…Вампир с серебряными волосами сжигает в огне чертежи Собора, на башне которого стоит, освещаемый молниями… А девушка с глазами-хамелеонами взмывает ввысь, раскинув над южным городом белоснежные ангельские крылья…

Велемир нетерпеливо подбросил в огонь еще один пучок пахучих сушеных трав, вдохнул едкий запах пророчества.

…Молодой мужчина по имени Белояр по собственной воле уходит в мир мертвых, зная, что может не вернуться назад… И, вызывая гнев и изумление Морены, уводит за руку из нави перепуганную девушку с волосами цвета огня в реке Смородине…

Шаман снова ударил в бубен, сильнее и резче. Сейчас незачем глядеть на то, что происходило когда-то на его глазах.

…А вот… что-то новое. Прекрасная женщина в белоснежных одеждах, с длинными угольно-черными волосами и серебряным серпом вместо головного украшения, держит на руках светлокудрого младенца… Позади нее, на горе из человеческих черепов, попирая их посохом, сверкает глазами Велес, хранитель кладов… А младенец, умильно улыбаясь, пьет из кубка Морены пенящуюся человеческую кровь…

Велемир, покрытый, словно вуалью, пленкой холодного пота, упал на широкую лавку у себя за спиной.

Глаза его, цвета грязного застоявшегося озера, смотрели в одну точку, видя там то, что другим не суждено было увидеть. Так просидел он несколько минут. Потом с усилием поднялся на ноги. Вытерев пот с бледного лба, он быстро, пока не погас огонь в жаровне, вскипятил на нем крошечный котелок. Всего две или три травки бросил он туда, накрыл крышкой, подождал, пока варево настоится. И, налив все это в глиняную кружку, вышел на ночной воздух.

Слава богам, огонь в окнах дома Бера все еще горел. Конечно, Медведь не сможет уснуть, не узнав результатов пророчества. Слишком важно для него все то, что сейчас происходит. Но если бы он только знал — насколько это важно!

— Бер!

— Велемир! Ну?!

Медведь вскочил навстречу жрецу, роняя на ходу лавку, на которой сидел. Книга с пожелтевшими страницами выпала из рук его, с глухим стуком шлепнулась на дощатый пол.

— А ты все-таки читаешь сказание о Белояре… — задумчиво произнес жрец. — Я говорил тебе, это не просто книга, это…

— Потом! — рыкнул Бер, требовательно вглядываясь в бледное лицо ведуна. — Что? Что ты видел?!

Велемир вздохнул, видя, что его предположения оказались верны. Он успокаивающим жестом положил руку на плечо Бера. А другой протянул ему настой, пахнущий мятой и еще чем-то сладким.

— Я все сделал, друг, — сказал он.

Бер, словно ребенок за фокусником, следил за каждым жестом и взглядом шамана.

— Ну?!

— Ты оказался прав…

Бер, не дожидаясь продолжения, громко хлопнул себя ладонями по мускулистым ляжкам, начал приплясывать на одном месте, словно дрессированный зверь в зоопарке.

— …И все будет так, как ты думаешь. Нужно только уйти отсюда не позже завтрашнего полудня. Иначе огонь не оставит нам шансов на будущее… А оно у тебя огромно.

— У нас, — щедро поправил его Бер.

— Да. У нас.

— Так что там с потомком Белояра? Скоро ли он будет на земле?

— Скоро, — коротко ответил Велемир. — И гораздо быстрее, чем ты можешь надеяться. Он будет у тебя, Бер.

— ???!!

— А теперь — выпей вот это. Завтра у нас трудный день. А тебе нужны силы для будущих подвигов.

— Да-да, конечно, друг!

Медведь схватил из рук Велемира кружку и залпом осушил ее содержимое.

— Слава богам!!! — зарычал он, победно потрясая кулаками над головой.

— Слава богам, — согласился Велемир, тихо закрывая за собой дверь.

Придя в свои покои, жрец быстро достал из деревянного сундучка стопку исписанных мелким почерком страниц и, пользуясь тем, что жаровня еще не до конца погасла, бросил бумагу в тлеющие угли. Они схватились мгновенно. И скоро в светелке Велемира не осталось ничего, что могло бы сказать посторонним о его тайных мыслях и планах.

