Кисё с понимающей улыбкой пожал плечами.

— Вот и я говорю, — уже спокойнее сказал Акио (видимо, остывал он так же скоро, как сердился), — черт их разберет. И как с ними после этого жить нормальному человеку?

— Я слышал, один студент в Уэно взял в жены лисицу из тамошнего зоопарка. Об этом, кажется, даже Эн-Эйч-Кей [NHK (日本放送協会 Ниппон хо: со: кё: кай, Японская вещательная корпорация) — крупнейшая японская государственная телерадиокомпания. На сайте NHK регулярно публикуются самые актуальные новости на 20 языках, включая русский.] писали.

— И что с того? — Буркнул Акио.

— Так ведь обыкновенная лисица, да еще и прожившая бо́льшую часть своей жизни в зоопарке, — будничным тоном пояснил Кисё, — кроме «до: мо аригато: гозаимасу» и «хай, касикомаримасита», ну и еще нескольких фраз на кэйго [どうも有難うございます, «большое спасибо», и はい、かしこまりました, «будет исполнено/слушаю и повинуюсь». Стандартные фразы кэйго (敬語), почтительного стиля речи, изобилующего речевыми клише и вежливыми оборотами, который в широком смысле применяется при обращении нижестоящего к вышестоящему, а также представителей персонала к клиенту.], вообще ничего сказать не способна, только и делает, что с утра до вечера хлопочет по дому, смахивает с мебели пыль и готовит тонкацу [豚カツ — зажаренная во фритюре свиная отбивная котлета, предварительно обвалянная в муке, яйце и панировочных сухарях. В действительности представляет собой одну из популярных разновидностей блюд ё: сёку (洋食), то есть западной кухни. Считается, что лисы очень любят разнообразные жаренные во фритюре блюда, в особенности темпуру (天麩羅) и тонкацу (豚カツ).], как самая обыкновенная домохозяйка.

Томоко в ответ на это робко заулыбалась, а Акио насупился.

— В новости было сказано, что молодой человек живет с ней уже почти четыре года, за это время у них родились двойняшки, мальчик и девочка, и никто из соседей или работников социальных служб не заподозрил в ней лисицу. Все как один твердили, что она очень приятная женщина, вежливая, разве что иногда забывала вовремя вынести мусор и выставляла его в общий коридор — впрочем, всегда крепко завязывала уголки пакета.

— Да ну тебя! — Акио наконец тоже не выдержал и улыбнулся. — Как это так, не угадать в бабе лисицу из зоопарка в Уэно?

— Ну, по правде, — согласился Кисё, — воспитательница в детском саду заметила как-то раз кончик хвоста, высунувшийся из-под подола длинной юбки мамаши, которая пришла забрать детей, но из вежливости не стала на него указывать.

— Ээ! — Акио вытащил из бумажной упаковки новые палочки и ткнул ими в остатки хираме. — Да чтоб тебя! Скажешь тоже! Лисица! Ну, скажи, Томоко, лисица из зоопарка в Уэно! Можешь ты себе представить, чтобы я, например, женился на такой лисице? Или ты бы пришла в зоопарк, присмотрела себе там лиса и вышла бы за него замуж! Да ты ведь и тонкацу бы его есть не стала, ты же не любишь мясо!

— Это верно, — сказал Кисё. — Лисы очень любят все жареное, в особенности темпуру и тонкацу, а еще тофу [豆腐 (то: фу) — так называемый «соевый творог», широко распространенный в традиционной кухне Китая и Японии, а в настоящее время популярный и на Западе.], обжаренный на растительном масле. Но больше всего они любят похвалу, так что, если уж брать в жены лису или выходить замуж за лиса, придется отказаться от вегетарианства, Ясуда-сан, и с благодарностью есть лисью стряпню, да еще приговаривать, что ничего вкуснее вы в жизни не пробовали. Хотя, говорят, готовят они и вправду неплохо.

