Аманда Квик
Сладкая месть
Глава 1
Он сделает дочь Фарингдона орудием своей мести и вернет себе все, что принадлежало ему по праву рождения. Этот план созрел у него несколько месяцев назад. С помощью нее, он отомстит всему семейству Фарингдонов и в первую очередь Бродерику — главному виновнику того, что случилось двадцать три года назад.
Саймон Траэрн, граф Блэйд, остановил коня посреди рощицы вязов и посмотрел сквозь спутанные голые ветви на великолепный дом. Двадцать три года граф не был в Сент-Клер-Холле, и сейчас дом предстал тяжелому взору Саймона таким же, каким запомнился ему в тот день.
В слабых лучах зимнего солнца каменные стены казались высеченными из холодного серого мрамора. Этот загородный особняк поражал благородным изяществом. Он не имел ничего общего с громоздкой эклектикой, образчиками каковой нередко являлись поместья аристократов. Построенный строго в палладианском стиле, столь распространенном в прошлом веке, он олицетворял суровое достоинство.
Здание не было особенно массивным, зато в каждой его линии — от высоких внушительных окон до просторных ступеней, ведущих к парадной двери, — присутствовала безупречная, хотя и несколько холодноватая элегантность.
Сам дом не изменился, а вот окружающий ландшафт узнавался с трудом. Где строгая череда зеленых газонов с мраморными чашами классических фонтанов?.. Вместо них появились клумбы и рабатки. Великое множество цветов. Кто-то явно страстно увлекался их разведением.
Даже среди зимы они заметно смягчали облик дома. А весной и летом его холодные стены, наверное, возносятся к небу из яркого буйства цветов, вьющихся виноградных лоз и причудливо подстриженных зеленых изгородей.
Какая нелепость! Этот дом никогда не был приветливым. И ему совершенно не пристало окружение романтичных розариев и дурацких изгородей. Саймон догадывался, кто виновник столь возмутительного пейзажа.
Гнедой нетерпеливо переступал. Граф рассеянно потрепал коня затянутой в кожаную перчатку рукой.
— Теперь уже недолго, Лапсанг, — тихо проговорил он, натягивая поводья. — Скоро я вышвырну вон всех фарингдонских ублюдков. Настанет мой час!
И орудием мести станет дочь.
О нет, мисс Эмили Фарингдон вовсе не была юной девой. Ей уже исполнилось двадцать четыре, и, если верить леди Гиллингем — хозяйке дома, где он гостил, — девушка прекрасно понимала, что у нее почти нет шансов на удачное замужество. Саймону туманно намекнули на какой-то скандал в прошлом молодой леди, скандал, не оставивший никакой надежды на достойную партию.
И это обстоятельство оказалось очень кстати для его плана.
Графу вдруг пришло в голову, что нравы Ост-Индии, где он прожил столько лет, сильно изменили его образ мыслей и рассуждает он уже не как англичанин. Не случайно друзья и знакомые часто обвиняли его в излишней загадочности и скрытности.
И возможно, справедливо. Даже месть в его представлении не была чем-то простым и открытым — она представляла собой целое действо, требующее скрупулезной продуманности и тщательной подготовки. По восточным обычаям, месть требовала расправы не только с самим врагом, но и со всем его семейством.
Честный английский джентльмен благородного происхождения и в мыслях не допустил бы сделать невинную молодую девушку орудием своей мести.
В любом случае, если слухи справедливы, леди не так уж и невинна.
Когда Саймон мчался обратно к дому, где гостил, он ощущал в душе холодное удовлетворение. После двадцати трех лет ожидания он наконец-то отомстит и вернет себе Сент-Клер-Холл.
Эмили Фарингдон знала, что влюбилась. Правда, она никогда не встречалась с героем своего романа, но это совсем не помешало ей всецело отдаться романтическому чувству. По письмам мистера Траэрна она поняла: с этим человеком у них духовная общность высшего порядка. Он был образцом мужчины — вдохновенный, утонченный, с ярким интеллектом и сильным характером. Словом, само совершенство.
Но какое несчастье: возможностей когда-нибудь встретиться с ним — не говоря уже о романтических отношениях — было ничтожно меньше, чем шансов на выигрыш в любой азартной игре.
Эмили вздохнула, нацепила очки в серебряной оправе и выбрала письмо Саймона Траэрна из пачки конвертов, газет и журналов утренней почты. За последние месяцы она стала безошибочно узнавать четкий изящный почерк Траэрна и его необычную печатку в виде головы дракона. Из-за обширной переписки и огромного количества подписных изданий на ее письменном столе красного дерева всегда лежали целые кипы бумаг, но письма от Саймона Траэрна она находила сразу.
