В конторе отца Юлию знали и, пока ходили за нужным документом и предлагали попить водички из старого кулера, спрашивали, как дела. Юлия старалась не смотреть в глаза папиной сослуживицы и еще больше старалась на нее не дышать. Но не смогла отказаться от чая с лимоном. Пришлось поговорить с Тамарой Игоревной, и, конечно, во время разговора позвонил Олег. И пришлось при ней говорить с ним. Но при ней Юлия не могла объяснить Олегу все, что хотела, и так, как хотела. И он, разумеется, подумал, что она сухо с ним говорит, и немного обиделся. Он вообще очень хороший, но обидчивый. Впрочем, понятно — с его порядочностью и ответственностью он в праве ожидать от других хотя бы немного того же. А она вот как назло — разгильдяйка.

Юлия вскочила, чуть не забыв бумаги. Раздраженно пихнула их в сумку на плече — ну, все! Домой. Времени мало, а дел много. Принять ванну, в порядок себя привести, вещи собрать, купить кое-что в дорогу. И позвонить Олегу. И что-нибудь наплести… «Что ж такое?! — вдруг встревожилась Юлия. — Если сейчас уже плести приходится, что дальше-то будет?» «А дальше ты не будешь делать таких идиотских вещей, за которые потом нужно оправдываться!» — рубанула сама себе. Но тут же подумалось невольно, что ведь ничего такого она и не делала. Просто было весело… и еще — эти глаза… Ну, ничего. Теперь — все. Нет, что-то еще… Да! Еще рыбок покормить. Ох ты… сколько дел.

Юлия так стремительно вышла из кондиционированной офисной коробки, что невольно подалась назад, ударившись лицом и грудью о раскаленное железо летнего московского полудня. В висках моментально застучало, лоб вспотел, а джинсы прилипли к коже на бедрах. Еще какое-то время Юлия героически шла, подставляя горячую уже макушку острым лучам, сквозь смог, как сквозь гигантскую лупу десятикратно усиливающим свою сокрушающую силу.

Вообще здесь до метро минут пятнадцать быстрым шагом — но это если в нормальную погоду. И в другом состоянии. Ох, как она пожалела, что отказалась от воды из кулера! Когда перед глазами вместо светофора появилось некое расплывчатое желто-зеленое пятно, дрожащее как марево над асфальтом, стало понятно — она не дойдет. Более того, если сейчас же не приляжет куда-нибудь в тенек и прохладу, то может даже упасть. В обморок. Как это ни смешно. От одной мысли об этом вспотели ладони и сердце погнал вскачь тихий приступ паники.

Юлия нервно оглянулась вокруг — ну, конечно же единственная скамейка недалеко от входа в «Иллюзион» занята спящим бомжом. Мужик в шортах и шлепках, прикрыв уютно лицо газеткой, похрапывал как праведник после трудов. Так сладко, что Юлия остро ему позавидовала. И главное — ни совесть его не мучает, ни чувство вины, почему же она всегда если делает что-то приятное ей, Юлии, то постоянно за это перед всеми извиняется… неужели она такая порочная и как жить после этого? Она стала растерянно озирать ближайший газон, выбирая не очень лысое и не совсем заплеванное местечко.

— Девушка… Девушка!

От дверей кинотеатра к ней шел незнакомый мужчина средних лет. Он был ей совершенно точно незнаком, но почему-то очень странно — робко и встревоженно — улыбался. И протягивал ей красивый букет коротких коралловых подмосковных роз, ее любимых. Юлия не успела испугаться. Просто тормознула, что не мудрено.

— Девушка… — жалобно сказал мужчина. — Вы не хотите в кино пойти? Понимаете, классическая ситуация, — мужчина замялся. — Ко мне девушка не пришла, ну, понимаете? В общем, лишний билет, вот, возьмите… Не хотите — выбросьте. Да, и вот это — тоже.

С этими словами мужчина всунул ей в одну руку два смятых билета, а другую уколол острыми шипами благоухающий югом букет. Когда Юлия опомнилась, мужчина уже перебежал дорогу, и на той стороне улицы виднелась лишь его грустная худая спина под белой футболкой, быстро удаляющаяся в сторону Таганки.

