Ходило много слухов, но никто не знал, как Дарен сумел найти и приручить трех — точнее, уже двух — взрослых змеев. Аспиды жили где-то в пещерах под городом и редко показывались в Нзире. Минт говорил, они кормятся плотью, а как они ее себе добывают на острове среди небес — большой вопрос.

Но все стихло. Ни топота чуди, ни шелеста аспида. Пошатываясь, я добрела до разрушенной лестницы в башне Крыльев. Там, среди руин и нанесенного ветром снега, на коленях стоял Минт.

— Вот ты где!

Минта била крупная дрожь. Его плечи и грудь тряслись, а сам он прятал лицо в ладонях.

— Что с тобой?!

Я положила поверх его ладоней свои и отняла их от лица. Глаза Минта были сухими, но широко распахнутыми от ужаса.

— Он был здесь, — сдавленно прохрипел Минт. — Я видел его! Он только что был здесь… не мог прикоснуться к гуслям… Это чудовище сожрало его изнутри! Он сказал, что, когда переварит его, придет за всеми нами… Если мы сами не присоединимся к Рати.

Я обхватила его голову и прижала к груди, затем провела рукой по волосам.

— Лесёна, — глухо простонал Минт. — Он пожрет весь мир.

4. Палата Судеб

Я привела Минта в свои покои, напоила отваром сон-травы и оставила дремать на постели.

Глупо было думать, что Ворон даст нам спокойно разгуливать по городу. Но то, что он напал именно сегодня, лишив меня последней возможности защититься перед Дареном и судом, стоит воспринимать как прямую атаку. А значит, я должна попытаться завершить то, ради чего пришла в Нзир.

Пусть даже это будет последним, что я успею сделать здесь.

У главных дверей меня догнала Ханзи. Девочка-вакханка, чью семью за помощь чародеям покарал Колхат и для которой Нзир тоже стал единственным домом. Ханзи передала мне послание, что на закате меня ждут в Палате Судеб.

— Говорят, Совет собирается в полном составе, — добавила она и, не скрывая любопытства, спросила: — А куда ты идешь?

— Навестить старого друга.

— А можно с тобой?

— В следующий раз.

— Ну, тогда передавай Феду мой поклон. — Она согнулась, а потом скрылась в переходе, прежде чем я успела сообразить, что не называла имя своего бывшего наставника.

Все в Нзире знали, что Фед пожертвовал своим телом и свободой ради того, чтобы Дарен получил власть над Вороном и Чудовой Ратью. Для всех здесь Фед был героем. Но не раз я представляла его среди заложных колдунов Чудовой Рати и не раз хотела спросить, стоило ли оно того.

За самым большим, Третьим Кругом, там, где нет ни одного целого дома, где холоднее всего, обитает Чудова Рать. Ее никто не видит, но иногда, в сумерках, если смотреть из окон Главной башни, можно различить тусклые огни в заброшенных избах и тени, рывками скользящие по стенам Третьего Круга.

Закрываясь от пронзительного холода, я шла к этим стенам. Солнце уже почти опустилось, и облака, подсвеченные снизу бликами ярко-рыжего, будто лисьего меха, пробегали по синим теням спящего города.

В Третьем Круге повсюду виднелись следы битвы, отгремевшей здесь три сотни зим назад: занесенные снегом курганы из человеческих костей, пробитые щиты и сломанные копья. Каменные обломки, скорбно взирающие на колдунов нового времени, и их оплавленные края, еще хранящие обрывки защитной рунической вязи. Говорят, прежде чем рухнули стены и по улицам города потекла кровь, Галлая, приближенная царя Полуночи, изрекла перед враждующими воинствами вещие слова. Она предрекла возрождение — Весть о Полуденном царе.

Но кто знал, что возрождение начнется с появления не только еще одного колдовского царя, но и Чудовой Рати?

Колдуны прошлого, отдавшие свои души взамен на силу Нижнего мира. Позволившие теням разместиться в их телах, поделившие с ними свое естество… Не стареющие. Безумные. Опасные. Они вынесли столетия заключения под землей и превратились в нечто. Чуждое, дикое, непонятное.

Что снилось им, заточенным под землей? Быть может, стены родного города? Ради него ли они присягнули Ворону? Или ради силы?

Что ж, колдовство крови умеет исполнять желания: те колдуны теперь сильнее всех, но вернулись сюда лишь проклятыми, заложными душами. Превратились в тени тех колдунов, что обосновались сейчас в крепости, и их повелитель, Ворон, сам стал подобен тени Дарена…

Дойдя до камней с защитной вязью, я очертила вокруг себя круг и закричала:

— Явись тот, кто называет себя Вороном!

Ворон не его истинное имя. Лишь одно из многих. Чем бы он ни был, он пришел из небытия, чтобы сделать все живое частью своего воинства. Но, как и над всем, имеющим чудову природу, обереги и заклинания богов Верхнего мира обладают над ним слабой, но все же властью.

