Августа, разумеется, не собиралась распространяться о деятельности «Помпеи» — дамского клуба, созданного не без ее участия, который служил поистине неисчерпаемым источником слухов и сведений.

— В Лондоне никогда не было недостатка в сплетнях, милорд.

— Вот это уж точно. — Грейстоун прищурился. — На улицах нашего города слухов что грязи, верно? Но вы совершенно правы: я предпочел бы, чтобы за моей женой не тащился шлейф слухов и сплетен.

— Я уже пожелала вам удачи, милорд. — Ее несколько обескуражило услышанное, поскольку Грейстоун подтвердил все разговоры о своем знаменитом списке. «Надеюсь, вы не слишком расстроитесь из-за того, что так высоко подняли планку», — усмехнулась про себя Августа и, прижав к груди дневник Розалинды Морисси, добавила: — Если позволите, милорд, я бы хотела, вернуться в свою комнату.

— О, разумеется. — Грейстоун с мрачноватой вежливостью поклонился и чуть отступил в сторону, чтобы она могла пройти между ним и письменным столом.

С облегчением осознав, что путь к спасению свободен, Августа осторожно обогнула стол и проскользнула мимо графа, прекрасно отдавая себе отчет в излишне интимном характере их беседы. И в костюме для верховой езды, и во фраке граф выглядел достаточно впечатляюще, чтобы она не могла оторвать от него глаз, но Грейстоун в домашнем халате на голое тело — нет, это уж слишком для ее необузданной фантазии!

Она пролетела через всю библиотеку, но тут вспомнила нечто важное и, резко остановившись, обернулась к графу:

— Сэр, я должна задать вам один вопрос.

— Ну, если должны…

— Сочтете ли вы себя обязанным посвятить лорда Энфилда в обстоятельства нынешнего происшествия?

— А как бы вы поступили на моем месте, мисс Баллинджер? — сухо спросил в свою очередь Грейстоун.

— Думаю, будь я настоящим джентльменом, непременно сохранила бы все в тайне, — торопливо проговорила Августа. — В конце концов, на кон поставлена честь дамы.

— Боже, как это верно! И заметьте, речь не только о вашей подруге. Ваша репутация сегодня подвергалась не меньшему риску, не правда ли, мисс Баллинджер? Вы играли чересчур рискованно, оказавшись в таком виде наедине с мужчиной.

Черт бы его побрал! Вот же надменное самоуверенное чудовище! И какой напыщенный!

— Да, вы правы, я действительно рисковала нынче ночью, милорд, — ледяным тоном проговорила Августа. — Но вы, должно быть, помните, что я принадлежу к нортумберлендской ветви рода Баллинджер? Женщины в нашей семье никогда особенно не беспокоились о соблюдении условностей.

— Значит, вы не считаете, что большая их часть создана для вашей же безопасности?

— Нисколько. Эти правила наверняка придумали мужчины для собственного удобства, и ни для чего более.

— Прошу прошения, но позвольте с вами не согласиться, мисс Баллинджер. Кое-какие светские правила исключительно неудобны для мужчин. И я совершенно уверен, что данные обстоятельства — именно такой случай…

Она неуверенно взглянула на него, нахмурилась, а потом все-таки решила пропустить сие загадочное заявление мимо ушей.

— Сэр, я прекрасно знаю, что вы в дружеских отношениях с моим дядюшкой, и мне бы не хотелось, чтобы мы с вами стали врагами.

— Вполне с вами согласен, и, уверяю, у меня нет ни малейшего желания ссориться, мисс Баллинджер.

— Благодарю, но тем не менее вынуждена признать: у нас с вами очень мало общего, милорд. Мы слишком разные — как по темпераменту, так и по интересам. Не сомневаюсь: вы и сами это понимаете. Для вас всегда диктат чести и соблюдение приличий будет на первом месте.

— А вы сами, мисс Баллинджер? Неужели для вас не существует никаких сдерживающих факторов?

— Нет, милорд, — искренне призналась Августа. — Я намерена испить до дна чашу своей судьбы. В конце концов, я последняя из нортумберлендских Баллинджеров, а мы, как я уже говорила, скорее бросились бы в омут с головой, чем дали бы похоронить себя под грузом никому не нужных дурацких добродетелей!

— Ну-ну, успокойтесь, мисс Баллинджер, вы меня разочаровываете. Разве вам никто не говорил, что добродетель всегда вознаграждается?

Августа прищурилась, взглянув на собеседника: да он, похоже, просто дразнит ее.

— Мне не приходилось видеть тому примеров, милорд. А теперь, пожалуйста, все-таки ответьте на мой вопрос: намерены ли вы рассказать лорду Энфилду о сегодняшнем происшествии?

Граф наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, сунув руки глубоко в карманы халата.

— А как вы думаете, мисс Баллинджер?