Была глубокая ночь, когда худая фигура, крадучись, вышла из поселения лютичей, сморенного жарой и удушьем.

Поправив на плече полотняную котомку, набитую всякой необходимой всячиной, навий жрец Велемир обернулся назад. В свете красной болезненной луны силуэты строений выглядели угрюмо и устрашающе. Жрец горестно вздохнул. Так вздыхает человек, понимая, что, возможно, больше никогда не сможет вернуться в родной дом.

В алых отблесках пожара кроваво-красным блеснуло лезвие ножа в руке жреца.

А через секунду поблизости от поселения не было никого, кроме худого поджарого волка с блеклой, жидкой шерстью.

Не удержавшись, он тихо, печально завыл на неполную луну, вышедшую на горячее небо.

У себя в «берлоге» спал непробудным сном глава лютичей — Бер.

Усыпляющее снадобье, приготовленное Велемиром, действовало безотказно. Жрец знал точно — Медведь не проснется до утра. А за это время он, с помощью богов, сделает то, что до ?лжно сделать.

Глава 4. Вестник

«И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа Истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его, а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет. Не оставлю вас сиротами, приду к вам»

(Иоанн, 14:16).

В маленькой убогой келье становилось уютнее с приближением вечера, когда весенние сумерки заполняли ее мягким серо-сиреневым светом.

Чаша со святой водой, убогость помещения, смирение плоти… Она так раньше представляла себе больницу для бедных где-то в Средневековье. Только в реальности и в двадцать первом веке это выглядело гораздо… гораздо страшнее. Как преддверие смерти… и вонь постоянная — от чего? От нее то и дело мутит, то меньше-то больше. Белье воняло сыростью, вроде бы едва уловимо, но Юлии периодически приходилось бороться с приступами резкой тошноты.

И эти приступы часто предваряли более страшное.

Вот как сейчас. Юлия сжалась в комок. Зажмурилась, подтягивая колени к подбородку, в инстинктивном порыве спасти, спрятать, уберечь живот. Ледяные пальцы скрючились, сжатые в кулаки, Юлия уткнулась в них горящим лбом и в душной темноте под тонким одеялом тихонько застонала, или скорее заскулила, предчувствуя появление ЕГО. Тошнота накатила как всегда, и это было последнее человеческое чувство пред тем, как мир в очередной раз покрылся мраком, а Юлией овладела всепоглощающая ненависть.

Последнее, что она услышала перед тем, как провалиться во мрак и ужас, был тоскливый, тревожный, словно предупреждающий о чем-то волчий вой. Он слышался из глубины темного жаркого леса и сейчас казался божественной музыкой. Единственной ниточкой, способной удержать ее от падения.

Было утро, самое раннее, часа четыре или пять. Единственное время, когда хоть как-то можно было дышать в зное и копоти, что отравили воздух этим летом.

Юлия очнулась на полу кельи. Она лежала на животе, широко раскинув в стороны руки и ноги. Такое бывало часто. Тварь, живущая в ней, оставляла ее после мучений в любом месте — то на полу, то на кровати, а то и на широком подоконнике.

«Не бесы это, милая… а демон», — нереальным ночным кошмаром проносились в голове слова настоятельницы. Нереальным… И тем не менее это было совершенно очевидно. По крайней мере для нее, Юлии. Демон… Марк! Вот что за тварь вселилась в нее, отравляя жизнь. И он просто так не отступит — можно не сомневаться! Марк, падший ангел, погубленный собственной гордыней, он не упустит своего. Ведь он поклялся ей там, на реке-Смородине, навсегда исчезая во мраке зла. Поклялся, что они всегда будут вместе.

— Матерь Божья, помилуй меня, грешницу, спаси и сохрани, помоги… помоги… — шептала Юлия, с трудом вставая и бессильно прислоняясь спиной к стене. Как хорошо, что утро! Может, отец Тихон еще не успел уехать, он ведь не будет вставать в такую рань… Но как же сейчас к нему идти?! Тревожить?

Она вспомнила сегодняшнюю ночь. Ладони похолодели от невыразимого ужаса, и стало уже не до приличий и глупых этикетов.