Томоко тихо засмеялась, прикрыв рот ладонью, и на ее до того совсем бледном лице проступил легкий румянец.

Парень с девушкой ушли, когда на улице совсем стемнело. Томоко, кажется, так по-настоящему и не согрелась; вежливо попрощавшись с Кисё и Александром, она побрела к выходу, кутаясь в джинсовую куртку. Акио ее обогнал, распахнул перед ней дверь и, когда она выходила на улицу, нежно приобнял за плечи.

Официант взглянул на свои наручные часы:

— Мы скоро закрываемся, Арэкусандору-сан. Хотите что-нибудь еще?

— Нет, Кисё, спасибо. — Александр рассеянно постучал мизинцем по стакану, раздумывая, что еще можно сказать официанту хорошего: — Латте был очень вкусный.

— Мм… — Японец помолчал, расставляя на столе чистую посуду и окидывая рабочее место придирчивым взглядом — не нужно ли еще что прибрать или протереть тряпкой. — Вы, кажется, живете в Набуто?

Александр попытался припомнить, когда говорил Кисё, где остановился, но тот сам пояснил:

— Я на днях видел, как вы покупали сласти в «Судзумэ» [Магазинчик в переводе с японского называется «Воробей» (雀 или スズメ).]. Вряд ли бы вы пошли в кондитерскую в другом районе, так что я предположил, что вы сняли комнату в Набуто или в Нисихама. Набуто — это я наугад сказал.

Александр улыбнулся:

— Вам бы детективом работать.

— Надеюсь, я ничем вас не обидел? Мы могли бы пройтись вместе, если подождете, пока я тут все выключу. Я сам живу в Нисихама, неподалеку от святилища Хатимана.

— Красивое место.

Из кухни вышел господин Фурукава и принялся подметать пол видавшей виды метлой с длинной ручкой. Время от времени он неодобрительно поглядывал на Александра.

— Фурукава-сан, вы закроете заведение? Я бы хотел проводить нашего гостя.

Александру показалось, что Кисё, хоть и годится повару в сыновья, говорит с ним, как со своим ровесником. Фурукава хмуро посмотрел на младшего коллегу:

— Как хотите. Если вам охота болтаться по этакой сырости.

— Рыба живет в воде всю жизнь, Фурукава-сан, и не жалуется, — с едва различимой иронией в голосе сказал Кисё. — А вы сердитесь на обычный дождь.

Повар в ответ на это только презрительно фыркнул и вернулся к своему занятию, больше впустую размахивая метлой и ломая и без того редкие прутья. Кисё с улыбкой покачал головой и выключил свет над своим столом.

Выйдя на улицу, Александр вдохнул полной грудью влажный воздух: с моря тянуло йодистым запахом водорослей, но было несравнимо свежее, чем в ресторанчике. Дождь закончился, и сумерки были наполнены густым холодным туманом: в свете круглых фонарей кружились бесчисленные водяные капли. Японцы бы сказали, что «сумерки обернуты в туман». Александр рассеянно провел пальцами по мокрому гипсовому иглобрюху, стоявшему у входа в ресторан. Скульптура была сделана на манер традиционной фигурки тануки [狸 или タヌキ — енотовидная собака-оборотень (также в русских переводах можно встретить ошибочные варианты «барсук-оборотень» или «енот-оборотень»). Многочисленные фигурки улыбающихся тануки возле ресторанов и питейных заведений, а также у дверей обычных домов в сельской местности символизируют счастье и благополучие. Считается, что тануки — большие любители выпить, поэтому в лапах они обычно держат бутылочку сакэ и нередко — связку долговых расписок.]: иглобрюх стоял на хвосте, на голове у него была круглая соломенная шляпа, там, где должна была находиться шея, был повязан красный платок, а одним из плавников он держал бутылку сакэ.

— Хороший вечер для прогулки, Арэкусандору-сан.

