— А я готовила женщин для его отца, когда он ещё был мальчишкой, а теперь готовлю женщин для него, — с гордостью отвечает она и берёт в руки банку с воском. — Не бойся, я всё сделаю быстро, ничего и не почувствуешь.

Она, конечно же, соврала. Эпиляцию там я ещё не делала ни разу. И, надо признать, на время все мои проблемы и переживания просто исчезли. Их затмила жуткая боль между ног. А когда всё закончилось и Саадат приложила к воспалённой коже ледяную, влажную ткань, я едва не заплакала от облегчения.

Платье из шёлка на мне сидит идеально. Как не тошно это признавать. Будто сначала с меня сняли мерки, а потом пошили, хотя это, конечно, чушь.

— Кому оно принадлежало? — спрашиваю зачем-то. Хотя какая мне разница?

— Никому, — отвечает Саадат, вздёрнув бровь. — Ты что же, считаешь, наш великий эмир станет одевать своих женщин в одно платье? Для тебя уже приготовили много красивой одежды. Захочешь — каждый день будешь надевать новую. А если эмир будет тобой доволен, получишь платье, расшитое золотом и драгоценными камнями. И много-много украшений.

Я предпочитаю стиснуть челюсти и поджать губы, чтобы не спросить, за какие такие заслуги здесь дарят драгоценности. И так всё понятно. Теперь ясно, отчего наши охотницы за богатыми женихами так рвутся в Эмираты. Шейхи, оказывается, щедры до невозможности. Только вот, кроме щедрости, обладают ещё уймой качеств. Увы, не очень хороших. Они надменны, не принимают отказов, не уважают свободу выбора других, похищают женщин и… Боюсь, всего я пока не знаю.

— Вот теперь ты готова. Сейчас только закончим причёску и наденем вуаль. Сегодня тебя ждёт незабываемая ночь, красавица.

О да… В этом я как раз ничуть не сомневаюсь. Проглатываю рвущийся наружу вопль отчаяния и заставляю себя успокоиться.

Шейх — всего лишь человек. Не совсем обычный, возомнивший о себе невесть что, но человек. Я смогу с ним договориться, если буду действовать правильно. Знать бы ещё, как оно… Правильно.

________________________

Абу Рейхан Мухаммеде ибн Ахмед аль-Бируни означает: Мухаммед, отец Рейхана, сын Ахмеда из Бируни.

ГЛАВА 11

Саадат заводит меня в комнату, отпускает локоть, который всё это время сжимала своей стальной хваткой. Правду говорят, что арабские женщины очень сильные.

— Платье не помни. Сразу же после осмотра выходи. Мы уже опаздываем, — и выскальзывает в коридор.

Жаль. Я почти привыкла к ней. Обвожу взглядом светлое помещение, жмурюсь от яркого света. Шейх же вроде не любит такое освещение? И по мере того, как до меня доходят слова Саадат, сердце в груди снова начинает колотиться, словно птица в клетке.

В углу комнаты я замечаю ещё одну женщину. Она, кажется, не обращает на меня внимания, молча раскладывает на белом полотенце какие-то инструменты. А до меня, кажется, начинает доходить.

Дверь, конечно же, оказывается закрытой. Её держит кто-то снаружи. И, попытавшись её толкнуть, слышу голос Саадат.

— Делай, что говорят, не заставляй меня входить!

— Проходи, ложись здесь! — слышу властный оклик и не сразу понимаю, что этот громогласный голос принадлежит женщине, которая со мной в комнате.

Вот почему здесь так отвратительно светло. Это что-то типа смотровой. Жуткая комната.

— Со мной… Со мной всё нормально. Я девственница, — отчаянно не хочу, чтобы эта баба ко мне прикасалась. Со спины она похожа на горбатого гоблина из какой-то детской страшилки.

— Ложись, я должна тебя осмотреть! Быстро! — повышает голос бабища, а я понимаю, что выхода нет. Сейчас сюда вломится Саадат, и они разложат меня на этой кушетке, как лягушку для препарирования. Мерзко…

Благо гинекологического кресла здесь нет. Оно на меня наводит тихий ужас даже в мирное время, сейчас и подавно. Впрочем, хватит и этой бабы.

Ложусь на белую простынку, раздвигаю ноги и закрываю глаза. Интересно, здесь бельё вообще положено? Или меня так и будут таскать по дворцу шейха без трусов. Как же мерзко всё-таки, а…

Пока женщина грубо орудует у меня между ног, я думаю о всякой чепухе. Не стоит сейчас вникать во всё происходящее. Выводы мне однозначно не понравятся. И эта баба у меня в промежности — лишь цветочки.

