— Ни с кем. Либо со мной, либо с тобой и Татум.

— Хорошо, — бормочу я. — Что я могу сделать?

— Мы почти бессильны. Я перепробовал все. Сейчас мы можем только надеяться на то, что она вернется домой.

— Хорошо. Спасибо, Ридж. Если я что-нибудь узнаю, то сразу же тебе позвоню. Я могу ждать от тебя того же?

— Да.

Повесив трубку, я поворачиваюсь лицом к Бишопу.

— Что мне делать?

Бишоп смотрит на Нейта, и я замечаю, как они переглядываются. Медленно ко мне приходит осознание. Мое лицо каменеет.

— Клянусь Богом, если вы двое хоть как-то с этим связаны, я вас убью.

— Мы не имеем к этому никакого отношения, — говорит Нейт, направляясь к раковине и наполняя стакан водой. Он поворачивается к нам лицом, опираясь на кухонную стойку. — Но все это чертовски странно.

— Странно, черт возьми? — усмехаюсь я, вскакивая на ноги. Рука Бишопа касается моего бедра, и я бросаю на него взгляд, прежде чем снова повернуться к Нейту. — Это мягко сказано.

— Просто не вмешивайся, — произносит Нейт, качая головой. — Она явно не хочет, чтобы ее нашли.

Мои плечи обреченно сникают.

— Наверное. Но почему она не пришла ко мне, если ей нужна была помощь?

— Кто знает, что движет людьми, котенок? — Нейт подходит ко мне и целует меня в лоб. — Мне нужно бежать.

Я наблюдаю за тем, как Нейт покидает кухню, прежде чем перевести взгляд на Бишопа.

— Ты не собираешься уходить?

Он качает головой.

— Нет.

— Почему?

Честно говоря, я была бы не против провести некоторое время в одиночестве.

— Хочу спросить тебя кое о чем.

— Кажется, ты всегда хочешь меня о чем-то спросить.

Он встает и идет ко мне. Он прижимает меня торсом и аккуратно заправляет мне за ухо один из выбившихся локонов.

— Ты помнишь что-то о своем детстве?

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Четыре.

Четыре.

— Нет, — отвечаю я, не меняя позу и выражение лица.

Бишоп прожигает меня темно-зеленым взглядом, стараясь прочитать в моих глазах все то, что я так тщательно скрывала.

— Нет.

Он приближается ко мне, наклоняя голову и сужая глаза.

— Ты лжешь мне, котенок?

Лгу.

— Нет.

Он делает паузу, на пару мгновений между нами повисает тишина. Затем он медленно отступает.

— Отлично.

Он поворачивается и направляется к двери.

— Если ты солгала, мне придется тебя наказать.

Затем он исчезает за дверью, словно чертов торнадо, пробудивший во мне целую бурю воспоминаний из прошлого. Воспоминаний, которые я долгие годы пыталась уничтожить. Вопрос из шести слов всколыхнул во мне шесть тысяч чувств, которые я так старалась стереть из памяти. Закрыв глаза, я медленно и глубоко дышу.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Вы…

— К черту все это.

Я подхожу к винному шкафу и достаю бутылку «Джонни Уокера» [«Джо́нни Уокер» (англ. Johnnie Walker) — марка шотландского виски.]. Открутив крышку, подношу горлышко ко рту и делаю большой глоток. Терпкий виски обжигает горло, прежде чем опуститься ниже, забрав с собой все чувства, которые воскресил во мне Бишоп. Мой взгляд падает на скамейку, и мне в голову тут же приходит идея. Кажется, Елена и папа уехали на неделю. Ухмыляясь, достаю телефон. Я еще не устраивала вечеринку, а поскольку Нейт организовывал тусовки уже несколько раз, то думаю, я имею на это право. Разблокировав телефон, я смотрю на время. 19:45. Идеально. Я набираю Татум, и она берет трубку после второго гудка.

— Да-а-а?

— Тат?

— Да, крошка. Как дела?

— Вечеринка у меня дома.

Это сразу же ее воодушевляет.

— Что? Когда?

— Ты приезжай сейчас. Остальные могут прийти в любое время после 22:00. Сообщи всем.

— Я все устрою, ты же знаешь, — отвечает она.

Я представляю, как сейчас она сидит, покачиваясь на стуле в приятном волнении. Я делаю новый глоток виски и ухмыляюсь.

— До скорого.