Кисё вышел на улицу в теплой темно-синей пуховой куртке из «Юникло» — у Александра сложилось впечатление, что здесь едва ли не вся молодежь носила такие. На его рыжих волосах и смуглом лице уже поблескивали капельки влаги. Он с удовольствием потянулся, наклонился, запрокинув руки за голову, вправо и влево, разминая спину, и сделал несколько глубоких вдохов. Было тихо; где-то прошуршала по асфальту медленно ехавшая машина, и слышно было, как с листьев деревьев и с электропроводов срываются время от времени крупные капли да на пристани поскрипывают рыболовецкие катера и лодки, и вода плещется среди волнорезов.

— Удивительно, что дождь кончился. Я думал, если тайфун, так сразу на несколько дней…

— Завтра опять зарядит, не сомневайтесь. Сейчас они идут один за другим, как стада тунца: десять, двадцать тайфунов, какие-то приносят только небольшой дождь, а другие ломают бамбук в руку толщиной.

— Вы такие видели, Кисё?

— Ну-у… — Официант на мгновение задумался. — Я слышал, шестьдесят лет назад в Японию пришел очень сильный тайфун, который принес огромные разрушения, но я тогда еще не родился.

Он сунул руки в карманы и не торопясь зашагал вниз по улице. Александр, прежде чем последовать за ним, постоял немного возле ресторана, где все еще горел свет: когда они уходили, Фурукава вместо прощания пробурчал что-то неразборчивое. Кисё, похоже, совершенно не обращал внимания на его ворчание: кроме него и повара, в ресторане работали несколько женщин — несмотря на их обычную молчаливость, Александр заметил, что к молодому официанту они относились с большой симпатией. Наверное, у некоторых из них не было детей или дети были уже взрослые и уехали учиться и работать в большие города.

— В такой тихий вечер хочется забыть о работе, — задумчиво проговорил Кисё. Он остановился подле фонарного столба и смотрел куда-то вверх. Здесь улица поворачивала, домов с одной стороны не было, и днем было хорошо видно каменистое побережье, покрытое выброшенными из моря подсохшими водорослями и мелким прибрежным сором.

— Кисё…

— Да?

— Вы давно здесь работаете? Ну, в «Тако»?

Вместо ответа официант хмыкнул и пожал плечами, не переставая рассматривать что-то на столбе. Александр подошел ближе и тоже посмотрел вверх: на высоте примерно в три человеческих роста на облупившейся краске была сделана отметка — толстая черная полоса и едва различимая надпись над ней. Он сощурился, пытаясь прочесть иероглифы.

— Это высота волны цунами в две тысячи одиннадцатом году, — пояснил Кисё.

— Ничего себе… это же…

— Да, примерно шесть метров. Подумать страшно, сколько рыбы тогда погибло.

— Рыбы? — Александр слегка опешил. Кисё стоял перед столбом, сцепив руки за спиной, задрав голову и переминаясь с пятки на носок, и непонятно было, шутит ли он или говорит всерьез.

— Скажите, Арэкусандору-сан, вам ведь понравилась Ясуда Томоко?

— Да, очень красивая девушка.

— Нет, я не об этом. — Кисё развернулся и посмотрел на Александра в упор, но оттого, что на его лицо теперь падала тень, его глаза показались Александру двумя влажно поблескивающими в сумерках черными камешками. — Конечно, Ясуда-сан очень красива, кто же будет с этим спорить. Но красивая девушка и понравившаяся девушка — это все-таки не одно и то же.

Александр смутился. Ну конечно, Кисё не дурак — сразу понял, что иностранец просидел в пропахшем рыбой ресторанчике весь вечер, рассматривая исподволь красавицу-студентку. К тому же его работа располагает к наблюдательности, иначе от нее быстро с тоски завоешь, а парню, похоже, работать официантом нравилось.

— И вы, конечно, считаете, что ее молодой человек ей не совсем подходит, верно? — Кисё говорил спокойно, почти равнодушно, как если бы он продолжал беседу о событиях, давно канувших в прошлое. — Или даже совсем не подходит, а?