Она нетерпеливо отмела это заявление:

— Да-да. Это было первым заявлением Гейбриела Джонса, когда он объявил о создании вашего агентства. Уверяю вас, мое дело не имеет никакого отношение к секретам общества «Аркейн». Оно связано лишь с кражей растения и убийством. Моя единственная цель не сесть в тюрьму.

В его глазах промелькнула искра удивления.

— Разумное желание.

Он извлек из внутреннего кармана своего элегантного пальто карандаш и небольшую записную книжку.

— Расскажите мне о краже папоротника.

— Месяц назад мне нанес визит человек, назвавшийся доктором Ноксом. Его мне представил старый друг моего отца. Как и вы, мистер Джонс, я не выезжаю в свет, но тем не менее иногда встречаюсь с людьми, которые тоже интересуются ботаникой.

— Насколько я понимаю, этот Нокс интересовался редкими растениями?

— Да. Он попросил меня устроить ему экскурсию по оранжерее. Сказал, что прочел все книги и доклады моего отца, и с восхищением рассказывал о них. Я не видела причины отказать ему.

— А вы часто проводите такие экскурсии? — спросил Калеб, оторвавшись от записной книжки.

— Нет, конечно. У меня же не Королевский ботанический сад Кью-Гарденс и не сад Ботанического общества.

Люсинду вдруг охватило давнишнее чувство обиды и несправедливости. Ей удалось не выдать себя, но она все же немного стиснула зубы. Ей показалось, что наблюдательный мистер Джонс это заметил.

— Понимаю, — только и сказал он.

— Во всяком случае, после смерти моего отца и безвременной кончины жениха желающих посетить оранжерею было очень мало.

Ей почудилось, что на его лице промелькнула тень сочувствия, но она исчезла в считанные секунды. Видимо, Люсинда ошиблась. Калеб Джонс вряд ли был настолько чувствителен.

— Продолжайте свой рассказ, мисс Бромли, прошу вас.

— Доктор Нокс провел со мной в оранжерее почти два часа. Очень скоро я поняла, что его особенно интересуют лекарственные растения и травы.

Калеб перестал писать и бросил на нее испытующий взгляд.

— Вы выращиваете лекарственные травы?

— Да, я на этом специализируюсь, мистер Джонс.

— Я этого не знал.

— Мои родители оба были талантливыми ботаниками, но интерес матери лежал главным образом в сфере изучения лекарственных свойств растений. Я унаследовала этот интерес. После смерти матери я продолжала сопровождать отца в его экспедициях. Растение, привлекшее внимание доктора Нокса, было очень редкой разновидностью папоротника, обнаруженной мною во время нашей последней экспедиции на Амазонку. Я назвала его Ameliopteris amazoniensis в честь моей матери, которую звали Амелией.

— Это вы обнаружили этот папоротник?

— Не совсем. Это заслуга небольшого племени, живущего в той части света. Но, вернувшись из экспедиции, я не нашла ни одного описания этого папоротника ни в одной книге или учебнике. А наша библиотека, смею вас уверить, весьма обширна.

Калеб с большим вниманием оглядел полки:

— Да, вижу.

— Знахарка племени показала мне этот папоротник и рассказала о его свойствах. Она назвала растение так, как называли его люди ее племени, и это название переводится как «тайное око».

— А как этот папоротник используется?

— Племя использует его в своих религиозных обрядах. Однако я очень сомневаюсь, что доктор Нокс — человек религиозный, не говоря уже о том, что он вряд ли соблюдает священные ритуалы крошечного южноамериканского племени, обитающего в весьма отдаленной деревушке в дебрях Амазонки. Нет, мистер Джонс, он использовал мой папоротник, чтобы каким-то образом приготовить яд, быстродействующий и не оставляющий после себя ни запаха, ни вкуса.

— А вам известно, какой эффект этот папоротник производил на людей во время религиозных обрядов племени? — спросил Калеб.

Вопрос удивил ее. Большинство людей не интересовались верованиями живущих где-то на краю света.