Торопливо оправив одежду, заново покрыв голову платком, Юлия вышла из кельи в рассветную дымку, желтую от дыма пожаров. Там, на другом конце подворья, стоял низенький гостевой домик. По холодной росе, поистине божественной после адского пекла, Юлия стремглав помчалась туда.

— Батюшка, смилуйтесь, прошу вас… прошу…

Отец Тихон, невероятно счастливый от того, что одет в полосатую шелковую пижаму, испуганно стоял посреди гостевой комнаты.

А вчера была мысль лечь вовсе без всего — уж слишком жарким выдался денек. Господь отвел… Ведь эта сумасшедшая влетела к нему, как комета, в самый разгар крепкого утреннего сна. Может, она, конечно, и стучалась, как она утверждает. Но он не слышал. А потому пробудился у себя в постели от звука рыданий. Рыданий стоящей перед кроватью на коленях молодой послушницы.

— Умоляю вас, вы же сами видели — мне самой не справиться!

— Нет, конечно, боже сохрани, дочь моя! Где уж тут самой… Гм-м.

— И здесь мне тоже ничем не могут помочь, батюшка!

Юлия действительно рыдала в голос, как маленькая. И слова тонули, захлебываясь в слезах, когда она пыталась донести до священника одну простую истину. Если сейчас он ей не поможет, то очень скоро не поможет уже никто.

— Пожалуйста, я не стану вам обузой в дороге, обещаю…

— Да ведь не в дороге дело то, — немного слукавил отец Тихон. — Там ведь…

— И там! И там не буду! Вы только отвезите меня к тому отцу, что изгоняет… демо…

— Ладно, ладно, дочь моя, ух-ххх…

Теперь, стоя посреди комнаты, куда он от неожиданности отскочил, проснувшись таким вот образом, отец Тихон принимал мучительное решение — что хуже. Взять на себя обузу и потом окунаться в вероятные неприятности и хлопоты. Или взять на себя грех, оставляя болящую, просящую о помощи. Второе в конце концов перевесило. Отец Тихон был обычный человек, в меру добрый, как в меру и себялюбивый. К тому же болящая, так и не вставая с колен, переползла за ним в центр комнаты и не желала подниматься. И теперь он чувствовал себя крайне неудобно. В пижаме, босиком, перед коленопреклоненной молодой женщиной.

— Ну, ладно, ладно! Поедем… ох-ххх… что делается-то.

— Поедем?!

Юлия не верила своему счастью. Как человек, хватающийся за соломинку, она услышала в этом простом слове уже точное и окончательное избавление от мучений.

— Поедем?! Когда?!!

— Когда… — батюшка в задумчивости стал гладить шелковистую бороду. — Я сегодня днем собирался ехать… Но теперь мне нужно запрос в Лавру отправить и патриарху прощение… ух-ххх… так что завтра поутру.

— Завтра?

— Ты ведь соберешься до завтра, дочь моя?

— Да, да! Обязательно! Спасибо, батюш…

— Не благодари, не надо. Не за что. Долг это мой, — ответил он, только теперь почувствовав себя вправе отойти от нее поближе к кровати.

— Спасибо…

— Все, иди. Собирайся. Да скажи матушке Варваре… хотя нет, не нужно. Я уж сам скажу. Иди и молись, чтобы до завтра ничего не приключилось, дочь моя.

Юлия, не чуя от счастья и надежды ног, мышью выскользнула из гостевого дома. Даже солнечные лучи, уже горячие, несмотря на ранний час, не пугали так близкой жарой, как раньше. Юлия бежала, крестясь на ходу. Глаза застилали слезы радости и облегчения. Пробегая мимо часовенки, она обернулась, чтобы перекреститься на яркий позолоченный крестик на ее вершине. Конечно, коряга, лежавшая у нее на пути, не обязана была догадываться о причине, по которой на нее наступили. Как бы благостна ни была эта причина. Звонко вскрикнув, Юлия растянулась на влажной от росы тропинке, не добежав ста метров до своей кельи.

