаконнорожденная дочь Уильяма Гилмора Глейда и Сибил Марлоу, они тут же делают вывод, что я, как и мои родители, придерживаюсь весьма свободных взглядов на отношения мужчин и женщин.

— Теперь я понимаю, почему вы предпринимали столь титанические усилия к тому, чтобы скрыть от работодателей свое прошлое, — заметил Эмброуз.

— На свете найдется немного людей, которые захотели бы нанять учительницу, воспитанную в столь прогрессивной среде, — вздохнула Конкордия. — Словом, как только в школе узнали мое настоящее имя и прошлое, меня немедленно уволили.

Эмброуз задумался.

— Надо сказать, для целей Александра Ларкина вы подходили идеально, — сказал он наконец. — Вы так не считаете?

— Прошу прощения?

— Вам отчаянно была нужна работа, но связей у вас при этом не было никаких, — проговорил Уэллс. — Ларкин мог беспрепятственно использовать вас. Если бы вы пропали, никто не стал бы разыскивать вас, задавать какие-то вопросы.

Конкордия поежилась.

— При мысли об этом у меня мурашки по телу побежали, — призналась она.

— Вот интересно, предъявляли ли точно такие же требования к мисс Бартлетт?

— Что вы хотите… — Конкордия не договорила. — Ох, кажется, я понимаю! Похоже, все именно так и было, да? Мисс Бартлетт исчезла из замка, и, насколько мне известно, никто не наводил о ней справок. — Конкордия помолчала. — А потом никто не интересовался мной. В конце концов, я всего лишь учительница, на которую в замке и внимания-то почти не обращали.

Эмброуз медленно кивнул, его охватило знакомое волнение. Такое чувство он всегда испытывал в те мгновения, когда бывал близок к тому, чтобы найти ответы на свои вопросы.

— Что-то подсказывает мне, что вы — ключ к разгадке этого дела, Конкордия, — тихо промолвил он. — Думаю, что Ларкин совершил фатальную ошибку, когда дело коснулось вас. Возможно, это приведет его к краху.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Конкордия удивленно.

— Он недооценивает учительниц.

Глава 10

Жене владельца гостиницы сразу не понравился мужчина, который задавал так много вопросов ее мужу. И даже не потому, что он не стал скрывать своего презрения к скромной гостиничной обстановке, когда вошел в дом несколько минут назад. Богатые высокомерные джентльмены, которые демонстративно относились к ее аккуратненькой, уважаемой гостинице так, словно это какая-то жалкая хибара, встречались здесь нередко. В худшем случае они напивались и пытались приставать к горничным, а иногда пачкали простыни. Но этот человек даже на них не был похож. Хозяйка сомневалась, что он из тех, кто способен даже на эти мелкие, но раздражающие преступления. Незнакомец был слишком аккуратен и чересчур безупречен. Накануне он приехал на поезде из Лондона и провел ночь в деревне возле замка Олдвик, объехал по утру руины и нанял экипаж, чтобы наводить справки.

Впрочем, несмотря на все его расспросы, никто в округе ничего толком ему сказать не мог, так что привез незнакомец лишь тонкий слой пыли на своем дорогом пиджаке. Зато воротник его рубашки остался чистым и накрахмаленным.

Слишком безупречен, отметила хозяйка. Он из тех типов, которые путешествуют со своими простынями и полотенцами, потому что не верят в чистоту гостиниц вроде той, которую держали они с мужем.

Жена владельца гостиницы сидела в конторе, делая вид, что занимается счетами, пока Нед разговаривал с этим человеком. Но дверь была открыта. Со своего места женщина краем глаза видела стойку и слышала все, о чем они толковали.

— Четыре молодые леди и их учительница останавливались здесь на ночь? — Задав этот вопрос, мужчина бросил на стойку несколько монет. — Вы говорите, они уехали вчера утром?

Нед не прикоснулся к монетам.

— Они что-то говорили о том, что едут на станцию, чтобы поспеть на утренний поезд в Лондон, — сказал он.

— А они упоминали о пожаре в замке? — резким тоном спросил незнакомец.