— Знахарка уверяла меня, что приготовленное из этого папоротника зелье способно открыть у человека то, что ее соплеменники называют «тайное око человека». Жители деревни верят, что именно это происходит с человеком, который выпьет зелье. Но ведь так в любой религии? Главное — это вера.

— А вы можете пояснить что имела в виду знахарка, говоря о том, что открывается тайное око?

Его несомненный интерес к этому папоротнику и его свойствам, а вовсе не к самой краже, начал пугать Люсинду. Дошедшие до нее слухи о Калебе Джонсе говорили о том, что он не просто эксцентричный человек.

Однако уже было поздно указывать ему на дверь. Она уже посвятила его в свою тайну. Во всяком случае, заменить его все равно было некем. В Лондоне было немало людей, претендующих на обладание необычными талантами. К тому же паранормальные явления вообще были в моде. Но члены тайного общества знали, что большинство этих людей были мошенниками и шарлатанами. Так что Люсинде непременно нужен Калеб Джонс. Только он.

— Я не считаю себя экспертом в религиозных верованиях, — сказала она, — но знахарка, употребляя термин «тайное око», имела в виду то, что мы с вами называем состоянием транса. Калеба вдруг осенило.

— Вот сукин сын, — сказал он почти шепотом. — Так это Бэзил Халси.

Она посмотрела на него с неодобрением:

— Вы опять ругаетесь, мистер Джонс? Неужели вы находите удивительным, что и за пределами Англии есть люди, знающие толк в паранормальном? Ведь мы не единственные, кто обладает энергетическим потенциалом.

Она вдруг резко замолчала, потому что Калеб вскочил с кресла с такой стремительностью, словно был подброшен извержением вулкана. Он подошел к дивану, поднял Люсинду на ноги и заключил в объятия.

— Мисс Бромли, вы даже представить себе не можете, как вы мне помогли. Клянусь, я готов поцеловать вас в знак благодарности.

Она была так потрясена, что не смогла произнести ни единого слова, подобающего в такой ситуации леди, и лишь испуганно пискнула, не успев опомниться, как его рот прижался к ее губам, а атмосфера вокруг них наполнилась горячей энергией.


Глава 5


Люсинда интуитивно понимала, что этот поцелуй был лишь ничего не значащим жестом, вызванным совершенно необъяснимым волнением, которое неожиданно охватило всегда сдержанного мистера Джонса. Тем не менее, она знала, что леди должны быть до глубины души оскорблены таким пренебрежением этикетом.

Сорванные поцелуи были областью жуиров, которые, пользуясь невинностью молодых девушек или смелостью любовниц, умудрялись затащить их из бальных залов в темные уголки сада. Среди замужних дам такие поцелуи были знаком незаконных связей.

Для женщины, которая позволяла мужчине такие вольности, существовало одно слово — «распущенная».

Ну и что, подумала Люсинда, ее называли и похуже.

Во всяком случае, это не было страстным поцелуем, который случается у влюбленных парочек. Этот поцелуй был всего лишь проявлением необычного избытка чувств человека, который, как она подозревала, редко позволял себе увлекаться страстями.

Поцелуй должен был прерваться так же неожиданно, как и начался, оставив после себя лишь небольшую неловкость. Вместо этого, подобно тому, как свинец превращается в золото в реторте алхимика, обескураживающее объятие превратилось в обжигающее, и притом в один неуловимый момент.

Калеб притянул Люсинду к себе и еще крепче прижался теплыми губами к ее рту в опьяняющем поцелуе.

Перед ее закрытыми глазами появилась яркая картина — где-то открылась дверь и взору предстал волшебный сад, полный экзотических растений и цветов, который до этого времени существовал лишь в воображении. Он был полон жизни и какой-то вибрирующей энергии, загадочной и опасной.

Люсинду окатила восхитительная волна тепла. И это было не единственное новое ощущение. Все ее чувства вспыхнули радугой и обострились, и все они были сосредоточены на Калебе Джонсе.

