Анастасия Петрова

Никогда не разговаривайте с волшебниками

Узнай же, Санчо, что для волшебников нет ничего легче, как заставить нас видеть то, что им захочется.

Мигель де Сервантес Сааведра «Дон Кихот Ламанчский»

ГЛАВА 1

Никогда не разговаривайте

с волшебниками

Когда Вере было пять лет, ей казалось, что она уже прожила длинную-предлинную жизнь и скоро настанет пора заводить внуков. На прогулке с бабушкой в парке девочка подходила к мамам с колясками и наблюдала за грудными детьми. То и дело поправляла им одеяльца и ласково щекотала подмышки.

К двенадцати годам Вера стала совершенно самостоятельной барышней. Она сама пекла пироги, прибирала квартиру, пылесосила, ездила в школу на другом конце города, а ещё путешествовала по стране, когда её приглашали на мастер-классы. Мама не очень хотела, чтобы Вера стала музыкантом и всю жизнь играла на флейте. Она сердилась, когда девочка подолгу просиживала в своей комнате, и вместо того, чтобы делать уроки, часами извлекала из инструмента бессмысленные звуки. Мама раздражалась и говорила папе, чтобы лучше он купил дочке собаку, но папа не любил собак, а флейта его ни капельки не беспокоила. Иногда мама выходила из себя, хлопала дверьми, кричала, что от флейты у неё в очередной раз разболелась голова и что нормальные дети столько не играют. Однако Вера упорствовала. Флейта была её лучшим собеседником, самой живой из всех её воображаемых подруг, самой верной спутницей и самой доброй сказочницей. Каждый раз инструмент придумывал необычные звуки, каждый раз мелодии сплетались по-новому, рассказывали загадочные истории, заманивали в таинственные страны. У Веры в голове возникали целые планеты, заселённые музыкальными инструментами. Каждый день, ложась спать, она представляла, что оказывается в таком мире, где отовсюду доносится музыка, где дни напролёт можно играть на флейте и никогда не ходить в школу.

Иногда занятия музыкой Вере, конечно, надоедали, но причиной тому были глупые училки. Они, по глубочайшему убеждению девочки, ничегошеньки не смыслили в приколах флейтизма.

На нижней полке ночного поезда Вера втихомолку радовалась, что после недели утомительных занятий наконец вернётся домой. Она также размышляла об учительнице по флейте, которая могла бы быть полюбезней и не орать в ухо всякий раз, как ученица не делает вовремя «пиано», и вообще, что мастер-классы — чертовски неудобная штука.

Было около двенадцати, но Вере не спалось. Соседка на ближней полке без остановки настукивала эсэмэски, и звук кнопок отдавался в голове, словно топот маленького ёжика по деревянному полу. Флейта в футляре лежала под полкой, куртка висела на крючке, двое пассажиров наверху спали крепким сном. Девочка приподнялась на ладонях, упёрлась локтями в подушку и бросила продолжительный взгляд в окно. Было начало апреля, и погода стояла отвратительная. Растаявший снег, грязные дороги; днём — солнце, выглядывающее только под настроение, а ночью — небо без единой звезды. На деревьях уже вовсю набухали почки, но вот до листвы было ещё далеко, и оттого они казались такими надутыми и недовольными.

Вера разочарованно отвернулась от окна и косо посмотрела на тётеньку с мобильным телефоном, пытаясь, как в сказках, взглядом заставить её выпустить трубку из рук. Однако пассажирка и ухом не повела, а Вере было неловко делать замечание старшим. Тогда девочка громко кашлянула, показав, что не спит. Соседка упорно продолжала нажимать на кнопочки. Вера ещё раз кашлянула и, почувствовав в себе огромный талант к актёрской игре, зашлась в непрерывном кашле, рискуя перебудить весь поезд. Когда театральный порыв иссяк и девочка притихла, дама с телефоном уселась на своей полке и как бы невзначай бросила:

— Что там, Москва, кажется?

Вера оглядела с головы до ног соседку в синей пижаме.

— Да, верно. Москва уже скоро.

— Это хорошо. А почему ты не спишь? — спросила дама.

— Никогда не могу заснуть в поездах.

— Понятно. В Петербург едешь?

— Да, а вы?

— В Тулузу. — Соседка посмотрела на Веру, улыбнулась и чуть склонила голову набок.

— В Тулузу? — удивилась Вера. — А что это за город такой?

