— В нашей стране прекрасное образование, — прервала ее госпожа Ранита. — И отношение к девочкам хорошее. Большинство посещают школы.

— О, я не сомневаюсь, госпожа Ранита, что с вами так и было. Вы даже получили университетский диплом, потому что ваши родители дали вам такую возможность. Но в бедных семьях, думаю, положение совсем другое. Если бы я стала королевой, то позаботилась бы в первую очередь о том, чтобы дети посещали учебные заведения до семнадцати лет, и еще сделала бы все, чтобы убедить девочек продолжать обучение в колледже, чтобы они имели возможность выбора…

Госпожа Ранита не выдержала.

— У них есть выбор! Они могут выбирать супруга, их не выдают замуж против воли. Родители и свахи обязательно прислушиваются к их мнению. Мы ведь не варвары! Мать и жена всегда пользуется уважением и любовью.

Да уж, богатый выбор, горько усмехнулась Гвендолин и после короткой паузы ответила:

— Думаю, женщина имеет право решать, хочет ли она посвятить свою жизнь семье или карьере. Никто не должен проводить время дома по необходимости, потому что нет другой возможности, а только по собственному желанию.

— А вы, леди Беатрис, вы уже сделали свой выбор, нашли свой жизненный путь? — вдруг спросил Нараян Бахадур.

Гвендолин встретила его взгляд. Ох, сложный вопрос! Нашла ли она свою стезю?

— Нет.

— А пытались ли когда-нибудь раньше?

— Нет.

— Но почему?

— Думаю, я пока еще в процессе поиска, — тихо ответила она, ощущая враждебность госпожи Раниты.

— А чего вы ищете? — спросил принц.

Гвендолин помолчала, мысленно вернувшись в детство, когда она, Генри и Беа сидели в детской и рассуждали о будущем.

— Себя, — прошептала наконец она.

Госпожа Ранита даже фыркнула, не скрывая презрения и отвращения.

— Типичный ответ западной женщины!

Гвендолин ощутила, как к щекам прилила кровь. Господи, действительно, какой глупый, ребяческий, эгоистичный ответ!

— Мы все обязаны искать правду, — негромко сказал принц. Она подняла голову и встретила его теплый взгляд. — Без знания своей натуры мы ничто. Мы даже не можем любить себя, не зная себя, не то что других.

На глаза Гвендолин навернулись слезы благодарности. Но она сдержалась и не дала им пролиться. Только не при госпоже Раните, ни за что в жизни!

— Спасибо, — шепнула она.

По возвращении во дворец Нараян Бахадур настоял на том, чтобы проводить Гвендолин в ее апартаменты, и ей это было приятно. Но на сердце ее лежал камень.

Она обманывала мужчину, которым восхищается.

— А вы никогда не думали о том, что, возможно, получили не ту сестру? — еле слышно спросила Гвендолин.

— Не ту? — Нараян Бахадур озадаченно взглянул на нее. — Вы правда так считаете?

— Просто подумала, что, возможно, я не та, кто вам нужен.

Он нахмурился.

— В каком смысле?

— Ну, не знаю. — Гвендолин неопределенно пожала плечами. — Мне немного странно, что вы выбрали именно меня, а не другую.

Они уже дошли до ее комнат и стояли у дверей. Принц сделал небрежный жест рукой.

— Вы имеете в виду Гвендолин? Нет, она меня не устраивает.

— Но почему?

— Она не подходящая кандидатура.

— Но почему?! — снова спросила Гвендолин громче, чем в первый раз.

Принц внимательно посмотрел на нее.

— Если вас расстраивает этот разговор, давайте лучше прекратим его.

— Он меня действительно расстраивает, но я хочу его продолжить. Мне необходимо понять. Она — моя сестра…

— Да, конечно, но будущая королева должна быть безупречной.

Очевидно, Генри был прав, сказав однажды, что ее репутация помешает ей найти хорошую пару.

— Но вы даже ни разу не встречались с ней. Как же вы можете судить о ней?

Но Нараян Бахадур явно не раскаивался в своих словах.

— О, ее увлечения, похождения и слишком свободное поведение широко известны.

— Свободное поведение?!

— Она не девственница.

Гвендолин вспыхнула.

