И только когда мои колени затряслись от усталости, а рука уже не могла поднять тренировочный меч, Минт кивнул на раскидистое дерево, под которым мы обычно отдыхали между подходами.
Я рассказала ему обо всем, кроме Ворона. С одной стороны, не хотела тревожить его напоминанием, а с другой — опасалась гнева за свою несдержанность. Минт учил меня не поддаваться на словесные атаки в том числе, а вчера я не сдержалась. Вдобавок узнай он о видении, в котором кто-то приказал чуди убить нас с Терном, наверняка снова бы поднял вопрос об укрытии в Сиирелл.
— Что ж, — Минт устало потер переносицу, — Инирика зазывает тебя в Совет для своих мутных делишек, и культистка из Аскании позвала тебя к себе… для чего?
— Для того же самого, возможно.
Минт прикрыл глаза и улыбнулся.
— Рассказ про Эсхе на озере здорово поднял мне настроение. Можно подробнее все описать?
Я пихнула его в плечо, но он, не глядя, уклонился.
— Не хочу связываться ни с Инирикой, ни с Эсхе. Кстати, — пальцы едва слушались, но я извлекла из своей сумы склянку с сон-травой, — вот, возьми. Это снадобье для спокойных ночей. Никаких дурных снов.
Минт взял склянку, но, ничего не спросив, убрал ее за пазуху. Потом снова откинулся на дерево, глядя на крепость. Искра любопытства в его глазах затухала.
— Я тут подумал… Если у нас одна жизнь на двоих, мы, скорее всего, умрем в один день.
— Ну-у, скорее всего.
— Знаешь, мой старший брат погиб на войне Трех Царств, — вдруг проговорил Минт. — Он был крепким, рослым, вечно лез на рожон и любил тесать кулаки о всяких выскочек. Говорил, что рожден воином. — Он улыбнулся. — Такой дуралей. Пошел в дружину. Наша мать почти следом за ним ушла. Подалась в странствующие жрицы. Я остался с отцом, но он не больно-то…
Я молчала, понимая, что ему сейчас важнее просто быть услышанным. Вынести Шепот Ворона в своей голове невероятно трудно: он вытаскивает из закоулков души все самые болезненные воспоминания, все самые потаенные страхи и желания.
— Я хотел быть, как брат. Стать воином. Стать лучше, чем мой брат, чем все, кто меня окружал. Но я потерял себя. Потерял цель своего пути… А может, никогда ее по-настоящему и не знал, ведь все, кого я любил, вечно выбирали не меня. Шли куда-то. И я тоже куда-то шел и что-то делал…
— Как Странник.
Губы Минта исказила ломаная улыбка. Я знала, Минт не верит в божество наемников, но мне хотелось сказать ему хоть что-то.
— Не подстегивай мою гордыню.
— И не собиралась.
— Лесёна, — он обернулся ко мне и прямо посмотрел в глаза, — что, если мы с тобой поженимся?
— Мы… что? Что ты сказал?
— То и сказал, — отозвался Минт.
— Не понимаю…
Злой взгляд потемневших глаз блеснул обидой.
— Правда не понимаешь, да? Я думал, теперь, когда мы остались одни, теперь, когда ты человек… Мы могли бы создать свой собственный род. Мы ведь всегда были против всех.
Чего-то такого я и боялась. Чувствовала, что после битвы за Линдозеро мы уже не сможем оставаться друзьями.
— Ты…
— А почему нет?
— Ты же не любишь меня.
— Кто тебе это сказал?
— А как же Лада?
Девушка, что осталась на острове наемников, девушка, из-за которой Минт когда-то рисковал порвать связь с принявшим его родом.
Минт отвернулся. Голос его звучал глухо, словно его обладатель борется сам с собой:
— Я потерял свою честь. И право быть с ней. Пора взглянуть правде в глаза — я не справился. Ты тоже вчера едва не погибла. Мы проиграли, мир катится в бездну.
Нельзя сказать, что я об этом не думала. Какая-то часть меня хотела уехать и все забыть. Малодушно сбежать, украсть для себя кусочек отмеренного времени и драгоценного покоя, оставить червенцев и чародеев рвать друг друга за право ходить по Срединному миру. Но именно из-за меня рухнуло древнее заклятие, сковывающее Чудову Рать, и моя судьба тесно переплелась с судьбой мира.
Про Альдана мы не говорили, но его тень сама собой возникла между нами, словно он еще мгновение назад был здесь и не прошло этих долгих месяцев, когда я упорно старалась не говорить о нем. Но почему-то сейчас воспоминание об Альдане явилось и добавило тяжести в наш и без того сумрачный разговор.
— А вдруг… вдруг все это из-за того, что ты отдал мне половину своей жизни?
Минт сделал для меня больше, чем кто-либо. Он как Фед, только Феда больше нет, а если я потеряю еще и его…
— Минт, ты спас мне жизнь. Ты самый щедрый и добрый человек из всех, кого я знаю. Ты мой друг, но…
Его глаза сузились.
— …но неправильно жениться не по сердцу. Даже если мы с тобой оба безродные и неприкаянные.