На билете было проштамповано «12.00», а на мобильном у нее светилось «11.55». Спасение пришло так неожиданно и так вовремя, что у Юлии даже не возникло сомнений в дальнейших действиях. Через пять минут она уже полулежала, вытянув ноги, в прохладной темноте старинного кинозала. Свободные — как она сейчас, легкие пылинки кружились в лучах прожектора над почти пустым залом. Под знакомую грустную мелодию с экрана ей грустно улыбались знакомые черно-белые лица. А на пустом кресле рядом щемяще грустно благоухал свежий букет.

14 часов 30 минут

На удивление выспавшаяся, Юлия вышла из темноты кинозала прямо в желто-лазоревый свет улицы. В голове еще сладко звучал мотив из «Мужчины и женщины». От их вечной экранной зимы было еще прохладнее, и она даже умудрилась замерзнуть, так что теперь полуденное московское пекло было в радость. Юлия с благодарностью оглянулась на высотку «Иллюзиона», на набережную, нагретую солнцем. Красивое место. Вообще, Москва летом — нечто особенное. Это могут осознать только москвичи, стабильно каждое лето увозимые из столицы, и вдруг, в один прекрасный момент — обычно во время вступительных экзаменов, осознавшие этот особенный, свой личный кайф.

Она уже подходила к темно-красному кубику Театра на Таганке, когда зазвонил телефон. С неохотой выныривая из приятных грез, в которые погружалась всегда чересчур легко, Юлия сказала «алло» как можно серьезнее.

— Ну, что, красавица моя! Говорят, я могу тебя поздравить?!

Если лучшие друзья женщин — геи, то Димас — лучший из них. Вот и сейчас его голос, шутливо-капризный, радостно льется из трубки, минуя ухо, прямо в израненную сомнениями душу. И сомнений не остается. Их место занимает спокойная уверенность в том, что жизнь создана для радости и наслаждений, и кому же их получать в любых количествах, как не им, «красавицам»?!

— Привет, солнце! — невольно заулыбалась Юлия. — Как делишки?

— Ой, да какие там у нас, старых вешалок, делишки?! — кокетливо протянул Димас. — Вот у тебя — да! Как прошла помолвка?

— Да не было еще никакой помолвки… просто мне Олег купил кольцо. И завтра утром мы с ним улетаем в Испанию, а там уже — он сказал, что меня ждет сюрприз…

— Во-во-во! Я как раз насчет этого и звоню! Он же тебе там предложение будет делать…

— Ну, не знаю…

— Зато я знаю. Так вот, дорогая. Ты сейчас срочно едешь ко мне на Кузнецкий.

— Дим, я не могу, я дома не бы…

— Какой дом?!! Тут для тебя та-ако-о-ое платьице, экстаз, прямо на свадьбу можно, а можно и на коктейль, и на помолвку, а уж в Испании-то просто все доны Педро отпадут, как тебя в нем увидят…

— Дим, у меня денег нет.

— Скидка восемьдесят пять процентов, дорогая. Такого просто не бывает.

— Дим, у меня их совсем нет. И времени тоже.

— Стелла Маккартни, последняя коллекция — ты проникнись моментом!

— Не могу, понимаешь, я сего…

— Стопроцентный жатый шифон, солнце-клеш, цвет «фламинго на закате». Размер — твой.

— Но как же…

— Записываю на свое имя, а деньги через неделю твой Олег привезет. Подарочек тебе на свадьбу он должен сделать?!!

— Еду.

В бывшем магазине «Светлана» на Кузнецком мосту, где теперь расположились бутики четырех известных марок, разгуливал стильный сиренево-голубой — под цвет интерьера — холодок. Уже одетая в фантастическое платье, Юлия сидела на втором этаже перед маленьким столиком. За сплошной стеклянной стеной, словно за экраном огромного телевизора, жарились прохожие. Кто-то бежал, кто-то, наоборот, еле полз — как недавно она сама. Напротив сидел сияющий, как всегда, Димас. Безупречную элегантность его образа чуть портил жирноватый блеск крем-пудры цвета загара на скулах и подбородке.

— Ну, кукла, что грустишь? Замуж не хочешь?

— Хочу, — уверенно сказала Юлия. — Конечно, хочу.

— Ну, тогда — за тебя!

— Ой, нет-нет…

— Да-да! Тебе срочно нужно взбодриться, девочка моя! Вон ты какая бледненькая…

— Это потому, что я уже вчера взбодрилась, — самокритично пояснила Юлия.