— Нет, сэр. Старый замок довольно далеко отсюда, — ответил Нед. — Мы услыхали о пожаре лишь после того, как они уехали вчера на станцию. — Нед покачал головой. — Говорят, замок сгорел дотла и один человек погиб в огне.

— Да, это верно. — В голосе незнакомца зазвучали нетерпеливые нотки, словно смерть этого человека произвела на него большее впечатление, чем сообщение о страшной трагедии в замке. — Однако причину смерти погибшего до сих пор не установили, — добавил он.

— Прошу прощения, сэр? — переспросил хозяин гостиницы.

— Не важно, эти дела вас не касаются, — оборвал его незнакомец. — А еще что-то вы можете мне рассказать о молодых леди и их учительнице?

— Боюсь, что нет, сэр. Как я уже говорил, они приехали очень поздно, а уехали довольно рано, — терпеливо отвечал на вопросы Нед.

Лицо незнакомца напряглось.

— Хотел бы я знать, что они сделали с лошадьми? — пробормотал он вопросительным тоном, обращаясь скорее к самому себе, чем к Неду.

— А вот это я вам сказать могу, — с готовностью проговорил Нед. — Они оставили лошадей в свободном деннике конюшни, что рядом с железнодорожной станцией.

Незнакомец бросил на стойку еще несколько монет.

— А как учительница расплатилась за комнаты, в которых они остановились? Она заплатила вам деньгами?

— Понятия не имею о том, в каком состоянии находятся ее финансы, сэр. — Нед даже не пожал плечами, а как-то неловко приподнял одно плечо. — По счету платила не она.

Нельзя было сказать, что лицо незнакомца мгновенно обрело какое-то иное выражение, но перемена была очевидна. Жена владельца гостиницы вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать.

— Кто расплатился за комнаты? — леденящим тоном спросил он.

— Как это кто? — пожал плечами Нед. — Тот самый мужчина, которого учительница наняла, чтобы он охранял их в пути. — Он не терял самообладания и говорил совершенно спокойным голосом.

Рука незнакомца с силой сжала золоченую ручку прогулочной трости. Несколько мгновений он молча смотрел на Неда холодными, как у рыб, глазами.

— Она наняла телохранителя? — переспросил незнакомец.

— Я сразу подумал о том, что это весьма разумный поступок с ее стороны, сэр, — заметил Нед. — Ведь эта дама со своими ученицами была вынуждена путешествовать ночью.

— А как звали телохранителя? — спросил незнакомец.

— Кажется, Смит. — Открыв регистрационную книгу, Нед пробежал пальцем по строчкам. — Да, вот, смотрите. Мистер Смит. Он ночевал в пятой комнате. А учительница и девочки занимали номера три и четыре.

— Дайте-ка-мне взглянуть. — Незнакомец так резко развернул к себе регистрационную книгу, словно хотел выхватить ее из рук Неда, и стал внимательно вглядываться в запись. — Судя по почерку, это писала учительница.

— Да, — согласился хозяин гостиницы. — Она записала в журнал всю их компанию — учениц, Смита и себя саму.

— Как выглядел этот Смит? — продолжал допытываться незнакомец. — Опишите мне его.

Нед опять недоуменно пожал плечами.

— Да в его внешности не было ничего примечательного, — ответил он задумчиво. — Среднего роста, я бы сказал. Да нет… Честно говоря, я даже не знаю, что описывать — ничем не примечательный человек. — Он оглянулся назад. — Лиззи, ты не припомнишь, как выглядел мужчина, сопровождавший учительницу и четырех молодых девушек, которые прошлой ночью останавливались у нас?

Женщина заставила себя медленно повернуться в их сторону, как будто вопрос мужа оторвал ее от какой-то важной работы.

— Кажется, у него были русые волосы, — вежливо проговорила она.

— Это что, все? Больше ничего не помните? — сердито осведомился незнакомец.

— Боюсь, что так, сэр, — промолвила Лиззи в ответ. — Как Нед и сказал, в его внешности не было абсолютно ничего примечательного.

— А где же, черт возьми, она смогла найти этого человека? — раздраженно спросил незнакомец. — Она его здесь наняла?

