Черт, это многое объясняет.

— Но, — он вытаскивает пачку сигарет, зажимает одну из них между губами и зажигает, — ты была моей первой. И это была еще одна причина тебя ненавидеть. Я не понял, что он называл тебя Лебедем из-за того, что ты — Серебряный Лебедь. Я идиот, что не понял этого сразу. Я просто подумал, что это было твоим прозвищем.

Он подходит ко мне, задерживая дым во рту.

— Ты чувствуешь это? — спрашивает он, наклонив голову.

Я смотрю глубоко в его глаза, и меня наполняет чувство покоя. Огонь ненависти к Лукану, который полыхал во мне столько лет, угас. Улыбаясь, я киваю.

— Да.

Он выпускает облако дыма.

— По крайней мере, тебе это удалось.

Он смотрит на меня, прищурив глаза.

Я хмурюсь.

— Ты все еще меня ненавидишь?

Его брови удивленно взлетают вверх.

— Черт возьми, нет. — Он пробегает по мне взглядом. — Просто… неважно. Но я тебя не ненавижу. Теперь я чувствую, что мы не враги.

Затем он улыбается. Я впервые вижу улыбку Брантли, и она действительно искренняя. Мне хочется обнять его, но, наверное, для него это слишком быстро. Придется действовать постепенно.

Оборачиваясь, я обнимаю Бишопа и смотрю на Хантера и Джейса. Мои братья. Биологические братья со мной и Деймоном.

Хантер делает шаг назад, качая головой, и идет прямо к припаркованной неподалеку машине, захлопывая за собой дверь. Я хмурюсь, мои плечи опускаются. Не знаю, чего я ожидала, но Хантер не должен был так себя вести. Он всегда хорошо ко мне относился.

Джейс пристально смотрит на меня, его темные глаза прикованы к моим. Последняя струна в моем сердце лопается, когда он мне улыбается. Улыбается и подмигивает. Удивительно, ведь он мой старший брат. До сегодняшнего дня мы почти не общались, но я знаю, что с этого момента все изменится.

Бишоп берет меня под руку, пока остальные мальчики идут обратно к машинам. Он смотрит на своего отца.

— Хочешь, я позвоню Катсии по поводу этого бардака, или ты разберешься сам? — спрашивает он отца, кивая головой в сторону окровавленной дороги.

Гектор смотрит на меня, а затем на Бишопа.

— Я позвоню ей.

Затем он поворачивается ко мне.

— У меня была причина, по которой я привез тебя сюда сегодня вечером, и дело было не в Лукане.

Я прижимаюсь к Бишопу, и он крепко меня обнимает.

— Я собирался сказать, что тебя удочерили. — Он смотрит на Бишопа. — Но, видишь ли, как бы я ни любил своего сына, сегодня он сделал нечто плохое. Нечто, что противоречит нашим правилам. А у нас есть только одно правило, Мэдисон. — Гектор смотрит прямо на меня, и по моей коже пробегают мурашки. — Итак, теперь, когда всплыла информация о твоем происхождении, я думаю, будет справедливо, если я расскажу тебе кое-что еще, раз уж сегодня мой сын проявил такую безответственность.

Я смотрю на Бишопа. Безответственность?

Гектор делает шаг вперед, засовывая руки в карманы.

— Я уверен, что ты знакома с процессом инициации Королей? — спрашивает он, глядя мне в глаза. Я киваю. — Отлично. Итак, в таком случае ты, — он делает жест рукой, и из тени снова появляется Хейл. Бишоп замирает, его хватка становится нестерпимо крепкой, — что Хейл принадлежала Бишопу, — у меня кружится голова, а желудок сжимает спазм. Из темноты выходит кто-то еще, — как и твоя приемная мать.

Бишоп

«Потерянный — не тот, кто заблудился. Это сонная душа… Ожидающая, когда ее разбудят».

Аттикус

Бишопу десять лет

— Я хочу, чтобы вы подумали о стене, о пуленепробиваемой стене, которая не сломалась бы под натиском ни одного существующего оружия, — произнес Роб, расхаживая перед нами, семью мальчиками, взад и вперед.