— Я тоже.

— Но были, когда выходили замуж.

Гвендолин сжала руки в кулаки. Черт бы его побрал! Что плохого в том, если женщина приобретет немного опыта? Узнает, чего хочет, что ей нужно? Почему мужчины могут делать, что пожелают, а женщины должны заботиться о репутации?

— Но вы ведь тоже не девственник.

Уголки его рта чуть дрогнули, но он не улыбнулся.

— Это обязанность мужчины — знать, как доставить своей жене удовольствие.

— А женщине разве не надо знать, как доставить удовольствие мужчине?

— Ее научит муж.

— Но это абсурд!

— Почему?

Гвендолин подумала о Беатрис, о бедняжке Беа, которая вышла замуж в двадцать лет за человека, которому было глубоко наплевать на ее счастье и удовольствие.

— Мой покойный муж не учил меня ничему.

— В таком случае он не выполнил свои обязанности.

— Значит, множество мужей «не выполняют свои обязанности». Большинство мужчин до сих пор понятия не имеют, где у женщины клитор, не то что как прикоснуться к нему!

Его ошеломленное молчание сказало больше, чем тысячи слов. Гвендолин вдруг поняла, что именно выпалила, и оцепенела. Почему она вообще так хотела изменить его мнение о Гвендолин? Какая разница, что он о ней думает? Одобряет или не одобряет ее? Глупо, очень глупо так забыться. Она должна защитить Беатрис. Должна играть ее роль, пока… Пока что? Пока не найдет чертовы расписки брата?

— Я слишком увлеклась, — сказала она, с трудом проглотив ком в горле. Но он молчал. Придется извиняться снова. — Я была не права, Нараян Бахадур. Мне очень жаль. Мне не следовало… вдаваться в такие подробности.

— Не знал, что у вас такой… опыт.

— Я женщина. У меня есть подруги… Сестра…

— Гвендолин…

Он произнес ее имя с таким неодобрением, что у нее упало сердце.

— Она вам очень не нравится.

— Я ее не знаю.

Гвендолин кивнула. Лицо ее пылало, но не столько от стыда, сколько от гнева.

Они расстались. Гвендолин вошла в комнату, переоделась в ночную рубашку, походила взад-вперед, вышла на балкон, но скоро снова вернулась в спальню. Ее мысли были заняты им, принцем Нараяном Бахадуром.

Он — идеальный правитель для этой страны с более чем тысячелетней культурой, для народа, который постоянно борется с последствиями землетрясений, пожаров, голода… Бог свидетель, она не желает опозорить принца перед его народом. И перед всем миром тоже. Так же, как и наедине.

Как же ей выпутаться из этой истории? Если бы мисс Гвендолин Пендерлинк ему нравилась, ей было бы проще. Это смягчило бы чувство вины и стыда. Но он с самого начала предельно ясно дал понять, что не может и не желает видеть Гвендолин Пендерлинк своей будущей королевой.

Что же делать? Что делать? Что делать?

Только не плакать, не плакать…

На следующее утро госпожу Раниту провели в кабинет принца.

— Ты знаешь, почему я пригласил тебя?

— Уверена, ты сам скажешь мне, — с непроницаемым выражением лица ответила она.

Нараян Бахадур внимательно посмотрел ей в лицо. Ранита с первой секунды невзлюбила Гвендолин, и он до сих пор не мог понять почему — из ревности, неуверенности или чего-то еще?

— Я почувствовал твою неприязнь к нашей гостье.

Ранита даже не моргнула.

— Она не выйдет за тебя, Нараян!

— Нет конечно, если ты будешь продолжать так вести себя.

Она покачала головой.

— Я предельно честна и с ней, и с тобой. Я не доверяю ей. Она играет с тобой. — Принц приподнял левую бровь. Но Ранита бестрепетно продолжила: — Слушай меня внимательно, дорогой Нараян Бахадур: она за тебя не выйдет! — Голос ее был ровным, полным глубокой убежденности.

— Почему нет?

— Слишком независима. Ей неинтересна наша страна, наша культура, тем более религия… И если честно, ей неинтересен ты.