— Ну, я в вас с Иришкой не сомневался! — хохотнул Димас. — Только вы ведь, наверное, не «Моет и Шандон» пили, а?!

— Нет.

— Вот то-то. Так что пользуйся. Где тебе еще в Москве в жару нальют бесплатно ледяного французского шампанского?!

— Только у тебя, Дим. Только у тебя.

— Правильно. Чин-чин! За нас — красавиц.

И они чокнулись длинными тонированными бокалами. И вкусный сладко-кислый пузырящийся лед проник в горло, сообщая мозгу через язык стойкое ощущение счастья. Юлия зажмурилась от удовольствия, вампирически откинувшись в пластиковом кресле.

— Кстати, Дим, откуда такая роскошь?

— Оттуда, — Димас самодовольно прищурился. — У нас же представительское шампанское всегда должно быть — для VIP-клиентов. Ящик в подсобке обязательно стоит — так мы с девчонками-кассиршами приладились… — он понизил голос до таинственного шепота, — аккуратненько так переливаешь его в другую тару, а в бутылку из-под «Шандона», тоже аккуратненько, льешь «Корнетбрют» за сто десять рублей из соседней палатки! Здорово?! Вот мы и бодримся с девочками — по мере необходимости…

— А как же VIP-клиенты? Вы им что — «Корнет» наливаете?!

— Ага… — Димас удовлетворенно причмокнул после очередного глотка.

— А они?!

— Да что — они? Пьют как миленькие. Еще прихваливают — вот, мол, что значит Франция! Хаха-ха!!! Давай подолью…

Пузырьки в их бокалах были светло-желтые и блестящие — как послеполуденное небо над Кузнецким мостом.

— Ты посмотри только, как к материальчику идеально подходит — будто специально подбирали!

Димас, вышедший на крыльцо проводить Юлию, вручил ей забытый на столе букет. Действительно, сочетание цветов было удивительным — на фоне полупрозрачного жатого шифона цвета фламинго плотные лепестки коралловых роз сияли изысканной атласной аппликацией.

— Спасибо, Дим…

Юлия растроганно моргала. Такую безусловную красоту мог подобрать для нее только Димас. Это было не платье. Это была мечта в чистом виде — яркая, чистая, легкая и воздушная, как прохладные складки солнца-клеш, ласкающие ей голые колени.

— Иди-иди уже, — благословил ее Димас. — А джинсы твои у меня в подсобке полежат, потом заберешь. Не таскать же тебе их с собой в таком наряде!

Уже у букинистического книжного Юлия обернулась. На крыльце бывшей «Светланы» стоял элегантный Димас, любуясь ею, как художник любуется на законченную картину. Юлия приподнялась на цыпочки, и через головы прохожих они помахали друг другу руками.

16 часов 00 минут

Предвечернее солнце гладило бессильной лаской прокаленный за день асфальт узеньких тротуаров. Юлия медленно шла вверх по Кузнецкому.

Женщины удивленно оборачивались на нее, мужчины улыбались ей вслед. Не потому, что она была прекрасна в платье из новой коллекции Стеллы Маккартни. А потому, что сердце ее пело благодарную песнь молодости, любви и… раскаяния. Бедный-бедный Олежка! Как он с ней мучается! Переживает. Заранее так хорошо все спланировал — Юлия уже с вещами должна сегодня переночевать у него, и завтра рано утром они вместе отправятся в аэропорт. Он наверняка предвкушает романтический ужин на своем просторном балконе. А она до сих пор не удосужилась ему даже позвонить! И не может она ему объяснить, по крайней мере сейчас, почему так получилось, что она с утра шляется по Москве без копейки денег… Ну, ничего! Когда он увидит ее в таком платье — а она уже решила, что приедет к нему неожиданно, — он сразу все простит и забудет! И к черту вещи — они там все купят! Что надо-то? Трусики, маечку и зубную щетку? Подумаешь — проблемы. Зато это будет настоящее романтичное предсвадебное путешествие. Сейчас вот, уже скоро, она обнимет его, поцелует и…

Юлия посмотрела на себя в витрину аптеки на углу и сама залюбовалась. Из тонированного стекла на нее смотрела не девушка, а некое сказочное существо. Нимфа городских улиц — с открытыми хрупкими плечами, с тонкой талией в дизайнерском корсете. Деликатный московский загар тонких голеней и предплечий подчеркнут теплым оттенком кораллово-розового шифона. И даже легкие парусиновые «балетки» кремового цвета идеально подходят к ансамблю. Вот только прическа не гармонирует с нарядом. Это даже и не прическа вовсе — просто волосы. Не мытые со вчерашнего дня и не причесанные после ночи… А это мысль!