Всю жизнь мы были связаны: кто-то семейными, а кто-то дружественными узами. Все они были моими братьями. Я решил заботиться о них — ни одна семья не способна была создать братство, подобное нашему, что делало нас самыми сильными и смертоносными из всех Королей. Отец говорил, что прошлые поколения всегда ссорились, не в силах поладить друг с другом. Неважно, была то борьба за девушку или просто несовместимость характеров, — связи никогда не было. Не существовало поколения, которое было бы таким же единым, как мы, поэтому у них были на нас большие планы.

— Стена? — Нейт хмыкнул. — Ты привел нас сюда, чтобы рассказать о стене?

Роб раздраженно отмахнулся от него и продолжил маршировать перед нами из стороны в сторону.

— Я хочу, чтобы вы начали строить эту стену внутри своего мозга, но, прежде чем вы начнете, вы должны удостовериться, что рядом с вами есть шесть мест. Не восемь, не два, не какое-либо другое число — всего их должно быть семь, — он делает паузу, глядя на меня.

Я не был маленьким. Для десятилетнего ребенка я был довольно высоким, но, глядя на Роба в этот момент, я чувствовал себя ростом в два фута.

— Я хочу, чтобы вы начали строить эту стену уже сегодня. Работайте над этим, тренируйте свой мозг, чтобы возвести ее, потому что к моменту вашей инициации эта стена должна быть очень крепкой. Непоколебимой. Это, — Роб обвел нас пальцем, — те, кому вы можете доверять. Никто другой этого не заслуживает.

— А как же мой папа? — возразил я, глядя на парней, которые смотрели на меня, мысленно говоря мне «заткнись».

Роб был страшен, но и меня было нелегко напугать.

— Даже твой папа. Он прошел через то же самое, когда был в твоем возрасте, и через это же пройдут те, кто придет после тебя.

— Это значит, что мы должны иметь детей? — Хантер наморщил лицо.

— Да, — прервал меня отец, заходя внутрь в одном из своих прекрасных костюмов. — Однажды у тебя будут дети.

— Нет уж, спасибо. Я не хочу детей.

В очень раннем возрасте я понял, что дети мне совсем не нравятся, и сомневался, что это когда-либо изменится. Считайте это комплексом единственного ребенка.

— О, держу пари, что у тебя с Хейл будут дети к тому времени, когда тебе исполнится шестнадцать, — фыркнул Эли, но к нему никто не присоединился.

— Нет. Я не хочу.

Отец опустился на колени, глядя мне в глаза.

— Ты станешь отцом, сынок, и, к счастью для тебя, у меня есть кое-кто на примете.

Я нахмурился.

— Что? Кто?

Я все еще не собирался заводить детей, но мне все равно хотелось узнать, с кем, по его мнению, я должен сойтись.

Он полез в передний карман куртки, вытащил оттуда маленькую фотографию и перевернул ее, чтобы показать мне. Это была маленькая девочка, примерно того же возраста, что и я, или чуть младше. У нее были каштановые волнистые волосы, пухлые щечки, яркая улыбка и голубые глаза. На ее щеках виднелось несколько веснушек, и она держала в руках охотничье ружье.

— Эта девочка.

— Эта девочка? — спросил я в недоумении.

Видимо, отец забыл принять лекарства. В этой девочке не было ничего выдающегося, в своей школе я видел куда лучше, но… в ней было что-то контрастное, какой-то дисбаланс. И ее глаза. Ее глаза съедали расстояние между нами, несмотря на то, что она смотрела на меня только с фотографии.

— Кто она?

Папа покосился на меня, заметив, что другие парни пытаются ее рассмотреть. Сложив фотокарточку пополам, он сунул ее обратно в карман, бросив на всех предупреждающий взгляд.

— Кто-то, кто появится в твоей жизни именно в тот момент, когда ты будешь в этом особенно нуждаться.

— Как судьба? — поинтересовался я. Я не знал, что означает это слово, но часто слышал, как его используют взрослые.

Он засмеялся.

— Не судьба, а карма. Твой сигнал к пробуждению.