— Вы можете задавать вопросы. Я обещаю, что никто не будет за них наказан… конечно, если сам вопрос не будет нести в себе оскорбление мне или любому из господ дома Гаварр, — протягиваю ровно, оглядывая оставшихся слуг.

— Почему нельзя хвалить наших господ? — тут же осмеливается спросить стражник.

Киваю, принимая вопрос, и разворачиваюсь к говорящему лицом.

— Решая похвалить наш дом или конкретных господ нашего дома перед другими людьми, ты должен быть готов защитить свое слово, вздумай твой собеседник не согласиться или публично оспорить высказывание. Если этот человек окажется слабее тебя, ты сможешь отстоять честь семьи Гаварр. Но если человек окажется сильнее тебя и, не дай Всеблагой, убьет тебя, высмеяв наш дом… — Я выдерживаю паузу, не отрывая от него глаз. — Ответь мне, насколько полезным окажется твое желание похвастаться своим положением?

На дворе вновь устанавливается тишина. Но на этот раз стражники глубоко задумываются. И бросают сосредоточенные взгляды на своего незадачливого сослуживца, подвешенного на крюке для всеобщего обозрения.

— Я хочу, чтобы вы четко поняли, — произношу, глядя на людей вокруг, — больше всего на свете я хочу, чтобы в своем сердце вы были горды тем, что служите дому Гаварр. Но хвастовство, к тому же ничем не подкрепленное, возникшее из слухов и способное навредить этому дому… я не приемлю. Сделайте шаг вперед, если не согласны со мной, — спокойно добавляю.

И никто не делает шага вперед.

Что ж, это уже прогресс.

— Что касается происходящего внутри этих стен, — вытягиваю руки в стороны, не меняя спокойного тона, — никто из посторонних не должен знать, что здесь происходит. Никто. Своей болтовней вы вредите не себе и не своему потенциальному здоровью. Вы вредите репутации дома Гаварр. Вы вредите напрямую своим господам. Вы топчете честь своих хозяев, давших вам хлеб и теплую постель. И если я еще раз услышу, как кто-то задирает стражу Великого Дома — ЛЮБОГО из двенадцати! — я лично выпотрошу его здесь, на этом самом дворе! А потом выпотрошу всю его семью, потому что, когда господа ВЕЛИКОГО ДОМА придут преподносить урок НАМ, я хочу помнить, что ИДИОТ, НАВЛЕКШИЙ ЭТУ БЕДУ НА НАШ ДОМ, УЖЕ НИКОГДА НЕ ОТКРОЕТ ГЛАЗ! — кричу, едва не срывая глотку. Благо природных возможностей этому телу не занимать: когда оно хочет, оно может подавлять людей своим голосом, своей уверенностью и своей властью.

И сейчас, глядя на опущенные головы слуг, я не испытываю ничего, кроме отвращения. Не к ним. К Аше. Которая терпела скотское отношение прислуги Лилы, терпела придирки отчима, не желавшего даже видеть свою неродную дочь, но желавшего получать все блага, которые она ему предоставляла…

Как можно, имея такую силу и такой ум, презирать саму себя? Как можно довольствоваться уродливой карикатурой на стене вместо портрета? Как можно стесняться собственного тела, выбирая наряды, в которых оно станет — что? — менее заметным?! Боже, я вообще не понимаю эту логику!!!

Это какой мазохисткой надо быть, чтобы принимать условия игры, в которых ты — второсортная злодейка, служащая отличным фоном для идеальной сестрицы?

Серьезно… я более не видела причин не соответствовать тому образу, который тут все с таким удовольствием навязали Аше! Хотели видеть ее злобной опасной девицей? Так я такой и буду! Но только внутри дома. Для всех остальных за его стенами я останусь тихой незаметной младшей сестрой Лилы.

Потому что сейчас мне это выгодно. А когда неудобства перевесят нынешние выгоды, я явлю свою силу всему Галаарду.

— Если хоть что-то из сказанного мной сейчас просочится на улицы, вы все будете казнены, — сухо финалю свою речь и оборачиваюсь к страже: — Что касается ваших умений, они меня категорически не устраивают. Несмотря на мое желание свести конфликты к минимуму, они все же будут появляться. И пока что вы не в состоянии отвечать за честь нашего дома. Неха… — киваю на управляющую, замечая, как вздрагивает часть стражников, ожидая худшего, — будет с вами заниматься. Несколько часов в день рано утром. Надеюсь, за месяц вы придете в форму. Вы являетесь лицом нашего дома, и я хочу, чтобы все в центральном округе Галаарда боялись этого лица… желали иметь такое же… мечтали о таком лице по ночам в своих холодных кроватях…

На лицах мужчин после этих слов появляются неуверенные улыбки, и я незаметно выдыхаю. Все-таки кнут всегда должен идти в комплекте с пряником. И продолжаю:

— Если говорить откровенно, я хочу, чтобы поводом для нашей гордости стала ваша сила и способность защитить своих господ. Когда мы с вами сойдемся в этом устремлении, наступит золотая эра дома Гаварр. И, я надеюсь, она не за горами. Всем, кто остался в штате прислуги, будет повышена зарплата. Жалованье стражи будет увеличено после экзамена в конце месяца… который вы, конечно, должны будете пройти. На этом все.

