— Ты видел, что со мной сделали, видел! И ничего не сделал! — проговорила я, задыхаясь. — Преспокойненько ждал, пока Ворон разыграет свои карты, а после выложил свои. Ты просто ждал… И твоим козырем было мое доверие к тебе. Дарен, которого я помнила, никогда не предал бы меня!

Я мельком взглянула на него, намереваясь потом отвернуться, но не смогла.

— Ты думала, все эти годы я терзался воспоминаниями о тебе? — произнес он тихо. — Ты поставила под удар будущее Светлолесья… да и всего мира… из-за детских обид? Ты действительно настолько глупа, Лесёна?

«Дыши. Просто дыши».

— О да, я усвоила твои уроки, — со смешком сказала я, утирая тыльной стороной ладони злые слезы. — Ты хочешь править Светлолесьем, а я всего лишь один из рубежей, которые надо было пройти. Что ж, предложение о собрании книг Галлаи все еще в силе.

— Я и не ждал, что ты поймешь. — Дарен склонил голову, и пряди волос опустились на лицо. — Поэтому дал тебе это.

Он кивнул на жемчужную прядь в моих волосах. Уговор. Еще один дурацкий уговор, который я заключила с ним. Он, видите ли, хотел, чтобы я помнила нашу дружбу.

— Да, твои поступки — это другое, — сказала я, качая головой. — Колдовской обмен, я помню.

— Ты бы сама разрушила Печать, если бы не травник, — сказал Дарен, чуть поджав губы. — Ты понимаешь это. И злишься на меня. Злишься, потому что я вижу это в тебе.

— И потому отбираешь свободу воли? — спросила я. — Совсем как Ворон.

— Ты хотела этого, — вдруг сказал Дарен, обводя пространство вокруг посохом. — Нзира, колдовства, старых преданий. Ты хотела видеть Полуденного царя, и я стал им. Да, пришлось заплатить. Но с колдовством всегда так.

— Тогда зачем все это? — Я коснулась жемчужной пряди. — Прежде ты охотился за моей силой. Теперь, когда ее нет, в этом нет необходимости.

Я подняла клинок, чтобы срезать прядь.

— Да, — мягко согласился Дарен. — Нет ничего, кроме твоего обещания помнить.

— Поверь, — сказала я тихо, глядя ему в глаза. — Я помню.

Дарен чуть прикрыл веки, как будто признавая разговор бессмысленным.

— Но я допускаю, что ты можешь найти читальню, — вдруг сказал он. — Докажи мне это, и я, быть может, помогу тебе на суде.

Неужели? Я медленно опустила клинок и повернулась к выходу.

— Погоди. — Дарен поднял руку, и в рассветных лучах блеснули перстни. — Здесь скоро будет Ворон.

— Я ухожу!

— Я не отпускал тебя, — холодно проговорил Дарен. — Останься.

К горлу подступила тошнота.

— Прошу…

Мольба в моем голосе заставила его обернуться.

— Нет, — сказал он тем же тоном, но потом чуть смягчился: — Я хочу знать, что ты думаешь о его донесении. Это может спасти тебе жизнь.

Я сглотнула. Несколько месяцев я избегала его — хвала Крылатой, это было легко, — и вот теперь, вот так, сейчас…

— Знаю, тебе больно видеть его в теле Феда, — сказал Дарен уже совсем другим тоном. — Но я слежу за ним. Тебе не нужно бояться Ворона. Я подчинил его, и он не причинит вреда.

«Этот гадючий день никогда не кончится».

Я отошла к перилам и опустила голову на сложенные руки. «Дыши».

— Лесёна.

«Дыши, чудь тебя побери!»

Я собрала все, что когда-либо говорил мне Минт о дыхательных упражнениях, о том, как поддерживать разум в холодном состоянии, в единую мысль.

— Позволь напомнить тебе, кто действительно противостоит нам. — Дарен встал рядом со мной. — Особенно теперь, когда у людей просыпается Дар к колдовству, а чудь заново обживает земли.

— Жрецы, — произнеся это слово, я вздрогнула так, будто холодный ветер подул на рану.

Дарен отвернулся, и я проследила за его взглядом, но не увидела ничего, кроме заснеженной пустоты.

— Испуганный народ бежит в города вместо того, чтобы вспомнить прежние обычаи, а там, где чародей может договориться с чудью или как-то помочь по хозяйству, жрецы сжигают целые дворы, — проговорил он спокойно, но я уловила гнев, незримо присутствующий в его словах, как осколок стекла в прозрачной воде. — Люди бегут в города, но враждуют друг с другом. Еды уже не хватает.

— Стало быть, мы зря все это затеяли, — сказала я.

— Только в детских сказках все меняется к лучшему самой собой. Мы же живем во времена перемен и вряд ли застанем настоящее Полуденное время, — он замолк.

