Он закрывает за собой дверь и прислоняется к дверному косяку, скрестив ноги. Нейт столько раз видел меня без одежды, что я и глазом не моргнула, когда он вошел. Думаю, он видел меня голой куда чаще, чем следует старшему брату. Неважно, родному или сводному.
— Нейт, пожалуйста, — умоляю я, хватая жидкость для полоскания рта, делая большой глоток и выплевывая ее в раковину.
Я закрываю крышку унитаза и сажусь сверху.
— Сегодня вечером я помогла убить человека, мой парень лжец, и, кажется, у него есть свой личный шкаф в Нарнию, только вместо львов, колдуний и прочего дерьма там прячется мое темное прошлое, полное тайн и вранья, — и все это он решил от меня скрыть. А еще моя мать, которая на самом деле не моя мать, но я всю свою жизнь думала, что она ею является, которая, ко всему прочему, спала с моим так называемым парнем. Я что-то пропустила? Ах да, я чертова Венари, а не Монтгомери, так что вся моя жизнь — гребаная ложь.
Нейт подходит ближе, берет меня за руку, а затем, прежде чем я успеваю возразить, обхватывает мое бедро, поднимая меня с пола.
— Иди в душ, котенок.
Я больше не могу сдерживать рвущиеся наружу рыдания. Это не милый плач, это ужасная, уродливая истерика. Добрые люди сделали бы из нее мемы.
Нейт рычит и крепче прижимает меня к груди, а затем шагает под воду, все еще держа меня в объятиях.
— Почему ты такой? — спрашиваю я сквозь икоту, приподнимая голову с его плеча, чтобы посмотреть ему в глаза.
Сверху хлынул поток воды, но я проигнорировала жжение от обжигающих струй, заливающих мне глаза, потому что, глядя на него, я чувствовала себя как дома. Нейт был моим домом больше, чем это чертово поместье. В этот момент я точно знала, что все будет хорошо. Что я справлюсь. Главное, чтобы рядом со мной был Нейт. Я бы никогда не смогла его потерять.
Он делает паузу, видимо, обдумывая свой ответ.
— Я такой… не со всеми.
— Только со мной? — спрашиваю я, точно зная ответ.
Все так или иначе знали ответ на этот вопрос. Нейт был… разборчив в том, кого он впускал в свою жизнь. Это и делало его таким притягательным. По правде говоря, все Короли были такими, и я начинаю думать, что это как-то связано с их происхождением.
— И…
Я знаю, что он собирается сказать «Тилли», и слегка улыбаюсь, чтобы ему не пришлось произносить ее имя вслух. Я знаю, что он любит меня. Однажды он признался мне в этом, и хотя я не уверена, что он до сих пор это чувствует, я без тени сомнения могу сказать, что в его сердце всегда есть место для Тилли. Между ними что-то было, что-то общее, что-то, что я могла понять лишь потому, что испытывала то же с Бишопом. Когда Тилли исчезла, ему было больно. Так мучительно больно, что он никогда об этом не говорил. В каком-то смысле это нас связало.
— Я знаю, — шепотом обрываю его я, проведя рукой по его бицепсу. — И сейчас ты можешь меня опустить.
Он подчиняется, медленно ставя меня на ноги. Оказавшись на полу, я шагаю под воду, беру мыло и выдавливаю его на руку.
— Сними это. — Я щелкаю резинкой его баскетбольных шорт, но его рука тут же меня останавливает.
Наши глаза встречаются, и по моей спине пробегает холодок. Его глаза потемнели, сохранив усталое выражение, но в них еще виднелся огонь, и именно сейчас я поняла, что нам нужно провести черту — снова.
— Извини, — бормочу я, поворачиваюсь и ополаскиваю волосы, стоя к нему спиной.
— Ты знаешь, как сильно я хочу тебя, Мэдисон, но этого никогда не произойдет. Нам лучше не дразнить друг друга намеками.
— Я знаю, — шепчу я в ответ, поворачиваясь и скручивая свои длинные волосы в один большой пучок.
Я тянусь к его щеке, а затем нежно прижимаюсь к его губам. Это должен был быть тот самый поцелуй, которым вы одариваете свою первую любовь перед расставанием, безобидный, неуверенный, теплый, мягкий, нежный, родной, горячий, чувственный, сексуальный… о-о-о…
Я отстраняюсь назад, чувствуя, как мое тело отозвалось на поцелуй, и смотрю ему в глаза.
Он болезненно стонет, схватившись рукой за промежность.
— Уходи, котенок, пока я не трахнул тебя так сильно, что ты будешь звать меня Бишопом.
Это оказалось эффективным — меня словно окатили ведром ледяной воды. Я выхожу из душа, закутываюсь в шелковый халат и чищу зубы. Потянувшись к ручке двери, я замечаю лежащую на полу кучу окровавленной одежды.