Повесив трубку, я кручу телефон между пальцами и слушаю, как на фоне громко тикают часы. Мое дыхание становится прерывистым, поэтому я делаю глубокий вдох и закрываю глаза.

Это нереально. Ты здесь, взрослая, у себя дома. Ты дома. Здесь безопасно, здесь тепло. Это нереально.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Четыре.

Четыре.

— Почему я тебе не нравлюсь? У тебя сегодня день рождения. Ты должен быть счастлив, — шепчу я злобному мальчишке в песочнице.

— Потому что ты отвратительная. Потому что ты все портишь. Потому что я чертовски тебя ненавижу.

— Это плохое слово, — тихо отвечаю я, хотя больше всего на свете хочу разрыдаться. Я сглатываю, несмотря на отказ, и все равно протягиваю мальчику свою лопату.

— Мне не нужна твоя мерзкая лопатка. Почему, черт возьми, ты думаешь, что я возьму ее после того, как ты к ней прикоснулась? Ты отвратительна.

Он поднимается на ноги и пинает песок до тех пор, пока колючие песчинки не заполняют мне глаза.

— Ай! — Я кричу, больше не в силах бороться со слезами, льющимися по моим щекам. — Зачем ты это сделал?

— Потому что я чертовски тебя ненавижу! — орет злобный мальчишка, а затем бежит обратно к маме.

Почему он ненавидел меня? Насколько я знаю, я не сделала ничего плохого. Сегодня я встретила его впервые в жизни.

— Брантли! — кричит ему женщина. — Иди сюда сейчас же.

— Эй! — кричу я, стряхивая песок с сарафана. — Тебя зовут Брантли?

— Заткнись, уродка.

— Мэдисон! — зовет меня мама с крыльца.

Она одета в бело-желтый сарафан и держит поднос с маленькими кексами в виде пиратов. Она выглядит прекрасно. Я хотела стать такой же красивой, как она. Я бегу к маме, вытирая с лица слезы. Мамочка не обрадуется, если увидит меня плачущей, а я не хочу доставлять мальчику неприятности. Я не знаю почему, он был не очень хорошим. Я должна хотеть, чтобы его наказали.

— Брантли, — говорит мама, наклоняясь ко мне и держа в руке поднос. — Это Мэдисон.

Брантли, должно быть, старше меня по меньшей мере на пару лет. На нем надета бейсбольная кепка, на лице застыло сердитое выражение. Не знаю почему, но он мне сразу понравился.

— Привет! — Я улыбаюсь, протягивая ему руку. Возможно, если бы я сразу представилась должным образом, я бы понравилась ему больше. Мама всегда говорит, что люди любят хорошие манеры. — Я Мэдисон. Это твои кексы? — Я смотрю на маму. — Это его кексы? Поэтому они синие и поэтому мне нельзя их есть?

Мама нервно смотрит на нас с Брантли.

— Мама? — спрашиваю я снова.

Она начинает ерзать — так она делает всегда, когда нервничает.

— Да, дорогая. Почему бы вам с Брантли не пойти поиграть, пока мы с Луканом не перекинемся парой слов.

Я сбита с толку. Лукан? Переведя взгляд на неизвестного человека, стоящего рядом с моей мамой, я смотрю на черные костюмные брюки, а затем поднимаю голову и обнаруживаю ледяные голубые глаза, загорелую кожу и светлые волосы. Мужчина смотрит на меня сверху вниз липким взглядом, который заставляет меня крепче прижаться к маминым ногам. Он встает передо мной на колени.

— Ну, здравствуй. Ты, должно быть, Мэдисон.

Я киваю, обхватив рукой мамино платье с оборками и прикрывая им лицо.

— Да.

— Я Лукан.

— Привет, Лукан.

Он наклоняется вперед, его глаза щурятся.

— Думаю, я буду звать тебя «Лебедь».

Я втягиваю воздух. Брантли? Какого хрена? Сейчас я хорошо помню тот эпизод. Я вижу все так, словно это было вчера, — это меня немного пугает, потому что до сегодняшнего дня я ничего не помнила. Брантли и я были знакомы? Я была на его дне рождения? Остальную часть дня я припоминаю с трудом. Очевидно, это только малая часть, потому что я смутно помню, как той ночью возвращалась домой с мамой и папой. Так что почти весь день остается темным пятном.

Может, я могла бы спросить об этом у отца.

Конец ознакомительного фрагмента