Анастасия Соболевская

Пояс отчуждения

Глава 1

Ей снова снилось, как четверо солдат дневного патруля Сектора 7 избивают человека. Мужчина, лица не видно, тёмно-серая форма с серебряными вставками… Значит, он из Пирамиды. Несмотря на попытку отбиться, солдаты вытащили его из кабины грузовика и дали под дых. Он согнулся, повалился на землю, а озверевшая в своей узаконенной безнаказанности четвёрка блюстителей порядка начала молотить его резиновыми дубинками со стальными набалдашниками, которые генерал Бранд запретил ещё три месяца назад. Один ударил мужчину ногой по лицу, тот заревел и схватился за челюсть, а начальник патрульной команды продолжал спокойно подпирать спиной обшарпанную стену бывшего склада и невозмутимо тыкать в экран планшета.

Она пряталась за другим углом, притаилась, как зверёныш за деревом, и глядела, как жертва произвола пытается спастись под машиной. Она сама не поняла, как в её руке оказался железный прут. Он был жёстким и шершавым. Ржавые струпья царапали детскую кожу.

Её битва против четверых была короткой и глупой. Она успела отогнать от мужчины только одного солдата, а потом упала рядом, схватившись за разбитый висок. Железный прут выпал из рук. Мужчина уже лежал без сознания, а его лицо было залито кровью.

— Отставить! Отставить!

Это кричал начальник команды. Планшет остался валяться у стены. Он с силой оттолкнул солдат от девчонки.

— Сучка меня укусила!

— Отставить, я сказал! Это девка Адлера, ослеп?!

— Не ослеп.

Последовал сильный удар по спине. Рука ребёнка сама потянулась за железным прутом. Нога в тяжёлом военном ботинке оттолкнула железку. Чьи-то невидимые руки потащили её в сторону и оставили у щербатой стены.

— А если она нас сдаст?

— Кому?

Огромный чёрный кулак камнем опустился ей на лицо. Темнота.

Она распахнула глаза и уставилась в безразличный серый потолок. За окном шумел опостылевший ливень, гремел гром. Простыня пропиталась потом, а скомканное одеяло лежало в ногах. Жарко. Она перевела дыхание и вытерла лоб. Брат говорит, что ей надо чаще пить «Альпраксил», чтобы перестали сниться кошмары, но это были не простые ночные кошмары. Это были воспоминания.

— Как спала? — спросил Кай, отправляя в рот подгоревший кусочек яичницы.

Яйца, чёрный хлеб. Сегодня, как и многие дни до этого, это скудное меню было их единственной едой на завтрак, обед и ужин.

— Как младенец, — ответила Айла и села за обеденный стол. Брат уже почти всё съел, а ей кусок в горло не лез.

— Ты снова кричала, — сказал он. — Подошёл к тебе, а ты мне чуть в ухо не врезала.

— Не помню такого.

— Конечно, ты же даже не проснулась.

— Это откуда? — спросила Айла, взяв из вазы два сочных апельсина.

— Сторговался с начальником. Отдал ведро угля.

— Они не меньше трёх стоят.

— Я умею убеждать.

— Что ты ему продал?

Кай поджал губы. Сестра всегда знала, когда он врёт.

— Отцовский портсигар, — ответил он, уткнувшись в тарелку. — Он ещё на зажигалку позарился. Но я не отдал.

— Могло быть и хуже.

Парень улыбнулся.

— Ты лучше ешь.

Айла взяла нож и разрезала один из апельсинов пополам. От сочного цитрусового запаха сразу засосало под ложечкой.

— Откуда у тебя вообще взялся уголь? — спросила Айла, отправив в рот сочную кисло-сладкую мякоть.

— Оттуда же, откуда и всё остальное.

— Воровать плохо, ты знаешь?

— Если мы не говорим о людях, чьи рожи вот-вот треснут от жира. Мне на неделе выпали смены с самым вредным дежурным по порту. Он скорее повесится на своих подтяжках, чем даст грузчику утащить домой хотя бы одну картофелину или кабачок для «Мэссив Генетик». Придётся снова воровать обед из столовой.

— Ты бы лучше сам ел. Я-то в кабинете сижу, а ты таскаешь тяжелющие ящики.

— И что? Тебе в обед дают одни чёрствые булки. Министерство продовольствия ещё называется.

— Я младший сотрудник, мы все так едим.

— Неправда. Они относятся к тебе как к дерьму.

— Сам знаешь, почему. Я привыкла, и ты привыкни.

Кай фыркнул.

— Ты целыми днями регистрируешь продовольственные карты. Скажи, если бы не камеры, ты бы украла хотя бы пару золотых?

Айла задумалась.

— Наверное. Хотя проще было бы съездить охраннику по роже во время досмотра, когда лезет своими лапами куда не надо, — села бы на двадцать суток. Говорят, в тюрьму поступают только серебряные карты. Хоть поела бы нормально.

— Сволочи.

— Сколько на нашей осталось?

