— Надо же, на словах вроде благодаришь, а на деле наказываешь.

Я усмехнулась и пожала плечами. Танца со мной Солярису и впрямь сегодня было не избежать, ведь такая дивная музыка лилась из Столицы рекой! На улочках, средь телег резчиков, торгующих масками, и прилавков вёльв, распродающих букетики заговоренной вербены, вовсю играли барды и менестрели. Из-за толп ряженых здесь было не протолкнуться: всюду мелькали костюмы из соломы, короны из березовых ветвей, чумазые лица в сосновом дегте, скипидарный запах которого, по преданиям, отпугивал Дикого и прирученные им бедствия: Потоп, Хворь и Голод. У некоторых из макушек торчали собачьи уши, а у других болтались коровьи хвосты, пришитые к штанам. Незамужние девы в этот священный день чаще всего наряжались кроликами Невесты, облепляя шеи и плечи тополиным пухом или цветками хлопка, как мехом. Совершеннолетние юноши же становились лисами и в течение ночи охотились за кроличьими девами, а порой даже дрались за них, точно и впрямь одичали. Немудрено, что Сильтан принял жителей Столицы за нечисть! Все эти атрибуты и впрямь превращали горожан в мави из старинных баллад — духов охотников, слившихся с убитыми ими зверьми, жертву которых они не почтили добрым словом за трапезой.

Ровно на девять дней весь город превращался в неметон под открытым небом, где вместо молитв и песнопений водили хороводы и вкушали разные яства. Так, каждый совершеннолетний житель Столицы, желающий принять участие в гуляниях, должен был принести к общему столу минимум один пивной кувшин и глиняный чан, где мог томиться молодой картофель с только поспевшим редисом или жаркое из петуха. Их запахи, перечные и соленые, мешались в воздухе с пряностью темного эля и сладостью топленого молока.

— Это что, королева Рубин?

Лишь благодаря всеобщей суматохе и тому, сколь много лиц приобрели вокруг нечеловеческие черты, нам семерым почти удалось добраться до священного тиса незамеченными. Пока закаленные мужи мерились удалью на лугах за дозорными башнями, старцы попивали зерновой спирт из ритонов, а дети играли с шелковыми лентами и грызли булочки с шафраном, там, под тисом, плясала молодежь. Они исполняли Рогатый танец — одиночное кружение с шестами, увенчанными кукольными головами оленей, что были им партнерами. Единение человеческого и животного, смертного и бессмертного, земного и божественного.

Момент, когда же нас всех заметят, был лишь вопросом времени.

— Королева?.. Быть того не может! Сейчас же война идет, какое ей дело до пирушки простолюдинной.

— Говорю тебе, это она. Посмотри, кто рядом с ней!

— Это же королевский зверь…

— А кто это еще с ними?

— Может, высокородные господа какие пожаловали? Новые ярлы?

— Да нет же, это драконы! Драконы!

Не обращая внимание на побежавший шепоток, я продолжала идти по улицам, будто не замечала, как стремительно редеет и расступается вокруг толпа. Старцы неохотно оторвались от своих ритонов, дети — от шелковых лент и булочек, а лисьи юноши от развевающихся юбок кроличьих девиц. Все смотрели на нас, вытаращив глаза, и мне не оставалось ничего, кроме как смотреть на них в ответ и невозмутимо улыбаться. Казалось, все празднество застыло, и только музыка продолжала жить своей собственной жизнью.

Нос у Мелихор задергался, как у зверька, когда она, вытянув шею, попыталась принюхаться к накрытым столам, где лежали большие ломти хлеба — они использовались вместо тарелок и тоже потом съедались. Кочевник жадно опустошал бурдюк, которым уже успел разжиться где-то по дороге, не обращая внимания на Тесею, тянущую их с Гектором к беззубой торговке любовными амулетами. Последний бросал на Матти жалобные взгляды, но та упорно делала вид, что ничего не замечает, слишком увлеченная красотами вокруг.

— Не отходи далеко, — шепнул мне Солярис, как всегда напряженный в обществе других людей. Он недоверчиво всматривался в лица прохожих, и то, что они не выглядели человеческими, будто угнетало его лишь больше. Пальцы так сильно сдавили мои, что оставили на них бледные выемки от когтей.

Настороженные, мы остановились на краю главной площади, в центре которой, как в сердце каждого поселения, цвело священное древо. Это было идеальное место, чтобы наконец поприветствовать свой народ. В конце концов, они все видели меня впервые в жизни. Следовало сказать хоть что-то, чтобы разбить оковы той растерянности, с которой на меня взирали сотни людских глаз.

Но затем они все вдруг закрылись. Люди начали кланяться.

— Драгоценная госпожа!

