— Значит, дракон? Вот каким вы меня видите, мисс Фарингдон?

— Нет-нет, милорд, — поспешно заверила она. — Ну, может быть, глаза чуть-чуть похожи…

Саймон невесело усмехнулся:

— А как насчет зубов?

— Лишь самое отдаленное сходство. Но все это пустяки, уверяю вас, милорд. Вы именно такой, каким я вас себе представляла, читая ваши письма.

Саймон медленно выдохнул, с трудом сохраняя самообладание:

— Вы не согласитесь немного прогуляться со мной? Нам есть что обсудить…

— Да?

— Конечно. Мы же с вами старые друзья, не правда ли?

— Да?

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, мисс Фарингдон, но мне казалось, что мы с вами переписывались уже несколько месяцев…

Она мгновенно оживилась:

— Да-да, милорд. Несомненно. — И рыжие кудри Эмили запрыгали под шляпкой — она торопливо кивала в знак согласия. — Мне кажется, что знаю вас целую вечность.

— У меня тоже такое чувство.

— Дело в том… я никак не предполагала, что когда-нибудь встречусь с вами.

— Понимаю. Так вы ничего не имеете против прогулки вдоль ручья? — Саймон спешился и решительно направился к ней, держа Лапсанга на поводу.

Она взглянула на него, не скрывая сильного желания согласиться:

— Мне бы очень хотелось, милорд, но, боюсь, это не совсем удобно.

— Глупости. Кто нас увидит? И даже если кто и заметит нас вдвоем, вряд ли будет иметь основание громко возмущаться. В конце концов, нас же только что по всем правилам представили друг другу на собрании местного литературного общества.

Ее недолгие колебания растаяли без следа. Она одарила его сияющей улыбкой:

— Вы совершенно правы, милорд. Признаться, я никак не могу поверить, что мы наконец встретились. Я и не мечтала об этом.

Она начала потихоньку слезать с лошади, и Саймон протянул руку, чтобы помочь девушке. На этот раз она сохранила равновесие и не свалилась к нему в объятия. Он даже слегка разочаровался, так как хотел бы вновь ощутить это мягкое, гибкое, женственное тело на своей груди. — Простите, что застал вас сегодня врасплох, — сказал он, ведя лошадей между деревьями. — Я рассчитывал устроить вам сюрприз. Знаю, вы любите сюрпризы.

— С вашей стороны очень любезно вспомнить об этом, — ответила Эмили. — Я и вправду люблю сюрпризы…

Он усмехнулся и добавил:

— Но не всегда…

— Просто мне очень хотелось выглядеть наилучшим образом при встрече, — призналась она. — Вы даже не представляете, как я переживала, получив сегодня утром ваше письмо. Я-то полагала, что у меня еще целые недели для подготовки. Впрочем, вряд ли от этого многое изменилось бы.

Он посмотрел на Эмили сверху вниз и заметил, что она едва достает ему до плеча. Но в ее движениях сквозила какая-то завораживающая воздушная грация.

— Позвольте заметить, мисс Фарингдон, выглядите вы прелестно. По правде говоря, я был очарован в тот же момент, как вас увидел.

— Да? — Она наморщила носик, озадаченная этим признанием.

— Совершенно очарован.

Ее глаза засияли от радости.

— Благодарю, милорд. Уверяю вас, я очарована точно так же. Вами…

Что-то уж слишком быстро и легко, подумал граф.

— Но я ни в коем случае не имел намерения расстроить вас или достопочтенных леди. Вы должны меня простить.

— Видите ли, мы вообще-то не собирались сегодня обсуждать поэзию или критику, — пояснила Эмили, легко вышагивая рядом с ним.

— Что же вы собирались обсуждать?

— Вложения капитала. — Она неопределенно махнула рукой.

Граф пристально посмотрел на нее:

— Вложения капитала?

— Да. Я понимаю, вам это должно показаться ужасно скучным. — Она с беспокойством взглянула на спутника. — Но сегодня был совершенно удивительный день. Я получила прекрасные новости относительно вложений, которые осуществила по просьбе моих друзей. Они все очень озабочены своей пенсией. И не стоит их винить за это.

— Вы взяли на себя заботу об их будущих пенсиях?

— У меня есть определенные способности к финансовым делам, и я просто предпринимаю все, что в моих силах. Леди, с которыми вы сегодня познакомились, были чрезвычайно добры ко мне. И это самое малое, чем я могу их отблагодарить. — Она улыбнулась ему, как бы успокаивая. — Но уверяю вас, обычно мы довольно оживленно обсуждаем и новые книги, и поэзию. К примеру, на прошлой неделе подробно анализировали книгу мисс Остен «Гордость и предубеждение». Я как раз собиралась сообщить вам об этом в письме.

— Как вы находите ее роман?

— Ну, полагаю, он неплох в своем роде. То есть мисс Остен очень талантливая писательница. Необычайно тонко отображает некоторые характеры, но…

— Но?.. — Саймон невольно заинтересовался.