Ладони и коленки стали мокрыми и саднили от мелких царапин, но Юлия изо всех сил попыталась не трактовать это событие как дурной знак. Сидя на земле, она все же медленно повернулась к часовне. И сосредоточенно, не торопясь, трижды перекрестилась.

…Вечер, долгожданный и вымоленный, не принес хоть какого-нибудь облегчения ни телам монашек, истомленных зноем, ни их душам, несущим у каждой свой крест, свой грех, свое чаяние. Так было вчера, и позавчера, и третьего дня. И нет никаких оснований надеяться, что завтра будет как-нибудь по-другому. Скорого окончания парализующей аномальной жары пока никто не предсказывал.

Болезненно красное солнце, укрытое испариной желтого смога, медленно, слишком медленно опускалось в сухой, потрескивающий лес. Начиналась ночная служба, монахини и послушницы длинной цепочкой устремились к небольшой старинной церкви. Желающих помолиться ночью становилось все больше с каждыми прожитыми монастырем сутками. Уж слишком тревожно, слишком смятенно стало здесь в последнее время.

Юлия знала, что, то есть кто тому причиной. И все знали. И после нескольких ужасных, отвратительных выходок Марка, которые случались почему-то как раз во время всенощной, она перестала туда ходить. Чтобы как-то успокоить мятежную душу и отвлечь тело, Юлия вызвалась исполнять черную работу на заднем дворе.

Эти занятия были ей в радость. Возить на одноколесной тележке землю и гравий, закапывать компост, разбирать забитый рухлядью сарай, обливаясь потом, словно горячим душем… Что может быть лучше для человека, если альтернативой таким занятиям для него является встреча с самим чертом?!

Юлия воткнула лопату в сухую землю. Мозоли давно исчезли, вместо них на ладонях и пальцах образовалась плотная кожа, которая уже не так болела. Девушка присела на корточки, подобрав длиннополую рясу, и принялась быстро собирать рассыпанные по земле близ огромной поленницы мелкие щепочки. Привычными жестами она бросала их в ведро, и оно постепенно наполнялось — прекрасный материал для растопки. И так же быстро Юлина душа наполнялась надеждой на скорое спасение. Уже завтра утром! Пережить бы только эту ночь, одну ночь…

— А-ууууу! У-ууууу!!!!

Юлия вздрогнула, выронив из пальцев очередную горсть щепок. Это раздалось из леса. Совсем рядом. И если кто-либо и мог бы по недомыслию и незнанию принять тянущий нервы звук за собачий вой, то только не Юлия. С некоторых пор она точно умела различить среди тысячи других животных призывный клич волка-оборотня.

— Ау-ууууу!!!!

Звук приближался. Сердце Юлии забилось в ритм сердцу бегущего сюда зверя. Она вскочила на ноги, собираясь спрятаться в доме. Кто бы это ни был — он не был Белояром, погибшим, защищая ее на берегах реки Смородины. А больше ей никто не был нужен. И никогда никто уже не будет ей нужен, кроме него. Она вдруг четко вспомнила их первую встречу…

…Тридцать первое декабря в заснеженной Москве. Та самая новогодняя ночь, когда у ее подъезда пьяные подростки избивали грязного, вонючего бомжа по имени Иван, которого она спасла, затащив к себе в квартиру…

…А потом — их разговоры долгими вечерами, все десять дней новогодних каникул. Его преданные, как у верного пса, глаза, его пепельная челка… И тот вечер, когда она обидела его. И следующее утро, в котором уже не было Ивана. И эта ужасная фраза — «Мы в ответе за тех, кого приручили»…

…Она, окруженная волками-лютичами, оборотнями, готовыми по приказу Бера растерзать ее здесь же, на месте, на капище Велеса лютой морозной ночью. И белый волк, вдруг выскочивший из чащи и одним лишь рыком разогнавший озлобленную стаю, на ее глазах обращается в Ивана! А Бер почему-то называет его Белояром…

…Холодные объятия Мары, когда она провалилась в небытие, не желая жить. И Белояр, пришедший за ней в мир мертвых, чтобы сказать, что любит. И их единственная ночь — на полу жарко растопленной бани кавказской шаманки, Бабы-Яги, указавшей им дорогу к идолу Велеса…

…Счастье, казавшееся таким близким. И горе, когда Марк бросил в пропасть оборотный нож Ивана, навсегда лишив его возможности стать человеком. Последнее воспоминание о Белояре — красивый белый волк, растерзанный стаей оборотней Бера.