Он что-то пробормотал, но Люсинда не поняла что. Эти слова, без сомнения, принадлежали только ночи, их нельзя было произносить днем — они были слишком возбуждающими. А когда он раздвинул языком ее губы, Люсинду окатила еще одна волна головокружительного возбуждения. Его руки скользили по ней, прижимая к сильному телу.

Люсинда уже дрожала, но не от страха, а от предвкушения. Волшебный сад манил, дикая зеленая растительность излучала соблазняющую энергию. Люсинда обняла Калеба за шею, позволив себе погрузиться не только в его объятия, но и в опасные потоки, бушующие внутри ее.

«Значит, вот что такое страсть, — подумала она. — Господи! Мне такое и в голову не могло прийти».

Калеб неожиданно оттолкнул ее, притом с такой силой, что Люсинда покачнулась и отступила.

— Проклятие. — Он смотрел на нее так, словно сам не понимал, что произошло. Если он и был всего минуту назад во власти страсти, никто об этом даже не догадался бы. Железное кольцо самоконтроля сомкнулось вокруг него, словно тюремная решетка.

— Простите меня, мисс Бромли. Я не понимаю, что на меня нашло.

К ней с трудом вернулась речь.

— Ничего страшного, — ответила она, надеясь, что тон ее голоса был достаточно светским. — Я понимаю, что вы не хотели меня оскорбить. Это было просто проявлением вашего профессионального энтузиазма.

Наступила короткая пауза, во время которой Калеб не спускал с Люсинды глаз.

— Профессиональный энтузиазм? — странно безучастным голосом повторил он.

До нее дошло, что очки на ней сидят криво. Она поспешно их поправила.

— Я вас понимаю.

— Вот как? — Он, кажется, был недоволен.

— Да, правда. Со мною такое случалось, и не раз.

— Неужели? — Теперь он смотрел на нее внимательно.

— Понимаете, это как-то действует на нервы.

— Что действует на нервы? Она откашлялась.

— Внезапный приступ профессионального энтузиазма. Он может случиться даже с человеком, несомненно, обладающим чувством самоконтроля. — Она зашла за письменный стол и почти рухнула на стул, пытаясь прийти в себя. — Очевидно, сказался… э-э… избыток возбуждения, которое вы только что ощутили. Оно скорее всего было вызвано какими-то намеками, которые я невольно высказала. Думаю, что это хорошее предзнаменование… э… я имею в виду… для расследования.

Калеб молчал и смотрел на нее так, будто она была неизвестной ему доселе особью, которую он случайно обнаружил в кабинете мистера Дарвина.

В тот момент, когда она подумала, что не выдержит дольше его пристального взгляда, Калеб повернулся к застекленной двери оранжереи и принялся рассматривать растительность.

— Весьма проницательное наблюдение, мисс Бромли, — сказал он наконец. — Вы действительно сообщили мне кое-что важное. Я уже почти два месяца искал эту связь.

Люсинда опять положила сжатые в кулаки руки на стол и попыталась собраться с мыслями. Ей казалось, что в комнате все еще витает чувственная энергия. От этого поцелуя у нее слишком разыгралось воображение, решила она.

— Связь с человеком по имени Бэзил Халси? — спросила она.

— Я в этом уверен. Но для того чтобы все встало на свои места, опишите мне человека, назвавшегося Ноксом.

— Невысокого роста. Лысый. Довольно неряшливо одетый. Я заметила, что на его рубашке были пятна от химикатов. В очках. — Она помедлила. — И какой-то тщедушный.

— Тщедушный?

— Он напомнил мне очень большое насекомое.

— Это определенно совпадает с описанием, которое я получил, — с удовлетворением сказал Калеб.

— Не могли бы вы объяснить, мистер Джонс?

Калеб обернулся. Его лицо и фигура снова являли собой образец спокойствия и собранности. Но под этой внешностью Люсинда почувствовала азарт охотника.

— Это долгая история, — начал Калеб. — У меня нет времени вдаваться в подробности. Достаточно сказать, что примерно два месяца назад дьявольски талантливый ученый-химик Бэзил Халси, к тому же обладающий паранормальным даром, доставил нашему обществу немало тревог. Было совершено убийство. Возможно, вы читали в газетах сообщения о Полночном Чудовище?