— Дело в том, что предмет ее повествования слишком уж прозаический, вы не находите? Она пишет о самых обычных людях и событиях.

— Да уж, мисс Остен не Байрон, вы правы.

— Разумеется, — с энтузиазмом подхватила Эмили. — Ее книги чрезвычайно занимательны, но в них нет того волнения, той экзотики, как в произведениях лорда Байрона, не говоря уже об атмосфере приключений и плещущих через край бурных страстей. Наше литературное общество только что закончило чтение «Гяура».

— И в восторге от него, не так ли?

— О да. Такая волшебная атмосфера, такие замечательные приключения, такое жутковатое ощущение пылкой страсти. Мне поэма понравилась не меньше, чем «Чайльд Гарольд». Я с нетерпением жду следующего произведения Байрона.

— Как и весь Лондон.

— Кстати, сэр, вы не знаете, как все-таки правильнее прочитать по-английски: «Гяур» или «Джаур»? Мы долго обсуждали это в прошлый четверг и не пришли к одному мнению, хотя мисс Брейсгердл, отлично разбирающаяся в древней истории, утверждает, что правильнее «Джаур».

— Насколько мне известно, тема еще не закрыта. — Саймон дипломатично ушел от прямого ответа.

Он еще не имел случая прочесть поэму, да и, признаться, не собирался. Он погрузился в романтическую литературу и поэзию лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы приманить добычу. Теперь, когда ловушка вот-вот захлопнется, не имело значения, прочтет ли он когда-нибудь еще одну приключенческую поэму. Не лучше ли потратить время на что-нибудь более полезное.

— Да в общем-то не так уж и важно, — тактично заверила его Эмили. — Я имею в виду «г» или «дж».

Саймон пожал плечами:

— По-моему, для Байрона это все-таки важно.

Они дошли до ручья и теперь были надежно спрятаны деревьями от посторонних взоров с дорожки. Он машинально свернул вправо и устремился вверх по течению ручья.

Эмили с безыскусной грацией приподняла подол своего выцветшего платья, и от этого жеста оно почему-то стало почти изящным. Девушка с любопытством озиралась вокруг.

— Извините, милорд, но, мне кажется, вы отлично знаете, куда идете. Вы помните эту дорожку с тех пор, как жили здесь ребенком?

Саймон бросил на Эмили настороженный взгляд. Конечно же, слухи должны были дойти до нее довольно быстро.

— Откуда вы знаете, что моя семья жила здесь?

— Лавиния Инглбрайт упомянула об этом.

— С тех пор как я жил в ваших местах, прошло немало времени, — осторожно заметил Саймон.

— Все равно, какое поразительное совпадение, правда? Только представьте, милорд: вы начали со мной переписываться, совершенно случайно узнав, что я разделяю ваш страстный интерес к романтической литературе; затем выясняется, что ребенком вы жили недалеко от Литл-Дипингтона. А теперь мы наконец встретились. Просто невероятно.

— Жизнь полна странных совпадений.

— Я предпочитаю верить, что это судьба. Знаете, я прямо вижу вас маленьким мальчиком, резвящимся у ручья, возможно с собакой. У вас была собака, сэр?

— Вроде бы, да. Эмили кивнула:

— Я так и думала. Я сама часто прихожу сюда. Вы не помните мое последнее стихотворение под заглавием «Строки, рожденные летним днем на берегу пруда»?

— Отлично помню.

— Оно родилось вон у того маленького озерца, — гордо сказала она. — Может, вы припомните строчку-другую?

Достаточно было взглянуть в ее полные надежды зеленые глаза! Саймон принялся отчаянно рыться в памяти, пытаясь отыскать милое, но в общем ничем не примечательное стихотвореньице, которое она бережно вложила в одно из своих последних писем. Он испытал громадное облегчение, когда его превосходная память поспешила на выручку. Граф попробовал воспроизвести первые строки:

Здесь, у пруда, где капли солнца
Играют в светлой глубине,
Так сладостно мне было молча
Мечтать в манящей тишине.

— Вы помните!.. — Эмили, казалось, затрепетала от счастья, словно он осыпал ее золотом. Потом она покраснела и доверительно добавила: — Я понимаю, мне нужно еще поработать над ним. «Солнца — молча»… По-моему, слишком вольная рифма, вы не находите?

— Ну, как сказать… — осторожно начал Саймон.

— Но сейчас это не имеет значения, — пылко заявила она. — Я работаю над большим произведением, и пройдет некоторое время, прежде чем я смогу вернуться к «Строкам, рожденным в летний день на берегу пруда».

— Над большим произведением? — Саймон понял, что беседа принимает несколько иное направление, чем ему хотелось бы.

— Да, я назвала его «Таинственная леди». Длинная эпическая поэма с приключениями и пылкой любовью, в духе Байрона. — Эмили застенчиво взглянула на него. — Вы единственный, кроме членов нашего литературного общества, милорд, кому я поведала о ней.