Я иду с внутреннего двора на внешний и сталкиваюсь с Сандаром.

Разозленным и откровенно выведенным из себя Сандаром.

— Поговорим в доме, — бросаю ему и прохожу мимо.

Глава 6

Как стать крайней, но добиться мира в доме

— Что ты устроила, Аша?! — шипит отчим, следуя за мной в кабинет.

— Навела порядок в доме, — отвечаю, заходя внутрь.

Разворачиваюсь и получаю пощечину.

— Ты…

— Неха, стой! — перебивая этого безумца, коротко выкрикиваю своей управляющей, явно решившей сломать отчиму руку. Затем перевожу взгляд на Сандара и добавляю спокойнее: — Сделай это медленно.

— Что? — удивляется тот, а затем вскрикивает, когда моя управляющая выкручивает его конечность. — Что ты творишь?! Останови ее!

— Неха, остановись, — произношу спокойно. После чего иду и сажусь в кресло главы рода. — О чем вы хотели поговорить, отец?

— Твоя управляющая едва не сломала мне руку! — вопит Сандар, отскочивший от Нехи на два метра.

— Все верно. Потому что этой рукой вы осмелились дать мне пощечину. В чем она была не права? — Я встречаю его взгляд, сложив руки на груди. — Или, может, вы хотите сказать, что не знали, кто меня всегда охраняет?

— Ты никогда не пользовалась своей властью! И никогда не запугивала членов своей семьи! — бросает Сандар.

— Члены семьи никогда не поднимали на меня руку. А еще… меня никогда не травили в собственном доме, — отбиваю сухим голосом.

— В собственном доме? Этот дом не принадлежит тебе! Его унаследует Лила, которая является родной дочерью меня и Сати! А ты — бастард, появившийся от греха! Твой настоящий отец изнасиловал твою мать во время войны с Великой Пустошью! Ты вообще не должна была появляться на свет, но раз уж появилась и узнала правду, должна перерезать себе горло от стыда за свое происхождение! — выкрикивает Сандар с красным от гнева лицом.

— Отец! Успокойтесь! — В кабинет вбегает Лила, испуганно глядя на него и с волнением, приправленным сочувствием, на меня.

Ого. А кое-кто в курсе происходящего…

Прислушиваюсь к телу в попытке понять, знала ли Аша обо всем озвученном только что? Кажется, не знала: подобных воспоминаний в памяти не всплывает. Но, полагаю, догадывалась, что тайна ее происхождения могла навлечь позор на дом Гаварр, потому и вела себя незаметно…

Что ж, еще одна причина покачать головой, сокрушаясь о характере моей предшественницы. За семнадцать лет жизни, полной угнетения и не высказанного в лицо, но сквозящего в общении презрения, не пожелать узнать о личности своего отца и причинах произошедшей в прошлом трагедии… это даже не странно. Это просто глупо.

— Сестра! То, о чем сказал отец… — неуверенно протягивает Лила, но я останавливаю ее рукой, глядя четко на Сандара.

— Хотите, чтобы я перерезала себе горло? — спрашиваю у него спокойным голосом.

— Аша… — Лила прикрывает рот ладонью, а ее выразительные глаза наполняются влагой.

— Если это то, чего вы хотите, я это сделаю. Только со своими амбициями стать одним из Великих Домов разбирайтесь сами. Сами разгребайте все дерьмо со своими бестолковыми слугами. Сами добывайте информацию, сами ведите дела с гильдией убийц, сами заключайте соглашения с врагами Галаарда…

— Аша! — пытается остановить меня Лила, уже не на шутку перепугавшись от моих слов.

— Я хочу, чтобы этот человек знал цену своих желаний! — чеканю, не отрывая глаз от Сандара. — И хорошо понимал, что я делаю ЗА него и ВО ИМЯ его желаний.

— Мы все знаем, сколько всего ты делаешь, — метнув взгляд на Лилу, чуть спокойнее произносит Сандар, после чего с моих губ срывается смешок.

— Знаете и хотите, чтобы я перерезала себе горло? — спрашиваю, приподняв бровь.

— Меня… занесло. Вопрос твоего появления на свет — болезненная тема в этой семье, — отводит глаза отчим.

— Для меня она болезненной не была. Но вы захотели, чтобы я знала о том, как вы страдаете из-за моего присутствия в этом доме. Что ж… вашу логику я понять могу. Но не понимаю, почему я должна помогать вам увеличивать авторитет вашей семьи, находясь под прессом ненависти? — спрашиваю с искренним недоумением.

И наблюдаю появление странных выражений на лицах Сандара и Лилы.

Да, я в курсе, что мне сейчас очень легко говорить о проблеме, ведь она не является моей. Это Аша могла страдать из-за своего происхождения или из-за нелюбви отчима к ней и показной теплоты к родной дочери Лиле… Но мне, откровенно говоря, плевать на их межличностные отношения.