Хозяин гостиницы и его жена вежливо, но равнодушно смотрели на него, давая понять, что не могут больше ничем ему помочь.

— Я зря трачу с вами время, — злобно пробормотал незнакомец.

И, не говоря больше ни слова, он резко развернулся, вышел из гостиницы и направился к поджидавшему его экипажу.

Собрав со стойки монеты, Нед направился в кабинет. Он положил руку на плечо Лиззи, отчего той сразу стало спокойнее, и они вместе наблюдали затем, как экипаж с грохотом выехал со двора гостиницы, свернул на дорогу и покатил в сторону деревни и железнодорожной станции.

— А мистер Смит был прав, когда сказал, что кто-то, возможно, будет наводить справки об учительнице, — промолвил Нед.

Его жена зябко поежилась.

— Слава Богу, что мистер Смит не попросил нас лгать в обмен на деньги, что он дал тебе, — сказала женщина. — Не думаю, что нам было бы легко обмануть этого человека.

Просьба Смита, с которой тот прошлым утром обратился к хозяевам, была простой и прямолинейной. Он положил на стойку десять фунтов и очень вежливо сказал Неду:

«Вам наверняка будут задавать вопросы. Вы можете спокойно ответить, что учительница наняла меня для того, чтобы я сопроводил их на станцию и посадил в лондонский поезд. Но я был бы весьма признателен вам, если бы вы как можно неопределеннее описали мою внешность».

— В некотором роде мы все же солгали, — заметил Нед. — Мы сказали этому господину из Лондона, что во внешности мистера Смита не было ничего примечательного.

— Но это действительно так, — отозвалась Лиззи. — Во всяком случае, ни его рост, ни черты на себя внимания не обращают.

— И все же было в его внешности что-то… — Нед не договорил, его слова так и повисли в воздухе.

Впрочем, в словах не было необходимости. Они оба уже давно работали в гостиничном бизнесе и научились довольно точно разбираться в человеческих характерах. В самом деле, было во внешности мистера Смита что-то неуловимо опасное. Однако учительница, похоже, вполне ему доверяла, и это послужило для хозяйки гостиницы хорошим знаком. Впрочем, и во внешности самой учительницы было что-то примечательное.

Лиззи почувствовала в этой женщине какую-то удивительную решимость и силу — такие черты люди наблюдательные, как правило, подмечают у самок животных, когда их потомству угрожает опасность.

Подняв руку, Лиззи накрыла ладонью ладонь мужа.

— Хватит думать об этом, дело кончено, во всяком случае, в той части, которая касалась нас с тобой, — промолвила она. — Отрадно, что мы внакладе не остались, так что жаловаться нам не на что. Согласись, мы весьма недурно заработали.

— Да уж, что верно, то верно, — кивнул Нед.

— Так что же тогда тебя до сих пор волнует? — спросила Лиззи.

Владелец гостиницы глубоко вздохнул:

— Безумно мне любопытно, отчего же этот мистер Смит все-таки не попросил нас солгать. Увидев, сколько деньжат он мне отвалил, я сразу же решил, что он попросит меня вообще ничего не говорить о нем, об учительнице и ее ученицах.

— Ну да, а вместо этого он всего лишь попросил свести описание его внешности к минимуму, — закивала Лиззи. — Это действительно любопытно, ты не находишь? Десять фунтов — немалая сумма за столь простую просьбу.

— Может быть, Смит хотел, чтобы приезжий из Лондона узнал о том, что учительница наняла для своих учениц телохранителя.

— Это еще зачем? — недоуменно спросила Лиззи.

— Возможно, для того, чтобы предупредить незнакомца, — Нед задумчиво почесал в затылке. — Но есть и другой вариант. Не исключено, что Смит пожелал отвлечь внимание этого лондонского модника.

— Я по-прежнему не понимаю тебя, Нед, — призналась Лиззи.

— Вот ты представь себе голодного тигра, который подкрадывается к отаре беспомощных овечек, — стал объяснять Нед. — Единственный способ отвлечь его и не дать совершить убийство — это поднести прямо к его носу более соблазнительную дичь.

Лиззи крепко сжала его пальцы.