— Конечно. Весь Лондон следил за этим ужасным делом. Все вздохнули с облегчением, узнав о смерти Чудовища. — Она помолчала, вспоминая. — Но я не помню упоминаний о каком-то докторе Халси.

— Ситуация была гораздо сложнее, чем о ней писали в прессе и чем считал Скотленд-Ярд. Вы должны мне поверить — Халси действительно был в этом замешан. К сожалению, он успел сбежать. Я искал его, но след где-то затерялся. А теперь…

— Но поиски Халси — это ведь дело полиции.

— Нет смысла передавать дело властям до того, как я найду негодяя и у меня будут на руках доказательства его преступлений, — возразил Калеб. — Но даже если я нападу на его след, может случиться так, что будет невозможно найти такие улики, которые бы принял суд.

— И что же в таком случае вы будете делать? — не поняла она.

— Я что-нибудь придумаю, — ответил он без тени сомнения.

Она почувствовала какой-то внутренний трепет, но на этот раз он не имел ничего общего со страстью. Она сочла благоразумным не настаивать на том, чтобы Калеб раскрыл свой план поимки Халси. Это дело тайного общества «Аркейн». Так что лучше переменить тему.

— А зачем этому доктору Халси понадобилось красть мой папоротник?

— Это как раз тот вид растения, который мог его заинтересовать. Халси — эксперт по трансу. Некоторое время назад он составил зелье, вызывавшее ночные кошмары, которые приводили к смерти. Почти все его жертвы погибли.

Ее передернуло.

— Какой ужас.

— После того как Халси исчез, я обнаружил несколько его записных книжек. Мне стало ясно, что он уже какое-то время изучает сны. Он убежден, что в состоянии сна завеса между нормальным и паранормальным очень тонка, почти прозрачна, и он задался целью научиться управлять этим состоянием. Однако главный интерес Доктора Халси лежит в сфере финансов.

— Что вы имеете в виду?

Калеб начал мерить шагами комнату, черты его лица обострились, свидетельствуя о высокой концентрации мысли.

— Все указывает на то, что Халси родился в бедной семье. Я не думаю, что у него есть какие-либо значимые связи, и, уж конечно, он небогат. Чтобы оборудовать хорошо оснащенную лабораторию, нужно немало денег.

— Другими словами, ему нужен человек, который оплачивал бы его исследования.

Калеб взглянул на Люсинду, явно довольный ее заключением. «Будто я смышленый ребенок или сообразительная собака, которая только что удачно выдержала тест», — раздраженно подумала она.

— Вот именно, — ответил Калеб, продолжая свое кружение по комнате. — Однако его последние благодетели оказались не слишком заинтересованы в исследованиях транса. У них была другая цель. Они наняли его, чтобы он воссоздал формулу основателя.

Он остановился и внимательно посмотрел на Люсинду, очевидно ожидая ее реакции. Она не поняла, какой именно, и потому просто кивнула:

— Продолжайте. Он нахмурился:

— Разве вы не удивлены, мисс Бромли? — А должна?

— Большинство членов тайного общества «Аркейн» считают, что эта формула всего лишь легенда, связанная с Сильвестром Алхимиком.

— Я помню, что мои родители иногда размышляли о возможности создания этой формулы. Разве это так уж странно? Зелье основателя, если оно существовало, было растительного происхождения, а мои родители были талантливыми ботаниками. Так что совершенно естественно, что их это интересовало.

— Проклятие, — разочарованно сказал Калеб. — Хватит о темных тайнах общества.

Она подождала, но извинения за грубое слово не последовало. Наверно, ей придется привыкнуть к отсутствию у Калеба светских манер.

— Если это может послужить вам утешением, мои родители в конце концов пришли к выводу, что любая формула, стимулирующая психические процессы, чрезвычайно опасна, а ее последствия, по существу, непредсказуемы. Наши знания психических процессов просто недостаточны, и поэтому нельзя без риска вмешиваться в эту область человеческой натуры.