В который раз спасший ей жизнь, сделав свой последний выбор…

Юлия сделала несколько торопливых шагов в сторону жилых построек. Для нее было одинаково страшно возвращаться в свою келью-тюрьму, где по ночам ее поджидал глумящийся дух Марка, и оставаться здесь. Но там она уже знала, что ее может ожидать, а здесь — нет. И потому шаги ее стали еще более спешащими. Забор, граничащий с лесом, остается все дальше позади. Еще немного — и она избавится от наваждения.

— А-ууууууууу!!!

Юлия резко остановилась. Постояла немного, опустив голову, прислушиваясь к звукам природы и собственным мыслям. А потом, медленно развернувшись, двинулась в сторону леса. Покорно и безропотно, как послушный ребенок идет на зов строгой матери, она шла сейчас навстречу с прошлым. Не осознавая, что, куда бы мы ни двигались — мы всегда идем навстречу своей судьбе.

В резко упавших на подворье сумерках Юлия шла вдоль забора, нажимая рукой на шершавые доски. Она знала, что где-то здесь должна быть прореха, которую постоянно пытаются починить, но из-за дефекта в самом заборе или от старости прореха регулярно появляется снова. Вот, наконец! Царапая пальцы о доски и колючие ветви одичавшей малины, она отодвинула одну из досок в сторону. Пролезть можно было, только ползя по-пластунски, что она и сделала. Невозможно остановить себя, если в нескольких метрах отсюда тебя властно и умоляюще зовет оборотень-лютич.

— Ты?!

Отряхнув подол одежды от елочных иголок и сухих листьев, Юлия огляделась по сторонам и увидела… Прячущуюся за кустом орешника худую бледную фигуру жреца Велемира.

— Ты?! Велемир! Что ты здесь…

— Подожди, сейчас… остановись!

Она так обрадовалась, увидев его, что бросилась навстречу, не обратив внимания на некоторый беспорядок в туалете жреца. Куст орешника приветливо шелестел высохшими без дождей листьями, пока мужчина быстро натягивал на себя длинное жреческое платье. Юлия терпеливо ждала, забавляясь тем, как сквозь ветви стеснительно мелькали голые тощие руки. Не прошло и минуты, как ей навстречу вышел Велемир во всем облачении. И даже с круглым массивным амулетом на впалой груди.

— Ну, здравствуй, ангел мой.

Прежде чем обнять ее, Велемир вынул из земли ритуальный нож. Вытер его о рукав своего экзотического одеяния и бережно убрал в кожаную сумку, что висела на его плече.

— Здравствуй, Велемир! — она сама удивилась радости, с которой обняла человека, некогда внушавшего ей такой ужас и отвращение. — Как хорошо, что ты здесь…

— То, что я здесь, — это очень плохо и ты…

— Мне столько нужно тебе рассказать!

— …ты в большой опасности…

— Что я пережила, ты не представляешь…

— Тебе нужно уходить отсюда.

— Это как раз по твоей части, может, ты сможешь мне помочь.

— Я и пришел помочь, но ты…

Они говорили одновременно, перебивая друг друга. Так бывает, когда один человек жаждет сообщить другому нечто настолько важное, что все остальное пролетает мимо его сознания. И еще — оба спешили, ибо отлично понимали свое положение — послушница православного монастыря и языческий жрец беседуют в стремительно темнеющем лесу у стен монастыря.

— Знаешь, Велемир, Марку что-то нужно от меня!

— Медведь открыл на тебя охоту…

— Ты ведь знаешь, что делать в таких случаях, да?

— Немедленно, сейчас же бежать отсюда как можно дальше!

— Велемир, ты меня не слушаешь! — с горечью и обидой в голосе, наконец, сказала Юлия. — Я ведь говорю тебе…

— Это ты не слушаешь меня!!

Ему пришлось повысить голос, хотя он очень этого не хотел и всеми силами старался избежать, находясь именно здесь, у этих стен. Но ему пришлось.