— Что будет с телом?
Выключив воду, Нейт выходит из душа во всей своей обнаженной красе. Он следует за моим взглядом, замирает на куче вещей, а затем снова смотрит на меня.
— Я с этим разберусь. Все вещи будут уничтожены, и тебе больше не придется видеть это дерьмо.
Его тон такой спокойный, словно он говорит о футболе или о том, с кем переспал в прошлые выходные.
— Ты говоришь так, будто делаешь это каждую ночь.
— Я делаю это достаточно часто, — вот и все, что он сказал.
Я открываю дверь в свою спальню и направляюсь прямо к кровати. Откинув покрывало, я ныряю на прохладные чистые простыни. Окунувшись в аромат свежего лимона и лаванды, я поворачиваюсь к стеклянной балконной двери и смотрю на усыпанное звездами ночное небо. Этим вечером я увидела слишком много. Вещи, которые я не могу объяснить, и вещи, которые мне не хотелось бы объяснять, но теперь мне не удастся убежать от того факта, что все это произошло на самом деле, прямо передо мной. Я видела все так же ясно, как эти сверкающие в небе звезды.
Сегодня я помогла убить человека, и хотя сейчас я чувствую, что моя душа совсем опустела, завтра будет новый день, и я больше не буду проливать слезы об этой ночи.
Глава 2
— Бишоп… — начинает отец, наблюдая за тем, как Мэдисон, Джозеф и Нейт отъезжают от хижины.
Я, как обычно, пытаюсь его игнорировать, но это (как обычно) не срабатывает.
— Что? — рявкаю я, доставая телефон и набирая номер бригады зачистки.
— Сынок, я мог бы сам это сделать, — он указывает на мой телефон, но я равнодушно поднял на него глаза.
— Это то, к чему меня готовили, поэтому не удивляйся, когда я обхожусь без чужой помощи.
— Эй, братан! Мы отвезем Брантли домой. Ему нужно отдохнуть и все такое, — кричит мне Эйс, распахивая дверцу машины.
Хантер и Джейс уже давно ушли. Судя по всему, Хантер не в себе из-за того, что Мэдисон оказалась его сестрой. Остальные ребята, по-видимому, присоединились к Эйсу и Илаю.
Я киваю.
— Ага.
Завтра я разберусь с Брантли и узнаю, что у него на уме. Я и раньше о нем беспокоился, потому что он всегда казался мне неестественно счастливым. Я не догадывался о причине, но, поскольку нас с детства учили не распространяться о своем прошлом, я решил, что именно этому принципу он и следует. До сегодняшнего вечера я не подозревал о глубине его шрамов.
— Биш?
Голос заставляет мои глаза зажмуриться, а челюсть — напрячься.
— Биш, пожалуйста…
— Заткнись! — кричу я, обрывая ее и наконец позволяя себе на нее взглянуть. — Вы обе! — Я указываю рукой на нее и Элизабет. — Вы обе хоть представляете, какое дерьмо только что натворили?
— Вообще-то это я.
Папа подходит ближе, откидывает назад волосы и расстегивает воротник костюма.
— Они вернулись уже несколько недель назад и ждали, когда ты оступишься. Сегодня ты решил показать характер и едва не уничтожил весь Клуб. Такое не может просто сойти тебе с рук. И неважно, что ты мой сын. — Он подходит и наклоняется к моему уху. — Ты можешь быть настоящим монстром, сынок, но помни того зверя, у которого ты учился. — Затем он немного отстраняется. — Сейчас твоя мама на съемках в Коста-Рике, так что Хейл останется у нас.
— Черт возьми, да кто она такая! — взревел я, борясь с яростью, грозившей вот-вот вырваться наружу. — Ни за что.
— Она остается, — произносит он как ни в чем не бывало.
Я смотрю, как он медленным шагом направляется к своему «Рейндж Роверу».
— Садись в машину, сынок.
Что-то было не так. Он что-то мне недоговаривает.
Мы все сели в машину и, как только приехала бригада зачистки, выехали на шоссе. Всю дорогу до дома Мэдисон я кусал губы. Я хотел знать, что, черт возьми, нашло на моего отца, но знал, что из всех живущих на этой земле людей он был единственным, кого я не мог прочитать.
Элизабет выходит из машины, закрыв дверь, и я прижимаю к оконному стеклу средний палец.
— Я скоро свяжусь с вами, Гектор.
Он смотрит на нее краем глаза, а затем медленно кивает.
— Конечно. У вас есть мой номер.
Любой, кто не знает отца, не обратил бы внимание на этот немногословный обмен фразами, полностью лишенный зрительного контакта.
Мы съехали с подъездной дорожки, и я слегка повернул голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Как давно вы с Элизабет трахаетесь?