Кай достал из кармана синюю карточку с чёрными квадратными полями.

— Восемь.

— Негусто.

— Хватит на батон и десяток яиц. До понедельника дотянешь.

Айла молча заскребла кусочком хлеба по тарелке. Кай знал, что такое молчание сестры не значило ничего хорошего, но промолчал.

Настенные часы пробили девять. За окном зазвучала громкая торжественная музыка, которая служила неуместным контрастом унылой обстановке за окном и в доме. Им следовало бы встать, но брат и сестра выслушали гимн сидя. Из невидимого динамика раздался красивый раскатистый мужской голос:

— ПИРАМИДА — ЭТО НАДЕЖДА. «ТРЕАНГУЛ» — ЭТО СИЛА. СТЕНА — ЭТО МИР.

Голос замолчал, как и музыка.

— Пора, — выдохнул Кай, взглянув на светящийся циферблат настенных часов, и взял сестру за руку. — Ты как?

Он был старше её всего на десять минут, но всё равно считал себя её покровителем.

— Нормально, — сказала она и после паузы добавила: — Ты не передумал?

Он боялся услышать в голосе сестры эту надежду.

— Я не имею на это права.

— Ты им не раб. Ты ещё можешь отказаться и не ехать!

— Так будет лучше, ты же знаешь.

— Не будет! — Айла вырвала руку из руки брата. — Я не готова обменять тебя на килограмм моркови и мяса. Я хочу, чтобы мы с тобой жили нормально!

— То, что ты видишь вокруг, не имеет ничего общего с нормальной жизнью, Айла. — Его сердитые, серые, как асфальт, глаза излучали уверенность. — А теперь у тебя появится шанс. Так будет лучше.

Когда они вышли из дома, Айла обнаружила на входной двери огромную надпись, оставленную при помощи баллончика с краской. На сей раз аноним призывал младших Адлеров просто сдохнуть. До этого он желал им сгореть в Преисподней. Не было никаких сомнений, что охрана сама пропустила этого борца с мнимой несправедливостью во двор. Кай уже ловил их на взятке и сказал полковнику Скарпу, тот передал генералу, да без толку — бригады сменяли друг друга, но надписи всё продолжали появляться на двери и стенах, а охранники так и стояли по периметру их забора, делая вид, будто ничего не случилось.

Они не стали стирать оскорбление, времени уже не было.

Погода выдалась наимерзейшая. Тяжёлые тучи гнездились толстыми тушами на крышах многоэтажек в двух кварталах от дома и готовились разразиться новым затяжным холодным ливнем, дул колючий ветер, но Кай наотрез отказался кутаться в шарф, быстро юркнул мимо охранника и сел в старый «Мавис».

В зеркале заднего вида подпирали небо высоченные трубы, из которых сочился жирный чёрный дым. Говорят, если бы не понатыканные по всему городу заводы, которые после строительства Стены одиннадцать лет назад начали работать круглые сутки, привычному теплу бы никогда не пришла на смену мешанина из капризов погоды, сводившая на нет любые старания синоптиков предсказать очередной её поворот. Теперь же никого не удивляло, когда адская июльская жара в течение нескольких часов могла непредсказуемым образом смениться дождём, а новогодний снегопад — палящим солнцем и горячим ветром. Правда, в последние полтора года эти погодные чудеса практически сошли на нет, уступив место стабильному дождливому октябрю, который лишь дважды вытесняла изнуряющая жара.

«Мавис» в толчее других машин приближался к мосту. Автомобиль достался Каю от отца, и тому на правах наследника не всегда нравилось, когда трогали его вещи, что в особенности касалось его балбесов-друзей. Но Айле он позволял делать в его автомобиле всё, что она хотела, даже закидывать ноги на переднюю панель, что она и сделала, едва разместившись на пассажирском кресле рядом с водителем. Она никогда не сидела в автомобиле нормально. Она не убирала ноги даже во время проверки документов — совала карту постовому, постукивая носком по лобовому стеклу, и тот обычно не лез к ней с лишними вопросами. Хотя какие у него могли возникнуть вопросы после того, как он читал фамилию водителя и пассажирки на затёртом куске пластика? Но некоторые всё-таки лезли в бутылку и держали их автомобиль несколько бесконечно долгих минут. «Зачем едете? Куда? Кто может это подтвердить?»

Вдоль набережной тянулись голые чёрные деревья, которые впивались в пасмурное небо тонкими узловатыми сучьями — на них то тут, то там сидели взъерошенные, как после драки, вороны. Утро походило на вечер. Большое табло чёрным кубом нависало над площадью Пяти дворцов и отсчитывало время до окончания действия соглашения «Умеренность», которое бы ознаменовало собой снос проклятой Стены: 88 лет, 9 месяцев, 3 недели, 2 дня, 5 часов, 13 минут, 8 секунд, 7 секунд, 6 секунд, 5…

На горизонте, на острове Ринг синими и белыми огоньками вертолётной площадки сверкала верхушка пирамиды «Мэссив Генетик».