Нараян Бахадур нахмурился. Он частично соглашался с ней, частично — нет. Ранита — женщина умная и проницательная, но она ничего не знает и не понимает в физическом влечении. Возможно, Гвендолин пока и не хочет выходить за него замуж, но ее, безусловно, влечет к нему и сильно влечет. А это большой плюс.

— Ты не совсем права, — ответил он, поднимаясь с кресла и направляясь к Раните. — Я справлюсь с этим. А теперь, будь добра, отправляйся к Беатрис. Она ждет твоего урока.

И верно, Гвендолин уже сидела в том зале, где обычно проходили их занятия. Но голова ее была занята не предстоящим уроком, а днем рождения. Ей сегодня исполнилось двадцать семь, а она даже не может отпраздновать это.

Господи, как странно, целых двадцать семь лет, а чего она достигла в жизни? Беатрис на два года младше, а уже побывала замужем, и успела овдоветь, и теперь на ней хочет жениться непальский принц. А она, Гвендолин… На ней никто не хочет жениться, особенно он… Он!..

Госпожа Ранита прибыла, урок начался и шел своим чередом. Затем пришло время перерыва, и появилась молодая служанка с подносом. Она поставила его на низкий столик, потом поклонилась Гвендолин:

— Госпожа, его высочество приглашает вас разделить с ним поздний завтрак. Пожалуйста, пройдемте, я покажу вам дорогу.

Лицо госпожи Раниты вытянулось, но она промолчала. И Гвендолин последовала за девушкой.

Нараян Бахадур сидел на балконе за столом, накрытым на двоих. По краям стояли две вазы с цветами, и она сразу решила, что это будет ее праздничный завтрак. И не важно, что принц не знает о ее дне рождения. Достаточно того, что он сейчас с ней, рядом. Его общество так много для нее значит.

— Доброе утро, — поприветствовал ее Нараян Бахадур и легко поцеловал в щеку. — Я думал о вас.

Она слегка вздрогнула, ощутив прикосновение его губ. Как чудесно от него пахнет! Ей захотелось взять его лицо обеими ладонями и поцеловать. Припасть губами к его губам, ощутить вкус языка…

А он наклонился к ней через стол и добавил:

— И чувствую себя очень виноватым.

— Правда? Почему?

— Потому что очень плохо отзывался о вашей сестре. Я сам никогда не потерплю, чтобы кто-то сказал резкое слово в адрес моих близких. И тем не менее проявил нетерпимость в отношении Гвендолин. Простите.

Она смущенно отвела глаза.

— Сестра на самом деле не такая… эксцентричная. — Она собиралась ответить безразличным тоном, но голос предательски дрогнул. — Может, она и не подошла бы в качестве восточной принцессы, но она очень хорошая. И добрая. И никогда не говорит подлых, жестоких вещей. И не судит людей. Она ни за что не осудила бы ни вас, ни даже госпожу Раниту, которая не в состоянии доброго слова из себя выдавить. — Гвендолин замолчала, подавленная собственными эмоциями. Нет, это не праздник, это еще один день лжи. Потом прошептала: — Простите, я могу уйти?

— Нет.

Она удивилась. Потом решительно поднялась. Может, он и будущий король, но она — английская леди.

— Я хотела бы вернуться к занятиям с госпожой Ранитой.

— Несмотря на ее неспособность вымолвить доброе слово?

— Мне проще терпеть ее плохое отношение, чем ваше.

— Почему?

На глаза Гвендолин навернулись слезы. Неделю назад ей и в голову бы не пришло, что можно испытывать столь сильные чувства.

— Почему? — повторил Нараян Бахадур.

— Потому что вы мне нравитесь, — не выдержала она. — Потому что не хочу, чтобы вы проявили себя мелочным, или недоброжелательным, или нетерпимым. Или жестоким. Конечно, Гвен отнюдь не безупречна, но совершенных людей на свете нет. Но даже те, кто далек от совершенства, заслуживают того, чтобы их любили и уважали.

— Я извинился…

— Нет. Вернее, не от чистого сердца. — Ее нижняя губа предательски задрожала. — Сегодня ее день рождения, и я не думаю, что она заслуживает…

— Я знаю, что сегодня ее день рождения! — воскликнул Нараян Бахадур. — Именно поэтому вы сейчас со мной. Я хотел, чтобы мы отпраздновали это событие вместе.