Эмили всегда очень осторожно распечатывала конверт ножом для бумаг, дабы не повредить печать. Каждая деталь посланий Траэрна для нее была очень важной и достойной вечного хранения в особой шкатулке, купленной по этому случаю.
Она аккуратно вскрывала печать из красного воска, когда дверь отворилась и в библиотеку неторопливо вошел ее брат.
— Доброе утро, Эм. Ты, как всегда, усердно трудишься. И как только тебе хватает терпения?
Чарлз Фарингдон чмокнул сестру в щеку и грациозно опустился в кресло напротив широкого письменного стола. Небрежно закинув ногу на ногу, он беспечно и обворожительно улыбнулся.
— Не представляю, что бы мы все делали, если бы не твоя приверженность к этой противной деловой переписке.
Эмили неохотно положила письмо Саймона Траэрна на стол и накрыла его последним номером «Журнала для джентльменов». Письма Траэрна — ее личное дело, а потому не следовало открыто оставлять их на столе, где они могли вызвать чей-нибудь случайный интерес.
— Ты, кажется, в прекрасном настроении, — заметила непринужденно девушка. — Полагаю, уже оправился от разочарования последних проигрышей и собираешься снова вернуться в город?
Эмили всматривалась в своего красивого братца через круглые стеклышки очков, испытывая привычное смешанное чувство раздражения и душевной привязанности. Она любила Чарлза, равно как и его близнеца Девлина и своего отца, бонвивана и светского льва. Но нельзя было отрицать, что некоторая безответственность, и даже безрассудность, в поведении мужчин Фарингдонов порой чрезвычайно утомляла. Их красавицу мать, умершую шесть лет назад, часто огорчали подобные фамильные черты.
Эмили не могла не признать: за исключением ее самой, Фарингдоны были красивой семейкой.
Вот и в это утро в костюме для верховой езды Чарлз, как всегда, был неотразим: куртка от Уэстона — Эмили только что оплатила за нее счет, — безупречна, покрой бриджей выгодно подчеркивает его прекрасную фигуру, а сапоги начищены до зеркального блеска, так что в них можно смотреться.
Высокий блондин, с волосами, отливающими на солнце золотом, и глазами, голубыми как летнее небо, Чарлз выглядел истинным представителем рода Фарингдон. Вдобавок к чертам юного Адониса он обладал еще и собственным неповторимым шармом.
— Да, оправился, — бодро заверил ее брат. — Через пару минут уезжаю в Лондон. Отличный день для прогулки верхом. Если у тебя есть какие-нибудь поручения для Давенпорта, с удовольствием передам их. Собираюсь обогнать почтовую карету по дороге в город — я даже заключил пари с Пирсоном!
Эмили покачала головой:
— Нет, сегодня для мистера Давенпорта у меня поручений нет. Разве что на следующей неделе, когда мои корреспонденты в Эссексе и Кенте сообщат о видах на летний урожай бобов и я приму кое-какие решения.
Чарлз пренебрежительно наморщил точеный нос:
— Бобы… И как ты только можешь заниматься такой чепухой, как выращивание бобов? Это же жуткая рутина!
— Полагаю, не большая, чем производство железа, добыча угля и урожай зерновых, — парировала она. — Меня весьма удивляет, что ты сам перестал интересоваться подобными делами. Все, чем ты наслаждаешься в жизни, — от твоих шикарных сапог до прекрасного жеребца, которого ты купил в прошлом месяце, — результат внимательного отношения к столь скучным вещам, как выращивание бобов.
Чарлз улыбнулся и, подняв руки вверх, встал:
— Прошу тебя, хватит читать мораль, Эм. Пожалуй, это еще тоскливее, чем бобы. Кстати сказать, новый жеребец действительно прекрасное животное. Отец помог выбрать его на аукционе «Таттерсоллз», и не тебе мне объяснять, какой у отца глаз на породу.
— Да, но это очень дорогой жеребец, братец.
— Считай мою покупку вложением капитала. — Чарлз еще раз легко поцеловал ее в щеку. — Ну, раз для Давенпорта новостей нет, я пойду. Увидимся, когда мне вновь придет охота размяться после карточной игры.
Эмили улыбнулась ему с затаенной грустью:
— Передавай привет папе и Девлину. Мне даже захотелось поехать с тобой в Лондон.
— Глупости. Ты же говоришь, что чувствуешь себя лучше всего здесь, в деревне, где всегда есть чем заняться. — Чарлз направился к двери. — Сегодня четверг. У тебя собрание литературного общества, не так ли? Ты ведь не можешь его пропустить?
— Да, пожалуй. До свидания, Чарлз.
— До свидания, сестрица.
Эмили подождала, пока дверь библиотеки закроется за братом, и лишь тогда подняла «Журнал для джентльменов» с письма Траэрна. Она улыбнулась от удовольствия, приступая к чтению написанных изящным почерком строк:
