— Что здесь происходит? — спросила я, когда Никита разулся и, скинув комбинезон, направился в нашу комнату.

Вошла на кухню и замерла от увиденного. Кофе был везде — на стенах, на полу, на столешнице. Возникало ощущение, что здесь случился как минимум взрыв, которые разметал напиток всюду.

— Что здесь происходит?! — повысив голос, повторила свой вопрос, смотря на кофемашину, всю в коричневых потеках. — Вы что — трогали мое?

Мне хотелось убивать, такого желания ни разу за свою жизнь я не испытывала. Но сейчас, когда смотрела, как Кира пытается прибрать то, что сама и сотворила, я превращалась в незнакомую мне Настю.

— Я не знаю, почему так случилось. Просто засыпала в нее зерна и все, — пожала Кира плечами. — Отойди, мне тут вымыть все нужно к приходу Коли.

И она, оттеснив меня от раковины, стала споласкивать тряпку.

Я едва не застонала. Засранная кухня, сломанный подарок, к которому никто, кроме меня, не должен был прикасаться. Гомонящие дети, наперебой обсуждающие передачу по телевизору, который работал так громко, что это было слышно, должно быть, в соседнем квартале.

Нет! Я решительно отказывалась мириться с этим всем!

Метнувшись в детскую, я вытащила из шкафа небольшую сумку и начала бросать в нее все, что могло понадобиться на первое время. Плевать, что у Дарины Никита может насмотреться всякого! Это наверняка будет не настолько травмирующим, как те события, которые раз за разом происходили в квартире, превратившейся в самую жуткую из всех возможных коммуналок.

Побросав документы и вещи, я закрыла сумку и велела Никите:

— Поехали, сынок. Нас с тобой позвали в гости.

Он сначала нахмурился, но почти сразу оставил свои машинки и вложив свою маленькую ладошку в мою руку, направился в прихожую.

Через пару минут мы вышли из квартиры, чтобы ехать к Дарине. Или в отель хотя бы на сутки.

Иначе все, на что я могла рассчитывать — сумасшествие. Причем, разумеется, мое.

Когда мы появились на пороге квартиры Дарины, кажется, подруга совершенно не удивилась. Скользнула взглядом по сумке, отступила, давая нам возможность зайти.

— Не выдержала? — поинтересовалась она с сочувствием, пока я раздевала Никитку.

— Она добралась до техники и начала ее ломать, — мрачно проговорила в ответ.

— Ну, это было ожидаемо. Что говорит Николай?

Стащив с сына шапку и ботиночки, я велела ему:

— Иди в комнату, сейчас я тебе игрушек принесу. — И когда он умчался, повернулась к Дарине: — Я с ним это не обсуждала. Мы просто собрались и ушли.

Подруга забрала мою куртку, повесила ее в шкаф. Вздохнула и сказала мрачно:

— Понятно. Теперь эта красотка уверена, что победила.

— Считаешь, что мне нужно было и дальше тратить свои нервы? — с вызовом спросила я, сложив руки на груди.

Дарина взяла меня под локоть и мы направились на кухню. Она усадила меня за стол и устроилась напротив.

— Нет. Считаю, что не нужно было все в семью, все в дом. Но что сейчас об этом говорить?

Пожав плечами, Дарина побарабанила по столу. Возражать мне было нечего — подруга была права. Но и отмотать время вспять, чтобы готовить себе плацдарм на случай, если муж окажется нечистоплотным лжецом, я не могла.

— Поживите пока у меня. Сашке скажу, что будем встречаться у него. Хотя, он опасается, что о нас его бывшая узнает. Какая-то слишком ревнивая она у него, — Дарина хмыкнула. — А так уж точно перекантуемся. Ночами меня почти нет, а днем спать буду.

Я прикусила нижнюю губу.

— Мне не очень удобно вот так вот вторгаться в твое пространство и мешать привычной жизни… Но мне и впрямь некуда идти.

— Что за глупости? Никаких вторжений! Мы же друзья и обязаны друг другу помогать.

Она вскочила из-за стола, взяла лежащий на нем телефон.

— Какие-то продукты в холодильнике есть — посмотри, может, что сготовишь для Никитоса. Вечерком еще пожрать куплю. А сейчас у меня встреча. — Она загадочно улыбнулась. — Потом расскажу, как и что.

И она упорхнула в прихожую, где, выудив из шкафа высокие сапоги на огромных шпильках, принялась обуваться. Я же покачала головой. Знала эти встречи. Наверняка очередной богатый клиент клуба, которому приглянулась Дарина.

Проводив подругу, я взяла сумку и пошла к сыну, чтобы начать обустраиваться на несколько ближайших дней.

Когда раздался звонок в дверь, я вздрогнула и сонно взглянула на часы. Неимоверно хотелось лечь и провалиться в небытие. Сказывались дни, наполненные нервным напряжением, когда даже сквозь сон я постоянно прислушивалась к тому, что происходило в квартире.

А сейчас, когда удалось загнать тревоги поглубже, усталость взяла верх и я буквально отключалась от реальности.

— Я сейчас, — сказала сыну, который собирал и разбирал свои любимые Лего для малышей.

Вышла в прихожую и взглянула в глазок. Обнаружила по ту сторону Николая, что меня, кажется, даже не удивило. Я знала, что муж рано или поздно появится на пороге Дарининой квартиры. Что ж, прибыл он весьма даже быстро.

— Что тебе нужно? — чуть приоткрыв дверь на цепочке, спросила у Коли, который, поняв, что я на месте, выдохнул с облегчением.

— Я за вами с Никитой, — сказал он, не предпринимая попыток, например, распахнуть дверь шире.

Что у него наверняка бы получилось, потому что цепочка была хлипкой преградой.

— Мы не собираемся возвращаться домой. По крайней мере, до тех пор, пока там живут Кира и ваши дети.

Глаза Николая сверкнули недовольством. Впрочем, высказывать его он не стал. Смиренно кивнул и вдруг ошарашил:

— Для того я и пришел. Ты права — приводить их к нам домой было глупой затеей. Я извернусь и найду денег на аренду и залог. Завтра же они съедут и все вернется к тому, как было.

Он говорил это, а я ловила себя на мысли, что не верю в настолько хороший и скорый исход этого дела. Но если это правда… У меня будет возможность спокойно пожить в той квартире, которую считала родным домом, и подготовиться к самостоятельному существованию без мужа.

— Хорошо. Я подумаю, — сказала Николаю. — Завтра созвонимся и, если ты действительно переселишь куда-то свою первую семью, мы с Никитой, возможно, вернемся.

Сказав это, я попыталась закрыть дверь, но Коля не дал мне этого сделать — выставил ладонь и придержал ее.

— Вы — моя единственная семья, Насть… Ты и наш сын.

Он говорил это с жаром, вновь превращаясь в того мужчину, за которым, как мне казалось, я была, как за каменной стеной.

— Вот и докажи это, Лаврентьев, — сказала безапелляционно. — А сейчас я просто хочу отдохнуть.

Все же закрыв дверь, я заперла ее на все замки и вернулась к сыну. Если мой уход приведет к тому, что я добьюсь своего, значит, не все для меня потеряно. И я действительно могу диктовать условия, которые, как я совершенно искренне считала, Коля теперь просто обязан был выполнять.

Резко сев на постели, я заморгала, пытаясь понять, что происходит. Чудилось, что случилось какое-то нападение — настолько громко кто-то барабанил то ли в стену, то ли в дверь. Рядом, с плачем, которого я ни разу у него не наблюдала, подскочил Никитка. Заголосил от ужаса, а мое материнское сердце тут же стало вторить этому реву бешеным стуком.

— Тише-тише, это просто в дверь стучат, — попыталась я успокоить сына. — Я сейчас посмотрю, кто это.

«Стук» представлял собой просто адовую барабанную какофонию, которую наверняка было слышно даже в соседнем подъезде. Как только он прекратился, ему на смену пришли ругательства. Кричал какой-то мужчина, видимо, из числа любовников Дарины.

Сама она так и не приехала домой ночевать, потому я не представляла, что мне делать.

— … не откроешь, ***, сейчас я к друзьям смотаюсь и дверь выломаю. А потом *** тебя так, что ты сидеть не сможешь неделю!

Он ругался так грязно, что у меня от испуга к горлу ком подкатил. Я быстро выглянула в глазок — за дверью стоял огромный мужик с бородой. Он чуть пошатнулся, видимо, был пьян, и я отпрянула вглубь квартиры, к так и продолжающему истошно плакать Никитке.

Снова раздался стук. Показалось, что внушительная металлическая дверь не выдержит и сначала пойдет трещинами, а потом рассыплется в труху. Мужик что-то кричал снова, вроде угроз спилить замки болгаркой, если Дарина не откроет сейчас же.

Разумеется, все, что я могла себе в данный момент позволить — сидеть тихо, как мышка. И прижимать к себе сына в бесплодных попытках его успокоить.

— Тише-тише… сейчас он уйдет, а мы с тобой — домой, — шептала я Никите, что вцеплялся в меня с такой силой, словно хотел стать моей частью.

— Хоч-ч-чу к п-папеееее, — то ли простонал, то ли провыл сын.

Когда он это сказал, мое и без того израненное сердце закровоточило еще сильнее. А понимание, что я в ловушке, из которой пока не выбраться, отравило разум окончательно.

Похватав наши немногочисленные вещи, которые до этого разложила, я запихнула их в сумку и скомандовала сонному Никите:

— Быстро одеваемся. Сейчас он уйдет и отправимся домой.

Просить сына дважды было не нужно. Он живо начал натягивать штанишки и рубашку, приготовленные на завтра. Всхлипывал, растирал личико руками, но послушно одевался. А у меня сердце каждый раз, когда смотрела на Никиту, захлебывалось от жалости.