Гвендолин изо всех сил старалась успокоиться и не заплакать.

— Откуда… Как вы узнали про ее день рождения? Она ведь вам не нравится.

Принц поднялся, наклонился через стол, приподнял рукой ее подбородок и нежно поцеловал.

— Но вы мне очень нравитесь, — сказал он и снова поцеловал. — Ты мне очень нравишься. Настолько, что я постарался узнать о тебе и твоей семье все, что только возможно.

— Правда? — Гвендолин не моргала, потому что тогда слезы бы обязательно потекли. — Тогда скажи, сколько ей исполнилось лет.

— Двадцать семь. — Нараян Бахадур поймал висящую на реснице слезинку. — И я знаю, ты беспокоишься, что она еще не замужем.

Гвендолин оттолкнула его руку.

— Она не настолько стара.

— Но ей давно уже пора обзавестись мужем, правда? — И чтобы показать, что дразнит ее, принц снова поцеловал Гвендолин легким, почти невесомым поцелуем.

Но когда его губы коснулись ее, что-то произошло. Внезапно исчезла вся сдержанность. Все благие намерения испарились. Вместо них вспыхнули неистовые, бурные эмоции, обратившие нежный поцелуй в яростную схватку желаний. Гвендолин случалось и прежде испытывать вожделение, но никогда такой силы. У нее захватило дух, напряглись и заныли все мускулы, заболела грудь.

Она обхватила руками его шею. А он припал губами к ее губам, раздвинул их языком и принялся ласкать, пробовать, дразнить ее язык, показав, что, хотя раньше был нежен, способен и на бешеную требовательную страсть.

Гвендолин прильнула к нему, приветствуя силу его желания. Всю свою жизнь она жаждала страсти и нашла ее здесь и сейчас — с ним, с Нараяном Бахадуром. Это потрясло ее.

Он поднял голову, погладил ее по щеке.

— Прости меня. Пожалуйста.

— Конечно. — Она с трудом улыбнулась — настоящий подвиг, учитывая пожирающее ее пламя желания. Никогда еще прерванный поцелуй не вызывал такой горечи. — И Гвен тоже прощает тебя.

— Тогда мы все-таки можем завтраком отметить ее праздник?

— Да, — чуть грустно усмехнулась Гвендолин.

— И мы можем начать сначала, сделать вид, что ничего не произошло?

Она хрипловато рассмеялась.

— Ты настолько хороший актер?

— Это зависит от того, насколько ты хорошая актриса.

Гвендолин вспомнила последние дни.

— Никакая. — Она снова засмеялась, на сей раз над собой. — Нет, ужасная. Мне и в школе не поручали никаких ролей, даже самых маленьких и простых. Помню, однажды… О Господи, — осеклась вдруг Гвендолин и покраснела, — ты превратил меня в настоящую болтушку.

Нараян Бахадур махнул рукой, и появившийся слуга наполнил чашки свежим кофе.

— Ты совсем не болтушка, Беатрис. Мне приходится работать как каторжнику, чтобы чуть-чуть разговорить тебя.

Гвендолин подняла взгляд на вазу с цветами, провела кончиками пальцев по нежным розовым лепесткам.

— Мужчины любят молчаливых женщин.

Нараян Бахадур чуть не поперхнулся кофе.

— Поверить не могу, что ты говоришь такое!

— Что ж, по крайней мере, ты снова улыбаешься.

— И ты тоже. Я рад.

7

Их глаза встретились. Гвендолин с восторгом увидела, что он предельно искренен, и задрожала от радости. Они принялись болтать о пустяках, но каждый чувствовал желание другого.

— Что у тебя запланировано на сегодня? — спросил Нараян Бахадур, откинувшись назад, когда им подали свеженарезанный фруктовый салат. Яркие кусочки, покрытые капельками выступившего сока, были похожи на драгоценные камни.

У Гвендолин едва слюнки не потекли. Она испытывала ужасный голод. Но не к еде. Она хотела снова попробовать его рот, губы, язык, ощутить аромат его дыхания.

— Не помню точно, но все расписано до минуты.

— Возможно, я перегрузил тебя. Хочешь, устроим выходной?

Гвендолин деланно-испуганно округлила глаза.

