Он вел себя и выглядел как человек, который никак не может прийти к некоему жизненно важному решению. Вокруг Вячеслава почти явственно сгустились боль и тьма — обитатели дома видели это и старались держаться от нового гостя подальше. Даже Ставр с Громом вели себя на удивление тихо и спокойно. Один лишь Бер странным образом не видел происходящего.

Он, чего уже давно за ним не замечали, улыбался своим мыслям и пребывал в хорошем настроении. К вечеру третьего дня атмосфера вокруг Вячеслава так накалилась, что воздух готов был заискриться от напряжения. Он сидел на крыльце, уставясь на алый весенний закат, когда к нему робко подошел Матвей.

— Сынок, — дед робко тронул его за плечо. — Девушка-то очнулась…

…Юлия открыла глаза.

Увидев вместо ночного леса освещенные стены помещения, она зарычала и сделала попытку отскочить в угол. И только больно ударившись плечом о кованую спинку кровати, поняла, что больше не волчица. Радость захлестнула ее горячей волной, забилась в висках, но в следующее мгновение ледяной ужас сковал тело и душу. Где она? Что с ней?!!

Инстинкты, обостренные до предела опасностью, подсказали — кто-то приближается к плотно закрытой двери, явно привлеченный шумом, который она произвела, ударившись о кровать. Юлия подобралась, готовая в любой момент броситься на врага и в то же время почти теряя сознание от страха. Вскоре дверь действительно открылась… На пороге комнаты, закрывая мощной фигурой весь дверной проем, стоял Бер.

Не понимая, что и зачем делает, повинуясь только глубинному чувству самосохранения, Юлия пружиной вскочила с кровати, вжалась в стену в дальнем углу комнаты и застыла в напряженном ожидании, не стыдясь наготы или, скорее, не замечая ее. Довольно улыбаясь, Бер пробасил:

— Ну, вот и очнулась… Агафья! — крикнул он в коридор. — Принеси какой-нибудь одежки! А то больная-то наша тут голышом скачет, того и гляди, всех мужиков перепугает! Ха-ха!!!

От звука его голоса, вызвавшего вихрь невыносимо тяжелых воспоминаний, Юлия вздрогнула. Но так и не поменяла позы, парализованная столбняком страха.

— Ну, ладно… Кх-м… Вы тут по-бабьи потолкуйте, — неожиданно добродушно выговорил Бер, пропуская в комнату старушку — божий одуванчик. — А я потом… попозже зайду. Успею еще теперь.

И он действительно вышел. Юлия почти с таким же ужасом уставилась на старую женщину, с каким только что глядела на оборотня-убийцу.

— Не бойся, милая, — старушка, шаркая ногами, приблизилась к ней, неся перекинутый через руку ворох тканей. — Хворая ты была, подлечили мы тебя…

— Прошу тебя, ответь, — умоляюще прошептала девушка, еле удерживаясь на ослабших вдруг ногах. — Ответь мне, не было ли тут… ребенка?

— Почему не было? Он и теперь здесь… Да ты рубаху-то хоть накинь, зря, что ли, я с тобой ночи не спала, из лихоманки вытаскивала?!

Агафья всучила одежду в руки Юлии и сама стала помогать ей одеваться. Девушка явно была еще не в себе.

— Здесь?! Как он?? — выдохнула Юлия, не веря в такую удачу. — Что с ним?!!

— Хороший такой мальчуган, здоровенький. Я, как тебя увидела, сразу поняла, что это твое дитя. Сходство у вас поразительное! Бер его Белояром нарек…

— Белояр…

Юлия дождалась, пока старушка подпояшет ее темно-синий льняной сарафан ярким поясом, и только после этого обессиленно опустилась обратно на смятую кровать.

— Белояр… — печально повторила она. — Хорошее имя… И хорошие люди его носили… — взгляд ее затуманился. — Отведи меня к нему!

Вскочив вдруг, Юлия настойчиво потянула старуху за руку.

— Где он? Пойдем!

— Да ты, голуба моя, не спеши так. Увидишь сына, никуда он не денется… Сперва так и так нужно тебе к батюшке Беру сходить. А не то он сам вскорости сюда заявится — сама ведь слышала…

— Он мне не батюшка, — вспылила Юлия, опасно сверкнув глазами. — А проклятье, посланное за грехи…

— Что ты, что ты, нельзя в этом месте такие речи вести! Тс-с… Тут само место такое… — старуха замолчала, испуганно моргая розоватыми, почти лишенными ресниц веками.