Юлия даже подпрыгнула от радости — здесь же рядом совсем, три минуты ходьбы. Если только Ларисон работает… тогда она приедет к Олежке в полном блеске. Вот он обалдеет! Ноги, не чувствуя усталости, сами понесли ее вперед. И вверх. По Кузнецкому. Встречный ветер пах пирожками из палатки «Крошка-картошка». Пробегая мимо аппетитного окошка, Юлия вдруг осознала, что не ела со вчерашнего вечера.

Брусчатка блестела под ногами круглыми спинками бурых крабов, греющихся на вечернем солнце. Вот бутик «Тиффани», дальше «Фаберже», потом слева «Версаче»… а вот и она, площадь Воровского. Серая громада дома, стоящего буквой «п», и смешной мужик Воровский, взлохмаченный и мятый, пытается что-то сказать вечно спешащим мимо прохожим. Дальше черная вывеска «Главпивторга», стилизованная под «совок». А еще недавно это был ресторан «Англетеръ» и они туда заходили с девчонками потанцевать под живую музыку восьмидесятых. А вот и огромные глянцевые витрины знаменитой «Персоны». Сладко улыбающийся юноша-администратор бросился к ней как к родной.

— Вы по записи?

— Нет, э-э… Мне Ларису Сомову. Она сегодня работает?

— О да, конечно! Ларик, Ларик! К тебе клиентка!

В затемненный холл вышла роскошная Ларисон. В лакированном фартуке до пола, голые загорелые плечи блестят бронзой, как и инструменты сталью в планшете у пояса. Садо-мазо королева!

— Ну-у, прынцесса! — искренне восхитилась Ларисон. — Сколько лет, сколько зим…

— Лар, у тебя народ есть?

— Какой народ, о чем ты? Все ж на дачах, лето — мертвый сезон. Так что проходи, фея, доведем тебя до ума…

Юлия утонула в кожаном кресле, уронила запрокинутую голову в хромированную раковину в стиле хай-тек. Запах хвойного шампуня мгновенно уволок куда-то в юность, в лес, в палатку. И водопадом зашумела прохладная вода, включенная догадливой Лариской. Все, кайф вечен, и она всегда бу…

— Алло, Олежка! А-а… Привет, Тань. Да, я знаю, что у вас сегодня выпускной… Да не могу я, Танюш, совсем не могу, правда… Ладно. Мне тоже жаль, еще как! Всем привет передавай. Я вас тоже люблю.

Юлия снова отдалась воде и Ларискиным рукам. Ее ловкие, легкие пальцы заскользили по коже головы расслабляющим массажем, и голос ее зазвучал музыкой, сливаясь с музыкой из невидимых динамиков.

— Что у тебя там?

— Да у ребят из литературного сегодня выпускной вечер в ЦДЛе. Зовут…

— Так иди! Смотри ты какая сегодня красотка — прямо на бал!

— Какой там бал, ты что?! Я и так сегодня весь день не тем занимаюсь… Вот сейчас уложишь меня и я — бегом к Олежке.

— А-а! Ну да, ну да… — быстро согласилась Ларисон.

Но во взгляде ее сквозило явное сожаление. Черт, не суждено сегодня расслабиться…

— Алло?! Олежка?!! Ну, наконец-то, а я тут… Да ты понимаешь, я тебе не успела в прошлый раз сказать — у меня денег нет и… Я тут в одном месте… Не скажу в каком. Хочу тебе сюрприз сделать…

— Ты, конечно, можешь не говорить мне, где ты. Но если тебя через час не будет, можешь не приезжать. Я скоро сажусь ужинать. Так что — встретимся завтра в аэропорту.

Юлия невольно побледнела, еще более раздосадованная под сочувствующим Ларискиным взглядом.

— Что, трубку бросил?

— Угу…

— Ну, ничего. Не переживай. Он ведь тоже волнуется — жених все-таки.