Осмотр заканчивается неожиданно быстро. Женщина помогает мне подняться, сама поправляет платье. Потом берёт зачем-то кровь из вены и ни на один вопрос не отвечает. А после выводит меня за дверь без всяких разговоров. Там я снова попадаю в руки Саадат, и две ведьмы быстро о чём-то перешёптываются.

— Пойдём, красавица. Эмир будет рад, когда узнает, что ты невинна. Это очень хорошая новость!

Замечательно просто. Я теперь стала ещё более лакомым куском для ненормального араба. Осталось надеться, что он всё-таки не насильник, и я смогу выбраться из этого дворца. Рано или поздно…

— Пришли. Теперь слушай меня внимательно, — мы останавливаемся перед двойной огромной дверью, у меня начинают трястись поджилки. — Когда войдёшь, поклонись эмиру. Ни на кого не смотри. Ступай маленькими шагами и смотри себе под ноги, — поправила тонкую вуаль, волосы, взяла меня за плечи. — Не груби господину и не открывай рот, пока тебе не позволят говорить. И не устраивай истерик, а то я тебя изобью! Всё, иди! — дверь передо мной открылась, и я сходу окунулась в праздник. В приглушённом свете, будто змеи, грациозно извиваются танцовщицы. Они танцуют в центре круга из диванов и столиков, за которыми сидят мужчины. Их немного, но мне тут же становится не по себе от их внимания. Стихают разговоры и смех, даже музыка, кажется, становится тише. И стены начинают давить…

Сбежать бы, но там, за дверью, Саадат, которая обещала избить. А может, мне просто не хочется спасовать перед шейхом?

Виновник торжества восседает в центре. Один на диване, перед ним кальян и поднос с чаем. Смотрит на меня пристально, его улыбка гаснет, и глаза начинают блестеть. Восхищенно… Он смотрит на меня с восхищением. Боевой настрой тут же теряется, я чувствую, как обжигает щеки румянец. Благо на мне вуаль, и никто не видит лица. Только глаза. Глаза, которые я должна была опустить.

Остальные гости угощаются алкоголем, заедают фруктами и какими-то закусками, а танцовщицы продолжают вилять перед ними бёдрами и голыми животами. Красиво.

Я почему-то представляю себя в этой одежде, и сердце заходится от волнения. Я всегда любила Восток. С его загадками, танцами, красивыми, романтичными сказками. И мне вдруг начинает казаться, что я тоже угодила в сказку. Но это длится совсем недолго. Шейх поднимает руку, манит меня властным, уверенным движением, и я тут же вспоминаю, при каких обстоятельствах я тут оказалась. Не особо романтично так-то.

Задрав подбородок, иду к нему и, остановившись перед его столиком, смотрю эль Хамаду в глаза.

— Ты хотел меня видеть?

Сбоку слышатся шепотки — это его друзья меня обсуждают.

— Тебе неизвестно, как нужно приветствовать своего господина, Райхана? — разглядывает меня, развалившись на диване и закинув руки на спинку.

— Я не Райхана. Меня зовут Ирина. И ты не мой господин, — отвечаю, глядя прямо. Не склонюсь. Только не здесь, не при этих людях.

— Аллах, какая женщина! — смеется мужчина с соседнего дивана. Рядом с ним сидит танцовщица и, кажется… Нет, не кажется. На ней нет верха. Совсем ничего. Только юбка. Но юбка, как известно, грудь не прикрывает. — Брат, что это за прекрасное создание? — поворачивается к шейху. — Познакомишь?

А вот эль Хамад его радости не разделяет. Смотрит на меня пристально, склонив голову чуть вперёд. Освещение здесь слабое, почти интимное, оттого и кажется, будто его глаза становятся ещё чернее. Чернее ночи. И блестят, будто у пантеры. Кстати, а где его премилая домашняя кошечка?

— Это моя… — эль Хамад будто специально растягивает фразу, а когда я вытягиваю шею, чтобы наверняка его расслышать, усмехается и… Не договаривает.

— Я Ирина! Переводчица из России! Халим эль Хамад меня похитил! — объявляю громко, чтобы перекричать музыку. И желаемого добиваюсь. Теперь на меня смотрят даже те, кто не обратил внимания изначально.

— Наложница. Моя наложница, — всё-таки договаривает шейх. — И, да, я её похитил.