— Какое такое? — с опаской озиралась Юлия. — Проклятое, что ли?

— Не прок… тьфу-ты! — нахмурилась старушка. — Не такое, нет. Но не простое это место — место силы, — она многозначительно подняла вверх заскорузлый палец. — Так что иди, иди, ангел мой, к батюш…

— Я не ангел!

— Ну, ладно, ладно, — старушка с любопытством взглянула на нее. — А все же ступай. Он ждать не любит.

Не успела Юлия взяться за ручку двери, как та резко распахнулась, чуть не ударив девушку по лбу. Юлия вскрикнула, отступила на шаг и вдруг расхохоталась так громко и заливисто, что это было бы, наверное, очень весело. Если бы не было так страшно.

На нее исподлобья — именно так, как ей всегда нравилось — глядел бледный, осунувшийся Вячеслав.

— Ты??! — голос и взгляд Юлии недвусмысленно выражали бессильную ярость и презрение.

— Так вот чьими стараниями я оказалась здесь?!

Вячеслав не двигался с места, продолжая молча смотреть на Юлию.

— Ну, что уставился? — влезла Агафья. — Выйди, видишь, не до тебя сейчас!

Вячеслав сделал было движение навстречу Юлии. Но опомнился, развернулся и исчез за громко захлопнувшейся дверью.

— Зря ты так с человеком, — укоризненно покачала головой Агафья. — Это ж он принес тебя сюда, нашел ведь где-то… А в противном случае — померла бы ты уже…

— Может, лучше бы и померла, — процедила Юлия, все еще с ненавистью глядя на то место, где только что стоял Вячеслав.

— И оставила бы дите малое, свою кровинушку, сиротой?! — старуха снова покачала головой. — Ладно, собирайся с духом. Я подожду снаружи.

Агафья вышла из комнаты, а Юлия еще постояла с минуту, зажмурив глаза и сжав кулаки. «Собираться с духом… может тот, у кого этот дух есть…» — горько усмехнувшись этим мыслям, она направилась следом за старухой. Та поджидала за дверью, и больше в широком коридоре никого не было.

— Ну, пошли, — кивнула старушка. — Бер ждет.

— Проводи меня к сыну, прошу, — в глазах Юлии стояли слезы.

Агафья впервые по-настоящему строго взглянула на нее.

— Не будь как дитя, без согласия Бера тебе его не увидеть. Так что чем быстрее ты поговоришь с ним, тем для тебя же лучше. Поверь.

Плечи Юлии опустились. Спину невыносимо ломило.

— Веди, — ответила она и на заплетающихся ногах отправилась вслед за низенькой старушкой.

— Вот я и привела ее, батюшка-Бер, — она посторонилась и подтолкнула Юлию вперед себя.

Бер встретил ее широкой улыбкой. Улыбкой человека, чувствующего себя хозяином положения. Глаза же его при этом смотрели, кажется, в самую душу Юлии.

— Ну, здравствуй, — пророкотал он самодовольно. — Зря ты от меня бегала. Знала же, что я не отступлюсь, — он усмехнулся. — Только себе и мне проблем нашла, а все равно вышло по-моему!

— Дай мне взглянуть на сына! — Юлия выпрямилась — только она знала, каких усилий это стоит, и твердо смотрела на Бера.

— Ежели вести себя хорошо будешь, да на мои условия согласишься — не только увидишь! Но и растить, и воспитывать его будешь. Вместе со своим суженым.

— Отец моего сына погиб, защищая меня и еще не родившегося младенца, которого ты похитил. И погиб он из-за тебя! Или ты забыл? — глаза ее вспыхнули ярко-лазурной ненавистью, испугавшей даже Бера.

— Успокойся, голуба моя…

Бер отступил на шаг как бы ненароком. Но с виду казалось — он и бровью не повел. При желании он хорошо умел скрывать свои чувства.

— Успокойся и оглядись повнимательнее…

— Что, неужели Велемир вернул его в мир живых?

Юлия стала театрально осматриваться и только тут заметила тихо сидящего позади, на лавке, Вячеслава.