— Угу…

Они переместились в кресло у зеркала. Ларисон вытерла ей волосы стильным темно-зеленым махровым полотенцем. И теперь теплый ветер из фена ласково и дерзко бросал ей чисто вымытые пряди на раскрасневшееся лицо. Через минуту Юлия была уложена как Анджелина Джоли перед свадьбой с Брэдом Питтом.

— Эй, цветочки не забудь! — крикнула у выхода Ларисон, подавая ей коралловый букет.

— Можешь себе оставить.

— Нет уж, спасибо! Меня и так Серега ревнует даже к нашему администратору.

— Ну, ладно, Лар… Спасибо тебе.

— Да на здоровье. Только не позволяй собой командовать.

— Угу.

Горячий ветер подхватил подол платья, потащил за собой, лаская шифоном голые ноги. А волосы, теперь пышные и блестящие, ласкали плечи. И хвойный запах от них навевал мысли о свободе.

Наверное, Димасово шампанское по второму разу ударило в голову. А может, просто это дивное время… Юлия обожала это время. Время, когда Москва выходит из офисов, засовывает в деловые портфели дизайнерские галстуки и превращается в раздрызганного шального гуляку.

Около «Крошки-картошки» желудок снова свело голодным спазмом. И, входя сегодня в метро в очередной раз, Юлия улыбнулась решительно. И даже несколько демонически.

18 часов 35 минут

На Большой Никитской величаво дремал уютный старомосковский покой.

Юлия, помахивая сумочкой, быстро шла вдоль нежно-желтых, блекло-голубых и кремово-розовых двухэтажных особнячков. Открытые кафе медленно, но все же заполнялись к вечеру растомленным жарой народом. И уже привычно Юлия улыбалась в ответ на восхищенные взгляды людей за столиками, изящно обгоняя редких прохожих.

Контрастируя с пряничной улицей мрачноватой торжественностью, впереди показался вход в Дом Союза писателей. У самых дверей топталась небольшая курящая группка людей. Юлия ускорила шаги, ликующе узнав знакомые лица.

— Юленька!

— Пришла все-таки! Вот умница!

— А нам сказали, что тебя не будет…

— Привет, мальчики! Поздравляю с дипломами!

Юлия расцеловала в щеки каждого из мальчиков — и доцента-психолога Петра Борисовича, и вечного студента Сашеньку, и тридцатипятилетнего очкарика Ивана.

— Ну, пошли вниз. Весь буфет наш на сегодняшний вечер! Ты есть, кстати, хочешь?

— О-чень!!

Они спускались в подвальный этаж, и вся лестница была пропитана такими густыми из-за жары запахами курева и жареного мяса.

А потом был тесный, полутемный, душный буфет легендарного ЦДЛ, со старинными шкафами и сталинскими кожаными диванами вдоль стен. И такие милые, совершенно родные, взволнованные лица однокашников по Высшим литературным курсам. А за центральным столом — все их преподаватели, вся старая гвардия. Давно уставшие от жизни, но не озлобившиеся, они снисходительно наблюдали восторги очередных будущих гениев от литературы.

Юлия уписывала салат «Оливье» и свиную отбивную с картошкой, жадно запивая все это сухим красным вином — и все это было так невозможно вкусно, что она никак не могла остановиться. А рядом галдели девчонки, обещая друг другу вечную, бескорыстную дружбу. Еда и атмосфера опьянили ее больше, чем вино. Под мышкой у нее был зажат толстый сборник стихов и рассказов, изданный на деньги самих ребят — все страницы были исписаны их автографами и пожеланиями творческих успехов. И Юлия уже совершенно осоловела, слушая большого, доброго поэта Геннадия Ивановича, который, бережно держа ее руку в теплых пухлых пальцах, рифмовал ей на ухо что-то о любви и творчестве.

— Юлька, сейчас автобус придет, — весело сказала Таня Завьялова, пишущая городскую мистику.

— Какой автобус? — сонно спросила Юлия.

— У нас заказана экскурсия по булгаковским местам! Ночная! Помнишь, мы целый год мечтали все на нее поехать?

— Ну, помню…

— Ну, вот теперь собрались. Поехали?!

— Ой, Тань, я бы с удовольствием, правда. Но мне завтра с утра… надо… понимаешь, домой. Причем уже срочно.