В значении, близком к современному, термин стал употребляться в начале XIX века, во время религиозного переполоха в Соединенных Штатах. Американские колонии, практиковавшие свободу исповедания новых религий, приобрели репутацию безопасного убежища, где эксцентричные верующие могли чудить сколько душе угодно. Эта духовная свобода распахнула двери и для спасающихся бегством представителей альтернативных социальных и политических групп. В середине 1800-х годов сформировались и распались более сотни небольших идеологических объединений. Когда в 1830-х французский политолог Алексис де Токвиль посетил США, он не переставал удивляться тому, что «американцы всех возрастов, всех состояний и всех наклонностей постоянно организовывали различные ассоциации» [«постоянно организовывали различные ассоциации»: Ален Сильвен «Почему вовлеченность в поп-культуру и участие в культе — это одно и то же?», Quartz, 10 марта 2020 г., https://qz.com/1811751/the — psychology-behind-why-were-so-obsessed-with-pop-culture/]. К «культам» того времени [«Культы» того времени: Элизабет Данн «5 утопических сообществ XIX века в Соединенных Штатах», History.com, 22 января 2013 г., https://www.history.com/news/5—19th-century-utopian-communities-in-the-united-states] можно отнести такие группы, как «Коммуна Онейда», лагерь полиаморных коммунистов в северной части штата Нью-Йорк (забавно звучит), Общество Гармонии, эгалитарное сообщество любителей науки в Индиане (как мило) и (мой любимый) недолговечный культ веганского земледелия в Массачусетсе под названием «Фруктовые земли», который был основан философом Амосом Бронсоном Олкоттом, аболиционистом, борцом за права женщин и отцом автора романа «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Тогда «культ» просто служил своего рода церковной классификацией, наряду с «религией» и «сектой». Слово обозначало что-то новое или неортодоксальное, но не обязательно гнусное.

Термин начал приобретать мрачную репутацию ближе к началу Четвертого Великого Пробуждения. Именно тогда появление большого числа нонконформистских духовных групп напугало консерваторов старой школы и христиан. Вскоре «культы» стали ассоциироваться с шарлатанами, жуликами и еретически настроенными фриками. Но они по-прежнему не считались серьезной угрозой обществу или криминогенным фактором. Только после убийств, совершенных «семьей» Мэнсона в 1969 году, за которыми последовало массовое самоубийство в Джонстауне в 1978-м (мы расследуем его во второй части книги) слово «культ» наконец-то стало символом страха.

Ужасная смерть более 900 человек в Джонстауне (происшествие, повлекшее за собой самое большое число жертв среди гражданского населения Америки до 11 сентября 2001 года) повергла всю страну в шок. Некоторые читатели могут вспомнить последовавшую за этим «сатанинскую панику» 80-х, отличительной особенностью которой была параноидальная вера в то, что педофилы, поклонники Сатаны, терроризируют благополучные американские кварталы. Как писал социолог Рон Энрот в книге «Соблазн культов», вышедшей в свет в 1979 году: «Беспрецедентное освещение истории Джонстауна в СМИ… было предупреждением для американцев, заявлением, что внешне милосердные религиозные группы могут таить в себе адскую гниль».

Затем, когда страсти улеглись, культы стали выглядеть для широкой публики не только пугающими, но и привлекательными. Поп-культура 70-х породила такие термины, как «культовый фильм» и «культовая классика» [«культовый фильм» и «культовая классика»: Эрнест Матиджс и Джейми Секстон «Культовое кино: введение» (Hoboken, New Jersey: Wiley-Blackwell, 2011), с. 234], описывающие многообещающий жанр андеграундных индифильмов наподобие «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Такие группы, как «Фиш» и «Благодарный мертвец», прославились благодаря «культовым последователям» с бродяжническим образом жизни.

Спустя одно-два поколения после Четвертого Великого Пробуждения в среде интересующейся культами молодежи к этой эпохе начали относиться с прохладцей и ностальгией. Альтернативные группы из 70-х теперь могут похвастаться некоей репутацией стиля винтаж. В наше время одержимость «семьей» Мэнсона сродни обладанию богатой коллекцией винила и футболок времен хиппи. На прошлой неделе, находясь в салоне в Лос-Анджелесе, я подслушала, как женщина говорила своему стилисту, что собирается сделать прическу в стиле девушки Мэнсона: неухоженные волосы темно-коричневого цвета с пробором посередине. Недавно один мой знакомый 20 с небольшим лет устроил культовую вечеринку по случаю собственного дня рождения в нью-йоркской долине реки Гудзон — локации многочисленных исторических «культов» (включая «Семью» [Есть несколько культовых групп, которые прячутся за расплывчатым прозвищем Семья. Здесь речь идет о зародившейся в 60-х годах прошлого века эсхатологической коммуне «Нью-эйдж», которой руководила Энн Гамильтон-Бирн, инструктор по йоге с садистскими наклонностями родом из Австралии. Последняя (обычная история) претендовала на статус мессии и была арестована в конце 80-х за похищение более дюжины детей и жестокое обращение с ними (например, она заставляла их принимать ритуальные дозы ЛСД).], «Нексиум» и бесчисленных ведьм) и музыкального фестиваля «Вудсток». Дресс-код? Все белое. Отфильтрованные фотографии гостей со стеклянными глазами в спортивных комбинезонах цвета слоновой кости и фразочки: «Ой, я не знал, что меня преследуют!» наводнили мою ленту в соцсети.

За прошедшие десятилетия слово «культ» было настолько романтизировано, что большинство экспертов, с которыми я разговаривала, даже не упоминают его. Их позиция состоит в том, что значение термина «культ» слишком широко и субъективно, чтобы его можно было употреблять, по крайней мере, в академической литературе. Казалось бы, совсем недавно, в 1990-е годы, социологи без проблем использовали этот термин для описания любой группы, «которую многие считают девиантной». Но не нужно быть социологом, чтобы увидеть в этой категоризации предвзятость.

Конец ознакомительного фрагмента