Я резанула ладонь, и кровь заструилась вниз. Тень вынырнула из-под мерзлой земли раньше, чем капли успели застыть на ней. Я бросилась в сторону, закрывая черту зачарованным клинком.

— Белой тебе дороги, ученица, — прошипело чудовище губами моего наставника. — Ну что, нравится тебе Город-на-Облаках? Такой ли, как себе представляла?

Один глаз у него закрывала черная плотная повязка, но я знала, что там воткнута игла, связывающая в одного человека Ворона, воеводу Чудовой Рати, и человека, заменившего мне отца.

Тем временем Ворон с интересом осмотрелся: взгляд его скользнул по черте, по каменным обломкам, из которых я выложила второй обережный круг.

— Круг из старой защитной вязи? — он похлопал в ладоши. — Умно. Удержит человека, колдуна или чудь… Вижу, ты подготовилась.

Стараясь не всматриваться в лицо, я рванула к нему. Ворон резко качнулся вперед, но я ушла вниз и, выхватив второй клинок из голенища, по короткой дуге крутанула его вверх.

— Лесёна! — гаркнул Ворон голосом Феда.

Имя, произнесенное им, шибануло не хуже ответного удара. Рука дрогнула, клинок прошел мимо, и я, неловко кувыркнувшись, упала в снег.

Именно Фед нарек меня Лесёной и выхаживал после червенского плена, именно он оставался со мной, когда я была не опаснее котенка. Фед привез меня в Обитель, где пробудился мой колдовской Дар, учил всему, что я знала о колдовстве и жизни в Светлолесье.

— Не можешь, — хрипло рассмеялся Ворон. — Не можешь убить меня в этом теле.

Я осела еще ниже, уперлась рукой в колени, пытаясь отдышаться. Он прав. Не могу. Нет.

Сегодня Ворон посмел напасть на Минта и помешал мне добраться в башню Крыльев, тем самым оставив с пустыми руками. Я на волосок от клейма изменницы, и мне нечем выкупить свою жизнь. Кто продолжит борьбу с Вороном, если меня не станет? Минт? Но если у нас с ним одинаковый срок жизни, значит ли это, что мы погибнем вместе?

Взрыхляя под собой снег, я отползла за вторую защитную черту. Слабая… все еще слабая.

— Тебе станет легче, если я скажу, что ты бы все равно не преуспела?

Ворон осклабился и присел на корточки, чуть наклонив голову и заглядывая мне в глаза. Одна половина лица, та, под которой была спрятана игла, почернела и высохла. Ворон тянул из Феда соки, и даже связующее заклятье не могло ослабить жажду существа из Нижнего мира. То ли сумерки, то ли его собственная темнота, но даже снег рядом с ним выглядел еще более холодным и тусклым. Тени, падавшие на его глаза, были не такими черными, как пустота в его зрачке. Потому что даже в тени таилась кроха света, но в глазу Ворона — лишь беспредельная тьма. Беспредельный холод.

И голод.

— Ты сожрал Феда, да?

Ворон чуть наклонил голову и сказал голосом наставника:

— А тебе меня не хватает?

Я не позволила себе отвести взгляд, но с трудом выдержала его. В Вороне теперь странным образом смешивались черты Феда, его игривость и манерность, но в то же время в этом было нечто потустороннее. От него веяло такой беспросветной тоской, таким безрадостным будущим, что сердце стыло при виде музыканта, чье сердце теперь навеки оказалось брошено в этой тюрьме, руки больше не могли касаться струн, а голос больше не пел…

Глаза распекло влагой, к горлу подкатил вязкий ком.

— Я не разговоры пришла сюда разговаривать.

— Зря. А я так ждал… А уж как ждал он, твой наставник!

— Фед мертв. А ты, тварь, не суйся больше к Минту, — хотела бы я, чтобы мой голос не дрожал, был тверже, но слова сорвались с губ вместе с дрожащим паром, и Ворон понимающе поджал губы.

— Бояться не стыдно.

Он протянул руку и, без преград пересекая защитное колдовство, вытер с моей щеки слезу.

— Я покажу тебе кое-что.

От его прикосновения я вся заледенела, а воздух вышел из легких. Оберег полыхал под душегреей, но в глазах уже темнело… Тьма схлопнулась, и в ней, как по дну торфяной реки, поползли мутные образы.

Ветви, ветви, ветви.

Мглистый лес шумел, не в силах скрыть под пологом ветвей творящееся колдовство. Чары набегали волнами, просачивались в холодную землю вместе с кровью и силой того, кто ткал их.

— Убейте.

Чудь льнула к кровяной дорожке, услужливо целовала край накидки колдуна, отдавшего приказ убить нас с Терном.

— Прочь! — взревел чей-то голос, и нас с Вороном отшвырнуло в разные стороны.

Перед глазами еще прыгали, царапая щеки, еловые лапы, оберег все еще горел пламенем, когда я наконец вдохнула ледяного воздуха.