Она быстро облизнула верхнюю губу и улыбнулась:

— Я думаю, милорд, вы запутались в силках собственных правил. Вы не можете рассказать Энфилду о ночных событиях в библиотеке, ибо это угрожает вашему достойному восхищения моральному облику, вами же созданному, не так ли?

— Вы правы. Я не скажу Энфилду ни слова, но у меня есть на то личные причины, мисс Баллинджер. А поскольку вам эти причины неизвестны, я очень советую: не делайте слишком поспешных выводов.

Она чуть склонила голову набок, размышляя над его словами.

— Одна из причин, вероятно, заключается в чувстве долга по отношению к моему дядюшке? Вы как близкий друг не хотите ставить его в неловкое положение из-за моей сегодняшней выходки.

— Да, отчасти это соответствуют истине, хотя, конечно же, далеко не все.

— Ну что ж, каковы бы ни были истинные причины, я вам в любом случае благодарна. — Августа обрадовалась при мысли, что теперь ни ей, ни ее подруге Розалинде Морисси ничто не угрожает, но тут же спохватилась: на еще один очень важный вопрос она пока не получила ответа. — Но… скажите, милорд: как вы узнали о моих намерениях?

Теперь улыбнулся Грейстоун. Впрочем, нет, не улыбнулся — это был скорее оскал, от которого у Августы по спине пробежал холодок тревоги.

— О, как я понимаю, этот вопрос не даст вам уснуть, мисс Баллинджер. Что ж, подумайте над ним хорошенько. Возможно, вам принесут пользу размышления о том, что и тайные дела некоторых дам могут легко стать предметом сплетен и пересудов. Мудрой леди надлежит быть предельно осторожной и не пускаться в столь рискованные предприятия, на какое вы отважились сегодня ночью.

Августа раздраженно наморщила носик.

— Мне следовало бы помнить, что нельзя задавать вам подобные вопросы. Столь высокомудрый человек, как вы, никогда не упустит возможности прочесть нравоучительную лекцию. Но на этот раз в знак благодарности за помощь и обещанное молчание вас прощаю.

— Очень надеюсь, что вы не забудете о своей благодарности…

— Разумеется.

Повинуясь безотчетному порыву, Августа вернулась к письменному столу, остановилась прямо перед Грейстоуном, приподнялась на цыпочки и легко, едва коснувшись губами, чмокнула в щеку, даже скорее в подбородок. Граф словно окаменел, а проказница, заметив его замешательство, едва удержалась от смеха.

— Спокойной ночи, милорд!

Воодушевленная собственной дерзостью и успехом предприятия, Августа вихрем бросилась к двери, но граф окликнул ее:

— Мисс Баллинджер?

— Да, милорд? — обернулась Августа, надеясь, что в темноте библиотеки он не заметит, как пылает ее лицо.

— Вы забыли свою свечу. Возьмите: на лестнице очень пригодится.

Грейстоун протянул свечу Августе, и та, молча ее схватив, выбежала вон.


Пока летела по лестнице, а потом мчалась по коридору в свою комнату, Августа твердила себе, что должна радоваться, поскольку ее не включили в пресловутый список. Женщина из нортумберлендской ветви Баллинджеров не должна позволять приковывать себя цепями брака к этому старомодному пуританину!

К тому же они такие разные! Кто она, а кто граф: известный ученый-лингвист, специалист по классической филологии — как и дядюшка Августы сэр Томас Баллинджер, который посвятил свою жизнь изучению истории древних греков и римлян, написал и опубликовал несколько серьезных научных трудов, и те очень высоко оценили критики и специалисты.

Если бы Грейстоун был одним из новомодных писателей, в огненной прозе и горящих глазах которых отражались кипевшие в их душах страсти, Августа еще могла бы понять, почему так восхищается им, но он вместо обжигающе чувственных романов строчил скучнейшие трактаты с названиями вроде: «К дискуссии о некоторых элементах «Истории» Тацита» или «Исследования избранных мест из «Жизнеописаний» Плутарха». Обе работы были недавно представлены на суд критики, и обе Августа прочитала от корки до корки, хотя и не могла бы сказать почему.

Она задула свечу и тихонько проскользнула в спальню, которую делила с кузиной Клодией, на цыпочках подошла к кровати и разделась. Лунный луч, проникавший между тяжелыми занавесями, освещал очаровательное личико с аристократическим профилем, мило уткнувшееся в подушку, сомкнутые веки с длинными ресницами, скрывавшими небесно-голубые глаза… Недаром молодые поклонники из высшего общества дали ей милое прозвище — Ангелочек. Эта золотоволосая красавица, истинная представительница гэмпширской ветви Баллинджеров, действительно была похожа на неземное существо.

Августа от всей души гордилась тем успехом, которого добилась ее кузина. В конце концов, это ее заслуга как старшей из сестер (Августе исполнилось двадцать четыре), поскольку именно она ввела юную Клодию в свет. Августа решила хотя бы этим отплатить дяде и кузине за их доброту и заботу: два года назад, когда умер ее брат Ричард, они приняли ее в свою семью.