— А! Увидела! Надеюсь, что и узнала? — Бер выглядел очень довольным. — Вот тебе и суженый… Когда я его в первый раз встретил, он, между прочим, собирался сделать тебе предложение!

Брови Юлии изумленно взметнулись, и маленькая родинка над левой бровью придала ее лицу еще более недоверчивое выражение, которое странно диссонировало с острой тоской и грустью в глазах. Именно так она сейчас смотрела на Вячеслава. Тот же сидел, опустив глаза в пол, и ни на что не реагировал.

— Да, и здесь, кстати, он очутился потому, что искал тебя… кхм-мм… — сообщил Бер. — И тревожился…

Юлия пристально вглядывалась в человека, о котором говорил Медведь. И не понимала, чему больше не верит — глазам или ушам. Вячеслав выглядел абсолютно равнодушным ко всему происходящему. Она снова удивилась тому, как сильно он осунулся и похудел. Мышцы его, несмотря на спокойную позу, были напряжены. Создавалось ощущение, что воздух вокруг него пульсирует и струится, подобно мареву.

— …и в доказательство моих добрых намерений, — продолжал Медведь, — ты не только увидишь сына, но и проведешь с ним ночь. Конечно, под присмотром Ставра и Грома. Сама же ты можешь делать все, что угодно. Тебе запрещается только покидать пределы усадьбы. Да тебе это и не удастся… Теперь можешь идти и обнять сына, — разрешил он и добавил двусмысленно: — Ведь не зверь же я, в конце концов.

Юлия мгновение помедлила, глядя на Вячеслава, который так ни разу и не поднял глаз от пола. А потом стремглав бросилась прочь из комнаты.

— Почему ты не поддержал меня?! — тон и голос Медведя разительно изменились, когда он, насупив брови, подошел к сидящему демону. — Я сдержал слово! — рыкнул он. — Она здесь и вы можете жить в счастье и любви! Но она должна сама, по собственному желанию принять лютичей. По доброй воле, а не по моей прихоти, понимаешь?! И это не моя прихоть, а воля богов, которую мне перед смертью поведал жрец!!

Вячеслав хранил молчание, но внимательно слушал слова Медведя. Так слушает человек, которому отчаянно не хватает информации для выводов.

— Сам Велемир противился этой воле, за что и поплатился сполна. После его же запугиваний твоя суженая и пустилась в бега… Но Мара помогает мне, и сын с матерью воссоединились здесь, в священном месте силы! Это судьба! А от судьбы не уйдешь. Да и надо ли?

Вячеслав жадно внимал ему. Но после последних слов Бера задал тому вопрос, свидетельствующий о том, что слушал он плохо.

— А ты так уверен, что эта ваша Мара ведет тебя?

Бер удивился.

— Жрец часто ходил в навь и говорил там с ней. Она же в свою очередь говорила с ним от лица всех ныне забытых богов. Забытых и преданных русским народом. Боги простили нас, как прощают родители своих заблудших детей. Разве можно упускать такой шанс?!!

— Хорошо, — наконец ответил Вячеслав. — Хорошо. Я поговорю с ней. Но с глазу на глаз — так она сможет больше открыться мне.

— Слава богам!

Под это восхваление Вячеслав покинул покои Бера, который остался там, явно намереваясь праздновать скорую победу.

…Юлия не могла поверить своим глазам, когда старая Агафья привела ее в маленькую светелку с низким потолком, расположенную на втором этаже постройки. Поднимаясь по узкой, как ущелье, скрипучей лесенке, она несколько раз чуть не упала, путаясь в складках длинного сарафана. Ее восторг не могло поколебать даже то, что под дверью светелки сидели на полу два человека, ненависть к которым в ее душе была лишь немного меньше, чем к самому Беру.

Крепкий карапуз лежал на широкой, огороженной резными деревянными перильцами кровати. И с интересом смотрел на нее.

— Малыш… — прошептала Юлия, и слезы брызнули у нее из глаз. — Это я, твоя мама… Я нашла тебя…

Она подошла и взяла его на руки. Невыразимое чувство счастья смывало последние следы усталости и тоски. А младенец, в свою очередь, казалось, чутко принюхивался к ней. Юлия стала нежно и порывисто покрывать поцелуями ручки, ушки, пушистую макушку… И вдруг ребенок что-то понял. И заулыбался во весь розовый беззубый ротик, радостно гукая.