Я тоже молчала. Нутро прожигало жаром, но я не двигалась и смотрела на то, как меняется свет в ясном небе за Дареном. Как поднимается солнце и как ложатся бледные лучи поверх его головы.

— Помнишь, я говорил, что Чудова Рать, заточенная под землей, нарушает верное течение тока жизни? — спросил, наконец, Дарен. — Чудова Рать действительно чужда живому, но та чудь, что испокон веков жила рядом с человеком, помогая ему, не должна исчезнуть. Жрецы мешают нам со всех сторон. Из-за них я не могу распустить Рать, и из-за них не получается пока вернуть жизнь в прежнее русло. Червенцы мешают исцелению Срединного мира.

— С помощью Рати вопрос точно не решить.

— Это цена, которую я готов заплатить за все это. — Дарен, как мне показалось, устало вздохнул. — Червенцы не могут достать Нзир, но на землях Светлолесья лютуют по-страшному. Мы должны восстановить город. Должны дать защиту и дом для чародеев.

— Но Ворон и его Рать питаются колдунами! — воскликнула я в ужасе. — Ты просто накрываешь для них стол, как ты не понимаешь!

Дарен ударил по перилам и резко перехватил посох в другую руку. Я отпрянула, но ничего не произошло, только над полом закружился зеленый туман.

— Что ж, смотри!

Дымное колдовство сплелось в круги, а в них, будто в зеркалах, появились картины.

Очень страшные картины. Невыносимые. Жар внутри меня разгорелся сильнее, путая и без того тяжелые, почти неподъемные думы.

— В Злате вешают чародеев, закапывают живьем в землю, половинят, — сказал мне в спину Дарен. — Привязывают к согнутым березкам и рвут на части, а части те закапывают по разным сторонам света, а то и вовсе рыбам на корм отправляют. Червенцы оставляют у лестниц тела колдунов.

Все это я сейчас и видела. Растерзанные тела, брошенные на ступенях. Звериные маски на них. Те, кто сотворили такое, будто потешались над колдунами, будто с нелюдями только так и можно.

Дарен заговорил громко, яростно, зло:

— Я отправляю своих учеников по городам и весям, чтобы те напоминали людям старые обычаи! Идешь в лес — напросись, идешь в поле — поклонись. Это так просто! Но люди отвыкли мириться с невидимыми хозяевами домов, лесов и полей. Жрецы научили их не видеть себя частью Срединного мира. Люди считают себя властителями, стоящими над всеми остальными! Войны за власть не утихают годами. Ответь мне, кто, если не мы, должен показать, что можно иначе?

Я молчала, совсем не чуя под собой земли от картин, разворачивающихся передо мной. «Дыши, Лесёна». Горло будто ободрало изнутри, голову мутило от жара.

Дарен смахнул колдовство, и перед глазами снова оказалась заснеженная площадка.

— Чародеи, попадающие в Нзир, напуганы. Меняющийся мир, проснувшийся Дар некоторыми воспринимается как проклятие, — продолжил Дарен. — Нужна не одна седмица покоя, чтобы новое знание уложилось внутри. Я не хочу войны, но Светлолесье охватило пламя. Кочевники Екадии снова нападали на границы земель, на полупустые приграничные веси… Мир слишком долго жил под тенью Чудовой Рати, и вернуться к ясности будет нелегко. Срединный мир гнил изнутри. Разве ты не видишь, Лесёна, что участившиеся войны за превосходство в полной мере отражают ненасытное желание подчинять себе все вокруг?

— Колдуны прошлого тоже воевали.

Дарен замолк.

— Да. Защита превратилась в наваждение. Нападение — в единственное решение.

— Я не понимаю…

— Мы не станем такими. Я не допущу.

— Но Ворон…

— Не твоя забота.

— Что мы будем делать с Вороном? — спросила я осипшим голосом.

Дарен явно сделал вид, что не заметил этого «мы». Он протянул руку и убрал от моего лица жемчужную прядь.

— Да ты горишь! — произнес он. — Возвращайся в лечебницу. Я сам поговорю с Вороном.

— Когда будет обряд погребения Терна?

— Послезавтра вечером.

— А когда я предстану… перед Советом? Сколько у меня времени?

— До завтра.

— Чем бы все ни кончилось, я приду на обряд. — Я с трудом оттолкнулась от перил.

Дарен еще раз осмотрел мой рисунок, а потом снова вернулся к моему лицу. Или мне показалось? Нзир и снег перед глазами расплывались.

— Возьми меня под руку.

«Только не это».

— Я больше не та девочка, о которой надо заботиться, — прохрипела я, удивляясь, как у меня еще получается связать между собой несколько слов.

— Зато благоразумие прежнее.

Выход с площадки плясал перед глазами, но я медленно шла к нему. Сбоку, совсем близко, появилось что-то темное, а потом созвездия Аспида качнулись навстречу.

— Радо мао, мао риохэ… Аррадо маос, Зар-ръяна.

— Я знала, что ты снова заморочишь мне голову…