Друг стряхнул снег с темно-русых волос, с меха росомахи на вороте, а затем встал.
— Думай, — бросил он ровно. — Я спускаюсь в Светлолесье. Дарен приказал подготовить жертвину к вечернему обряду.
Он ушел, а я не знала, куда деть свой взгляд, и он невпопад шарился по углам, то и дело натыкаясь на снег и разруху. Все вокруг враз сделалось неуютным и нелепым, словно куча стылой земли и камни не стоят того, чтобы за них бороться. Словно все мои идеи по изгнанию Ворона ничего не стоят.
Но хуже всего было другое: в этот раз Шепот Ворона проник слишком глубоко в Минта… И все-таки его надломил.
«Ворон питается отчаянием. Пора, Лесёна».
Я побежала по улицам со скоростью, какую только могла выжать из своих обессилевших после тренировки ног. Перепрыгивая камни, перелезая через разбитые окна. Кое-где виднелись шеломы, оплавленные рукояти мечей, исполосованные стены… оставалось только гадать, сколько жизней оборвалось тут когда-то.
Обычно мы с Минтом подбирались к башне Крыльев со стороны Второго Круга, и каждый раз это занимало разное количество времени. Иногда город водил кругами по пустынным улицам, будто сердился на что-то. Может, если бы и здесь кто-то обитал, Нзир был бы милосерднее, но земли Второго Круга пока никто не заселил: живые не рвались к близкому соседству с Ратью. А может, дело было и в другом: колдуны-ученики и их наставники все еще трудились над Первым Кругом, и не оставалось времени думать над загадками Второго.
А загадок Нзир-Налабах подкидывал достаточно.
Многие думали, что Галлая жила рядом с читальней, расположенной в Главной башне, и искали ее собрание именно там. Но за три месяца ничего значительного так и не нашли и потому гадали, куда подевались те самые, древнейшие знания о Путях.
И, если я хоть немного понимаю Галлаю и Нзир, они оставят искателям возможность попытать свою удачу.
За два часа до заката город сжалился и наконец пропустил меня к башне Крыльев. Добравшись до подножия разрушенной лестницы, я рухнула на уцелевшие ступени, чтобы перевести дух. Скоро для Терна начнется обряд перехода, но я еще могу успеть. Редкий снег, залетевший в окна, кружился и полностью исчезал в многочисленных дырах в полу. Горло и легкие снова болезненно горели. Я заглушила их несколькими глотками травяного настоя, а потом нашла глазами малахитовую дверцу. Ее почти полностью скрывал иней, но я явственно видела проступающую сквозь него зелень.
Оберег как будто бы потеплел.
— Ну, вперед, — шепнула я ему и начала подготовку к восхождению. Убрала баклагу, закрепила в голенище клинок, перемотала ладони полосами холстин, нашла болтавшийся конец веревки. Минт закрепил несколько петель на балках, но не успел закрепить последнюю, с помощью которой можно было бы перебраться на площадку заветной дверцы. Что ж…
Я ухватилась за торчавший из стены камень и, подтянувшись, полезла вверх. Несколько удачно выпирающих камней, щели, в которые можно втиснуть ногу, и я оказалась вровень с площадкой. И наконец смогла взглянуть на дверь. Это была сплошная стена покрытого инеем малахита. Тусклый свет из разбитых окон отражался на ее поверхности, и, когда я это поняла, оберег нагрелся сильнее.
Там точно что-то было.
Я обвязала живот веревкой, накинула петлю на балку сверху и поползла по покатой стене, стараясь не смотреть вниз.
Но, перехватывая веревку в другую руку, поскользнулась. Веревка натянулась, мир качнулся вверх-вниз и перевернулся.
— Нет!
Вцепившись в конец, я успела лишь замедлить падение. Этого хватило, чтобы не разбиться от удара об пол. Правый бок прошибло болью, а в глаза брызнули черные зерна.
Хрясь! Раздался треск, и пол подо мной разошелся. Я зацепилась за веревку, попыталась подтянуться, но балка, к которой я привязала свою веревку, поехала дальше. Веревка впилась в живот, мигом выбив воздух из легких.
Вздыбились трухлявые половые доски.
Холодный ветер просвистел в ушах с утроенной силой, и меня понесло в темную глубину, как одну из снежинок.
Ветер.
Тьма.
Жар…
Боль!
Радо мао, мао риохэ… Аррадо маос, Зар-ръяна.
Я отдышалась, потерла виски и, подняв голову, увидела высоко наверху пятнышко света.
— Это ж сколько я пролетела, — хрипло пробормотала я, все еще не вполне уверенная, на каком именно свете сама пребываю. Ощупав руки и ноги, я удостоверилась в их полной сохранности.
Ладонь кольнуло шершавой соломой. Я поерзала и через мгновение скатилась с огромного стога сена.
Теперь я стояла в крошечном пятнышке света. Здесь было жарко, как в бане. Под ногами ощущались камни, и к запаху соломы примешивался сладковатый запах, показавшийся мне неприятным.