Ставр и Гром, развалившиеся на полу за дверью, пожали круглыми плечами, услышав заливистый смех вперемешку с рыданиями. Они молча переглянулись и одновременно закрыли глаза, откинув головы к стене, в надежде поспать. Оба знали, что в случае каких-либо безумств со стороны этой чокнутой, инстинкт их не подведет. Через пару минут второй этаж огласился переливчатым молодецким храпом.

С первыми лучами солнца Гром лениво лягнул сопящего Ставра.

— Пора, — сипло проговорил он.

— Сам знаю, не дурак, — добродушно огрызнулся брат.

Шумно кряхтя и охая, они поднялись на ноги и, помявшись с минуту у двери, неуклюже ввалились в комнатку.

Юлия сидела в центре вязаного коврика на полу, держа на руках ребенка, и покачивалась взад-вперед, что-то тихонько напевая, а может, нашептывая на ушко спящему младенцу. Она умоляюще взглянула на близнецов снизу вверх. Но те отрицательно замотали русыми головами. Правда, не балагуря по обыкновению, а опустив глаза к полу. Юлия вздохнула, понимая, что ничего не может с этим поделать. Тихонько положив сына на кровать, она поцеловала его в макушку и направилась к выходу.

Сердце ее разрывалось от боли безысходности. И разумеется, откуда ей было знать, что кто-то, кроме Бога, мог наблюдать за ее ночными страданиями и радостями. Правда, несколько раз ей примерещилась стремительная тень за крохотным окошком. Тень, чернее ночи. Тогда даже вспомнилась ни к месту их безумная ночь с Антонио в такой же каморке под крышей — в квартире смешного бармена Ришара. Она грустно улыбнулась этим воспоминаниям. Никакие безумные ночи не шли в сравнение с одним лишь мигом, когда она взяла своего сына на руки. Все осталось где-то там, в другой жизни.

Спустившись вниз под охраной братьев, Юлия увидела Бера.

— Утро доброе всем добрым людям! — широко ухмыльнулся тот.

— И тебе доброе, — закивали Гром со Ставром.

Юлия по понятным причинам предпочла промолчать.

— А я тут к внуку названному решил заглянуть, — вещал Медведь. — По-дедовски, так сказать, посюсюкаться… А ты ступай. Отдохни, поешь, поговори с Вячеславом. Он тебе хочет что-то сказать, по-моему, г-мм… Охломоны, проводите гостью в трапезную!

Братья послушно кивнули и, встав с двух сторон от Юлии, двинулись вперед по коридору, ясно давая понять — если она не захочет идти, они поведут ее силой.

Поднявшись в комнату, с некоторых пор ставшую детской, Бер присел на край кровати, опустив ограждение.

— Ну, вот и все, Белоярушка, — негромко произнес он, гладя ребенка по вспотевшей во сне макушке, — мама твоя пришла и не сегодня, так завтра твой путь совпадет с моим. И ты возродишь великий народ, встав во главе его и руководствуясь мудростью и советами деда…

Бер собирался еще что-то сказать малышу. Но бесшумная тень, чернее самой ночи, скользнула в комнату.

Глава 16. Мститель

«…368 год. Это рубеж. Конец эпохи Белояра (Овна), начало эпохи Рода (Рыб). Закончился Великий День Сварога, продолжавшийся 27 тысячелетий (закончились Трояновы века, ведущие отсчет от времени Трояна, деда патриарха Руса).

Настала Ночь Сварога, Зима Сварога. А это значит, что люди оставляют богов. Воплощение Вышня — Крышень, либо Дажьбог, должен быть распят (бога Вышня-Дажьбога распинают каждый год в месяц Лютый, проходящий под знаком Рыб). И власть в начале эпохи переходит к Черному богу. (Через сорок сороков лет — переходный период от Лютой эпохи к Золотой эпохе Крышеня Водолея.)

Древнейшие тексты “Книги Велеса” наполнены ожиданием этого дня, когда начнет вращаться новое Сварожье Колесо, начнется новый отсчет времени: “И вот Матерь Сва поет о Дне Том. И мы ждали Время Это, когда завращаются Сварожьи Колеса. Это время по песне Матери Сва наступит” (“Книга Велеса” Троян III, 3:2)».