— Тебе было необходимо использовать слово «убийство»? — спросила она.

— Да нет, это всего лишь выражение такое, фигура речи, знаешь ли, — поспешил успокоить ее муж.

— Хотелось бы мне в это поверить. — Лиззи вздохнула. — Надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидим никого из этих мужчин.

Глава 11

— Голубое и зеленое платья очень идут Эдвине и Теодоре, — объявила Конкордия.

Она посмотрела на девочек и на миссис Оутс:

— Разве вы не согласны?

В ответ все дружно закивали.

— Замечательно, — подтвердила миссис Оутс, с теплой улыбкой разглядывающая Эдвину и Теодору. — Эти цвета удивительно подходят к их чудесным светлым волосам.

Прижимая к себе платья, Эдвина и Теодора вертелись перед зеркалом, любуясь собственным отражением. Их юные личики светились от восхищения. Ханна и Феба стояли позади них, ожидая своей очереди подойти к зеркалу.

Было пять часов пополудни. Большую часть платьев, которые накануне утром заказали у портнихи, еще не привезли, но, как выяснилось, и тех нарядов, что были уже готовы, довольно для того, чтобы девочки пришли в полный восторг. Оно и понятно: давненько юные красавицы не имели столько обновок.

Вдобавок ко всему миссис Оутс съездила в один большой магазин на Оксфорд-стрит и вернулась оттуда нагруженная коробками с туфельками, шляпками, перчатками и бельем.

Данте и Беатриче, которые уже успели стать постоянными спутницами девочек, на время отправили в холл, чтобы собаки по неосторожности не испортили новые наряды. Все присутствующие в комнате буквально светились от восторга, то и дело охали и ахали. Лишь Феба была исключением. Девочка вызывающе стояла в стороне, одетая в свои дешевые мальчишеские штаны и рубашку, с которыми не расставалась со дня приезда.

— Вы были правы, когда выбрали для Ханны желтый и коричневый цвета, — сказала миссис Оутс, удовлетворенно глядя на Ханну, которая наконец-то смогла приложить к себе платье, стоя перед зеркалом. — Они удивительно подходят к цвету ее глаз.

— Какие на подоле замечательные оборочки, — проговорила Ханна. — Как бы мне хотелось показать платье Джоан!

Конкордии не понравилась печаль, зазвучавшая в голосе ее подопечной.

— Не беспокойся, — ласково промолвила она. — Джоан очень скоро увидит твой новый наряд.

Лицо Ханны засияло от радости.

— Как было бы здорово, если бы у Джоан было такое же платье! — воскликнула она.

— Не думаю, — заметила Эдвина. — Во всяком случае, до тех пор, пока она в Уинслоу. Там же все ученицы должны носить эти ужасные серые платья, и тебе это отлично известно.

— Да, но когда ей исполнится семнадцать лет, она уедет оттуда и сможет носить такое платье, как у меня, — настаивала Ханна.

— Джоан станет гувернанткой или учительницей — как и большинство девочек, которые учились в Уинслоу, — безжалостным тоном промолвила Теодора. — А женщины этих профессий никогда не носят красивые платья.

Верхняя губа Ханны задрожала, она несколько раз моргнула.

— Прошу тебя, моя милая, не плачь, — проговорила Конкордия, вкладывая в руку девочки носовой платок. — Как только все неприятности улягутся, мы непременно позаботимся о Джоан.

Ханна вытерла навернувшиеся на глаза слезы.

— Благодарю вас, мисс Глейд, — прошептала девочка.

— А теперь давайте продолжим примерку, — предложила миссис Оутс. — Возьми вот эти милые туфельки. — Она протянула Ханне пару бледно-желтых туфель с пуговками. — Они отлично подойдут к твоему платью.

Конкордия взглянула на Фебу:

— А что ты скажешь о розовом платье?

Феба, сделав гримасу, взглянула на платье.

— Не хочу я носить платья, — заявила она. — Мне больше нравятся брюки.

— И они действительно тебе очень идут, — спокойно заметила Конкордия. — Можешь ходить в брюках, когда захочешь. Но если вдруг тебе вздумается переодеться, ты бы хотела надеть это розовое платье?