— Ваши родители были мудрыми людьми, — с большим чувством в голосе отреагировал Калеб.

— Они были убеждены, что Сильвестру не удалось создать такой эликсир. Ведь он жил в шестнадцатом веке. В те времена люди верили в алхимию. Он не располагал достижениями современной науки.

— А в этом ваши родители были, к сожалению, не правы. Сильвестру удалось найти формулу. Чертово зелье действует, но, как и предполагали мистер и миссис Бромли, у него есть весьма вредные побочные эффекты.

Она удивилась:

— Вы в этом уверены? — Да.

— И какие же это побочные эффекты? — Люсинда была заинтригована. Ведь она ботаник, в конце концов.

Он остановился в дальнем углу библиотеки и взглянул на нее:

— Помимо всего прочего — привыкание. То немногое, что нам известно, почерпнуто из записей Сильвестра и тех, кто пытался воссоздать его формулу.

— Значит, Халси не первый, кто пытался это сделать?

— Нет, к сожалению. Некоторое время назад некий человек по имени Джон Стилвелл тоже экспериментировал с этой формулой. В процессе экспериментов он умер. Все его записи были конфискованы верховным магистром общества.

— Гейбриелом Джонсом — вашим кузеном.

Он кивнул и продолжил:

— Эти записи сейчас находятся в сейфе в Аркейн-Хаусе. Я их изучил. По мнению Сильвестра, человек, начавший принимать зелье, уже не может без него обходиться, а если перестает принимать, то обречен на безумие.

— Это действительно опасный яд. Но вы сказали, что он все же действует?

Он ответил не сразу.

— Да, — наконец сказал он. — Но нет ответа на вопрос — до какой степени и на какое время. Никто из тех, кто принимал снадобье, не выжил, поэтому у нас очень мало полезной информации об этом яде. Она побарабанила пальцами по столу.

— Вы хотите сказать, что лично никого из выживших не знали?

Калеб бросил на нее испытующий взгляд.

— Не хочу вас оскорбить, мисс Бромли, но при данных обстоятельствах я считаю ваше заявление довольно странным.

— А как насчет основателя? Самого Сильвестра Джонса?

Калеб сначала удивился, а потом улыбнулся. Эта улыбка, решила Люсинда, была просто обаятельной. Как жаль, что он редко прибегает к такому выражению своих чувств. Впрочем, они обсуждают дело об убийстве и другие, не менее печальные темы, которые обычно не вызывают улыбок.

Калеб вышел из угла и остановился перед письменным столом.

— Я поведаю вам один секрет семейства Джонс, мисс Бромли. Все мы убеждены, что именно этот наркотик убил нашего предка. Но поскольку в то время он уже был старым человеком, нет доказательств, что он умер от этого снадобья.

— Хм-м.

— Но мы знаем лишь, что старый алхимик принимал зелье незадолго до смерти. С его помощью он рассчитывал прожить еще лет двадцать. Правильнее сказать, что зелье ему в этом не помогло, а вот убило оно его или нет — неизвестно.

— Хм-м.

— Меня начинает беспокоить ваш интерес, — сухо заметил Калеб. — Пожалуй, следует напомнить, что мы обсуждаем вопрос, который верховный магистр и совет считают секретным.

— Вы мне угрожаете, мистер Джонс? Если это так, предлагаю сменить тему разговора. В данный момент я гораздо более озабочена тем, чтобы не попасть в тюрьму, чем последствиями, которые грозят мне за оскорбление верховного магистра.

На лице Калеба снова промелькнула тень улыбки — слова Люсинды его явно развеселили.

— Что ж, я понимаю.

— Продолжим о Халси, — напомнила она.

— Да, о Халси. Он одержим своими исследованиями. Мы уничтожили его прежнюю лабораторию, а его благодетели, похоже, уже не в состоянии финансировать дальнейшие эксперименты. Но я думаю, что он прекратил свою работу ненадолго. Это не в его характере.