— Большой розовый город с красными черепичными крышами. Там живут люди, которые не помнят своих имён…

Вера удивлённо смотрела на даму. В голову внезапно пришла мысль, что она могла перепутать поезд. Девочка испугалась. Она вовсе не собиралась ни в какую Тулузу, ей надо было домой.

Соседка как угадала Верины опасения и, засмеявшись, сказала:

— Не бойся, ты села в нужный поезд. Всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Кстати, меня зовут Мадлен Дюваль.

Вера наморщила лоб.

— Это что, псевдоним?

Синяя дама опять засмеялась.

— Вовсе нет. Это самое настоящее имя — Мадлен Дюваль. Красивое, да? Не то что у тебя.

— Не-а, мне моё больше нравится, — упрямо ответила Вера.

— Надо же, какая самоуверенная попалась!

Девочка промолчала. Мадлен снова уткнулась в телефон. Вера не сводила с неё глаз.

«Она похожа на Мэри Поппинс. Та также носит синее… нет, чушь. Она напоминает Карлсона. Он тоже был большой и толстый… нет, она же дама всё-таки. Слива. Точно. Или большой сиреневый цветок, нет — синий ирис. Да, точно, огромный, пухлый бутон ириса, да».

Соседка прервала Верины размышления, бесцеремонно отпихнув девочку к стенке и присев рядом.

— Я, случайно, не помешаю? — лукаво спросила Мадлен и тут же снова переключилась на телефон.

Вера помотала головой — впрочем, дама и не заметила.

— Кто пишет сообщения по ночам? — вздохнула Вера, немного осмелев после того, как Мадлен со своим телефоном заняла половину полки.

— Все! В Тулузе по ночам пишут все. Это же так здорово! Даже детям, таким, как ты, разрешается переписываться друг с дружкой по ночам.

Вера растерялась. Ей вдруг стало обидно, что в Тулузе все переписываются, пока она спит.

— А с кем вы переписываетесь?

— С малышами Николя и Жоффруа.

— Это ваши сыновья?

— Нет, что ты, это мои друзья.

— Все из Тулузы?

— Да, они там писателям помогают.

— Вы же сказали, они малыши…

— Ну и что?

— Как же малыши могут писать книги?

— Я не говорила, что они пишут. — Мадлен весело посмотрела на Веру.

— А что они делают?

— Живут своей жизнью.

— А при чём здесь литература? — Вера почувствовала, что ей морочат голову.

— Боже, эта девочка никогда не читала книжек про малыша Николя! — всплеснула руками Мадлен. — Какой позор!

— Не понимаю, вы только что говорили, как они живут где-то…

— Да ты просто ловишь слова на лету, но соображаешь туго.

Вера насупилась: теперь она была ещё и тугодумкой.

— Я не виновата, что никогда не была в вашей Тулузе и ничего не знаю, — произнесла она угрюмо, — и вообще не верю, что этот поезд туда приедет…

Вера начинала сердиться. Что за ерунда? Тётенька в синей пижаме словно загадывала странные шарады, которые невозможно было отгадать.

— Надо же, какая недоверчивая попалась, вы только посмотрите!

Мадлен рассмеялась. Вера молчала.

— Нельзя же никому и ничему не верить!

— Почему? — спросила девочка, глазом не моргнув.

Тут Мадлен нахмурилась, потёрла кривоватый нос, горой возвышавшийся на лице, положила телефон на стол и погладила Веру по голове.

— Потому что ты тулузская девочка. Смотри скорей. — Мадлен показала Вере свою ладонь. — Стоит только произнести три волшебных слова, как ты окажешься в Тулузе.

Вера молчала, пытаясь осмыслить слова Мадлен.

— Фу, какой у тебя жуткий взгляд, — сказала Мадлен. — Хватит на меня так смотреть, я знаю, ты проверяешь меня. Проверяешь, да? Ну и как? Все ли мои сказки тебе понятны?

— Про Тулузу?

Мадлен снова засмеялась:

— Поверь, мы с тобой встретились неслучайно.

— Правда?

— Правда. Это что-то вроде встречи старых друзей.

— Почему? Мы же не были раньше знакомы! — удивилась Вера.

— Это тебе только так кажется.

Было около двух часов ночи. Глаза у Веры слипались, но воображение продолжало работать. Мадлен вдруг показалась сливовым кустом с большими синими листьями; девочка положила голову ей на плечо, словно прислонилась к стволу дерева, и закрыла глаза.

— А что за три волшебных слова?

Мадлен подняла взгляд к потолку, улыбнулась, взмахнула рукой, словно подбрасывая что-то в воздух, и прошептала: «Он сан фу».