Чей-то крик, поднявший за собой и другие голоса, поразил меня и застал врасплох. Я думала, толпа пребывает в ужасе от моего появления, как от дочери тирана, залившего весь континент кровью, но ошиблась — толпа благоговела. И стоило людям поверить, что это и вправду я, как все вокруг снова пришло в движение. Солярис порывисто вцепился мне под локоть, готовый бежать, но люди схватились вовсе не за копья и вилы — они схватились за цветочные венки и украшения из оленьих рогов. Уже в следующую секунду те оказались у меня на голове, и на нос посыпалась пыльца медуницы.

— Да хранит вас поцелуй Кроличьей Невесты, драгоценная госпожа!

— Попробуйте наш слоеный пирог с вишней, госпожа!

— Какую песнь бардам спеть в вашу честь, госпожа?

В большинстве туатов, только заслышав имя Оникса, крестьяне добавляли «Кровавый король!», начинали плеваться и вспоминали Дикого. Но туат Дейрдре был моим домом — здесь мой род славили, как свой собственный. Туат был особенным, под стать королеве, основавшей его. Край людей верных, необузданных нравом, почитающих богов и те дары, что они им ниспослали. Такие же дети Великой королевы, как и я, пусть и по духу, а не по крови. Храбрые китобои, искусные кузнецы, мудрые вёльвы и могучие хускарлы — все они были здесь, тянули ко мне руки, салютовали и пели, приняв меня на своем торжестве со всем радушием.

Я улыбнулась, но улыбка эта быстро померкла от осознания, сколь велика моя ответственность перед всеми этими людьми. Возможно, к ним подбиралась очередная напасть, а я даже не знала, как защитить их от нее.

Каждый, мимо кого я проходила, пытался вручить мне свой дар, будь то спелое яблоко или корзинка полевых цветов, которые обычно приносили в дар высоким кострам на закате, вымаливая у богов богатый урожай. В конце концов их у меня накопилось так много, что все посыпалось из рук, и большую часть пришлось отдать хускарлам. Разодетые лисами юноши зубоскалили, толкались, чтобы подобраться поближе, кроличьи девы перешептывались, обсуждая мой наряд и прическу, а перемазанные в карамели и жимолости дети тянули меня за юбку. Где-то слышалось не то изумленное, не то завороженное «Костяная принцесса!». Моя изувеченная рука и впрямь ничуть не пугала их, а только интриговала. Мелихор с Солом юркая ребятня тоже обступила полукругом и принялась беззастенчиво трогать, разглядывать.

— Кыш! — буркнул на них Солярис и ускорил шаг, пытаясь вывести нас из липнущей толпы.

— Как много детенышей! Хотите, чтобы я порычала? А если укушу? — ворковала тем временем Мелихор за нашими спинами. Когда я обернулась спустя минуту, то уже не смогла найти ее: ряды людей, желающих поглазеть на женщину-дракона, сомкнулись, окончательно разделив нас.

Надеясь, что жители Столицы все-таки потеплели к драконам после того, как один из них помог победить их королеве Красный туман, я вверила себя Солярису и слепо пошла за ним. Там же, где мы оставили Мелихор, остались и Кочевник с Тесеей, которая уже нацепила на лицо выкрашенную в голубой цвет волчью маску и забралась к нему на шею, чтобы хорошенько разглядеть праздничное убранство. Лишь Гектор и Матти последовали за нами, но тоже потерялись где-то по пути — скорее всего, в потоке танцующих, который захлестывал площадь волнами и прибирал к себе все, что встречал.

В конце нам с Солярисом удалось прорваться к помосту с винными бочками за углом той самой обветшалой таверны, возле которой меня однажды похитили. Хускарлы тут же рассосредоточились по округе, отгоняя зевак и чересчур настырных горожан, и мы наконец-то смогли перевести дух и как следует оглядеться.

От количества ряженых, пестрых шатров и развлечений у меня разбегались глаза: такого раздолья ни в одном королевском замке не сыщешь! Пускай здесь не было золотых кубков, дорогих гранатовых вин и идеально чистого убранства — зато была свобода. Та самая, которую я впервые познала в Сердце. Играй, танцуй, ешь и пей вдоволь, ввязывайся в драки, раскрашивай лицо, надевай звериный мех вместо одежды и прыгай через пламя, как через границу Междумирья — словом, веселись от души, и никто слова тебе не скажет, даже если ты королева Круга.

— Ах, змея… — зашипел Солярис вдруг, и я недоуменно проследила за его взглядом, обращенным куда-то в толпу. — Сказал ведь, что не хочет идти на праздник! Но, похоже, идти он не хотел именно с нами.

В отличие от меня Сильтан, разгуливающий прямо по центру города, не считал нужным избегать зависти и повышенного внимания. Даже среди ряженых он выделялся, усыпанный алмазами от ворота до золотого ремня, обхватывающего изящную талию под ребрами. В золотых волосах терялась такая же золотая диадема с треугольными подвесками на висках. Стайка кроличьих девиц, очарованных Сильтаном и хихикающих в свои деревянные маски, не отставала от него ни на шаг. Он прекрасно знал об этом, потому и улыбался так широко. Чем дальше он шел, тем больше воздыхательниц собирал. А вместе с тем наверняка и новых врагов.