Если бы он не был колдуном, то наверняка был бы уже мертв.

Бер, конечно, не являлся ведуном по рождению, как, например, Велемир. Но долгий и трудный путь к цели, а также приличные навыки в шаманстве, развитые за эти год, сделали из Медведя опытного бойца. И даже в минуты отдыха он привык быть начеку. Так что человек, а может, дьявол, прячущийся внутри тени, резко выбросив вперед руку, из которой вырвался слепящий глаза смертоносный луч, нанес свой удар в пустоту.

Взгляд незнакомца мгновенно снова нашел главу лютичей. Медведь оказался в дальнем углу комнаты. И, что удивительнее всего, держал перед собой как щит зевающего спросонья крошечного ребенка.

— Положи дитя! — высокий худощавый мужчина, скорее даже — юноша, повелительным жестом указал на кровать. — Тогда умрешь быстро и безболезненно. В противном случае твои мучения продлятся долгие годы. Выбирай.

— Кто ты такой?

Обычно раскатистый рык Бера чуть дрогнул — когда ему пришлось сглотнуть комок, застрявший в горле. Смутно знакомый акцент в речи черноволосого юноши вызывал неприятные ассоциации.

— Это не имеет значения, — юноша гордо вскинул кудрявую голову. — Но моих сил точно хватит на то, чтобы справиться с тобой. Можешь не сомневаться.

Бер думал не более минуты. Но для обоих она была вечностью, в течение которой каждый из них отчетливо осознал, что вечность — это ужасно.

— Хорошо, — осторожно кивнул Бер. — Я выполню твою просьбу. Но перед тем, как убьешь меня, обещай, что расскажешь мне, почему ты этого хочешь. И кто ты такой. Иначе я сверну шею мальчишке. Будь уверен.

Незнакомец, помедлив мгновение, вежливо поклонился.

— Согласен. Я даю тебе слово. Слово последнего из рода как людей, так и тварей дьявола!

— Смотри, ты обещал выполнить последнюю просьбу приговоренного тобой к смерти… — Он подошел к кровати и, не отрывая горящих азартом глаз от вампира, положил агукающего Белояра на покрывало. Главным коньком Медведя-оборотня всегда была внезапность. Не успел удивленный малыш коснуться головкой подушки, как на юношу бросился огромный разъяренный зверь.

Миг — и лапа с чудовищными когтями разорвала бы его пополам, а пока грудь испанца изуродовали страшные раны. Ужасная пасть, из которой летели хлопья пены, едва не сомкнулась на шее, обдав Антонио отвратительным смрадом. Казалось невероятным, что юноша все еще держится на ногах и вообще остается живым. Медведь издал победный рев и ринулся на пошатнувшегося Антонио. Но его когти на этот раз не встретили препятствия — тот, несмотря на смертельные раны, сумел извернуться в последний момент. И теперь уже перед изумленным зверем возник черный, как сажа, вампир с ослепительно белыми клыками. Он взвился под потолок, оставляя в полете шлейф тягучих красных капель, струящийся из распоротой груди. Некоторые из них, попав на Медведя, просочились сквозь густой жесткий мех, достав до кожи, и животное взревело от дикой боли. И в следующее мгновение черное облако опустилось на него, затмив собою свет…

Агафья и Матвей расставляли на большом столе тарелки и миски с дымящейся едой.

— Завтрак должен быть таким, чтобы в случае нужды весь день чувствовать себя хорошо, а не мучиться от голода, — объясняла старушка Юлии, потому что та с явным недоумением следила за длинной чередой плошек, тарелок, мисок и мисочек, которыми старики заняли ровно половину стола. Ставр и Гром о чем-то шептались, поглядывая то на Юлию, то Вячеслава. А он тихо сидел на дальнем конце скамьи, вместе со всеми и в то же время отдельно от них. Наконец он с явным усилием вскинул глаза на Юлию. Было похоже — молодой человек собирается с духом для того, чтобы чтото сказать, как вдруг дом сотряс оглушительный и ужасный медвежий рев. Вячеслав побледнел, близнецы вскочили, чуть не уронив лавку, и бросились к дверям. Юлия оцепенела от неожиданности и ужаса.