— Как? Ни уроков, ни книжек, ни домашних занятий? Что же я буду делать?

— Полагаю, расслабляться и наслаждаться моим обществом. Если это возможно для тебя. — Нараян Бахадур подцепил колечко киви, положил в рот и медленно-медленно прожевал сочную мякоть.

Она наблюдала за его губами, за движением твердой челюсти, за сильной шеей, с трудом сдерживая возбуждение. День наедине с ним едва ли можно считать расслабляющим. Слишком уж сильно желание тесного контакта.

— Но у тебя так много важных государственных дел…

— Слишком много, — торжественно подтвердил принц.

— Тогда не стоит добавлять тебе еще проблем.

— Но, дорогая, — запротестовал Нараян Бахадур, — ты всегда должна быть на первом месте. Ты будешь моей королевой. Моей женой. Моей возлюбленной.

Щеки Гвендолин залила краска. Его возлюбленной. Ей приятно было слышать это слово, несмотря на рассказы прессы о его многочисленных любовницах по всему миру.

Она кожей ощущала его ласкающий взгляд, пробежавший по ее лицу, спустившийся к шее и остановившийся на груди. На Гвендолин был ярко-желтый шелковый брючный костюм, строгий по европейским стандартам, и все же под его взглядом она чувствовала себя обнаженной.

— Да, конечно, — поспешно пробормотала она. — Но если сейчас у тебя есть более неотложные дела…

— Более неотложные? Миледи, у меня не может быть более неотложных дел. Ты выглядишь сегодня такой одинокой. — Нараян Бахадур перестал улыбаться. — И немного грустной. Думаю, тебе нужна компания. И думаю, я мог бы быть тебе полезным.

О да. Безусловно. Но это не входило в ее план.

В ее план не входило желание заняться с ним любовью.

В ее план не входило намерение влюбиться.

В ее план не входило застрять в этой маленькой азиатской стране так далеко от ее дорогого дома.

— Мы можем встретиться позднее… вместе пообедать. — Гвендолин сжала колени, переплела ноги, но это не помогло. Ей нельзя, категорически нельзя позволять себе желать его еще больше. Нельзя допускать разгула эмоций. — Ты расскажешь мне, чем занимался…

Нараян Бахадур протянул руку и провел пальцем по ее губам. И голос ее замер.

— Нет, тебе нужно приключение. Что-нибудь новое, интересное. Позволь мне решить.

— Нараян.

— Да, дорогая. — Принц снова провел рукой по ее щеке, потом ниже, она закрыла глаза. — Почему ты никогда не смотришь мне в глаза? — нежно спросил он, поглаживая большим пальцем ямочку на шее. — Когда мы так разговариваем, ты всегда отводишь взгляд.

— Ты трогаешь меня, — прошептала Гвендолин.

Нараян Бахадур был прав: она не могла встретиться с ним глазами. Он будил в ней бурные эмоции и неистовое вожделение. И тревожил ее неспокойную совесть. Сердце Гвендолин болело уже постоянно, тело томилось от неутоленного желания.

А на кону — благодаря Генри и его несчастной страсти к игре — стояло благополучие семьи и будущее счастье Беатрис.

— Мое прикосновение не должно пугать тебя, — заметил Нараян Бахадур. — Ты не девственница. У тебя есть некоторый опыт.

Она нервно сглотнула.

— Меня пугает не отсутствие опыта. — Гвендолин подняла глаза и посмотрела на него в упор. — Я боюсь… тебя.

— Ты боишься меня? — с недоверием переспросил Нараян Бахадур. — Но почему? Я готов защищать тебя до самой смерти. Даже ценой собственной жизни.

Господи, какие потрясающие слова! И какую ужасную боль они ей причиняли.

— Может, именно этого я и боюсь. Ты слишком доверяешь мне. Ты недостаточно хорошо знаешь меня, чтобы предложить такую цену за мою жизнь.

Он внезапно обхватил ладонью ее щеку.

— Но ты моя невеста, нареченная!

— Мы не давали друг другу торжественного обещания, не обменивались кольцами, не делали официального объявления.

— Ты здесь.

Гвендолин ответила, глотая слезы:

— Это не гарантия.

Нараян Бахадур откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на нее.