8

Я просидела в кресле не меньше получаса, но наконец собралась с силами и пошла в ванную принять душ и почистить зубы перед сном. Вела туда примыкавшая к спальне гардеробная. За дверью меня встретил терпкий, бодрящий запах кофе — крепкого, без сахара и сливок, какой Сэм и любил. Для меня этот запах ассоциировался с мужественностью, стойкостью и собранностью.

Я включила свет, и, вопреки моим ожиданиям, открытые стеллажи оказались забиты битком. Можно было подумать, что Сэм все еще живет здесь, а не в каком-то другом доме с будущей матерью своего потомства.

Может быть, копаться в чужих вещах это и дурной тон, но я пробежалась пальцами по бесчисленным пиджакам и блейзерам из теплого твида и летней вискозы всевозможных цветов и оттенков: от песочных до глубоких черных. Рубашки были белыми и идеально отглаженными. Всего несколько пар джинсов, но в основном брюки. Нет, может быть, он стал нетерпеливее, но пристрастия в одежде сохранились.

Мое внимание привлекла бордовая коробка, видневшаяся за стопкой рубашек поло. «Ты будешь гореть в аду», — предупредил внутренний голос, но руки сами собой потянулись к ней, вынули и поставили на пол. Я бы узнала ее из миллиона: это была коробка из-под моих туфель, которые мы вместе с Сэмом купили мне на выпускной. Усевшись на коленки, я стащила слегка надрывавшуюся по углам крышку, чувствуя трепет. Внутри оказались два билета на «Ла-Ла Ленд» с нашего первого официального свидания; альбом с общими фотографиями, украшенный мной наклейками в форме сердечек; шуточный коллаж «Сэм Стоун отказался от поста премьер-министра Великобритании ради Олдерни», который я сделала из газетных вырезок и его портрета; мой рождественский подарок Сэму — кожаный брелок с надписью «Самый сексуальный зануда на свете»; засушенная розочка-бутоньерка красного цвета, она была в его нагрудном кармане, когда он делал мне предложение; красная бархатная коробочка из-под помолвочного кольца. Я раскрыла ее, задержав дыхание, но она оказалась пуста. Конечно, Сэм не хранил фамильное украшение из белого золота с крупным бриллиантом где ни попадя. А на самом дне лежал сложенный вчетверо лист бумаги. Я развернула его и узнала почерк Сэма.

...

«Любимая Роуз,

я начинаю это письмо, наверное, в миллионный раз и не знаю, смогу ли когда-нибудь закончить… Прошло два месяца, как ты переехала в Лондон, а я вернулся на Олдерни. Какая ирония судьбы, что мы не можем жить в одном месте одновременно, хотя нет ничего, чего бы мне хотелось больше. Просто быть рядом с тобой.

Каждый день я прокручиваю в голове наш последний разговор и не понимаю, как можно было добиться другого исхода. Наверное, впервые в жизни я зашел в тупик, из которого не могу найти выход, и все мое хваленое образование тут совершенно бесполезно. Работа на телевидении — твоя мечта, и я не имел права просить отказаться от нее. Меня же вырастили с мыслью, что самое важное — это с гордостью нести титул лорда и… Черт, я отхожу от темы…

Роуз, я хочу купить билет в Лондон, заявиться к тебе в общежитие и умолять, чтобы ты приняла меня обратно. Но… Я понимаю, что в этом нет никакого смысла, потому что нет компромисса, который бы сделал счастливыми нас обоих. Поэтому… Господи, как же это неправильно… Я не хочу это писать, мне даже думать больно об этом, но, наверное, лучше оставить все как есть, чтобы каждый из нас мог делать то, что считает нужным.

Я верю, что однажды ты добьешься больших успехов, а я буду издалека смотреть выпуски вечерних новостей, которые ты ведешь, и радоваться за тебя. Потому что ты будешь на своем месте. Там, куда ты так отчаянно хотела попасть. Я же буду здесь, на Олдерни, делать то, что делает каждый мужчина в нашем роду, — оберегать остров от бед.

Роуз…

Завтра я снова попробую дописать это письмо…»

Дрожащими руками я вновь сложила лист и убрала в коробку. Щипали нос и глаза, но я сдерживала слезы. Мы потеряли такую прекрасную любовь. Я вернула коробку на место и похлопала по щекам. Это все в прошлом.

В прошлом!

Сэм сделал свой выбор, он поставил точку. И это письмо лишь подтверждение тому, что нам не суждено быть вместе.

В ванной я обнаружила его зубную щетку и набор шампуней, гель для душа и туалетную воду. Либо он часто бывает у родителей, что казалось мне странным, учитывая наличие девушки, либо соврал насчет Харпер. Может быть, он хотел вызвать ревность, как сделала я, выдумав Аруна?

Я вытащила телефон, впервые за семь лет ввела имя Сэма в поисковой строке и ахнула от удивления. На большинстве фотографий с разных мероприятий он был запечатлен рядом с невероятной красавицей! Платиновая блондинка Харпер Джексон была как минимум на голову выше меня, обладала идеальными пропорциями лица и фигуры — слишком идеальными, чтобы иметь их от природы, — и, если верить репортерам, располагала таким внушительным наследством, что могла бы содержать всю Англию на протяжении десяти лет.

Совершенно потрясенная, я присела на бортик ванной и, не веря своим глазам, пролистывала одну фотографию за другой. Бывшая однокурсница Сэма, как было написано в одной статье, год назад оставила гламурную жизнь в Лондоне и переехала на крохотный остров в проливе Ла-Манш, чтобы быть рядом со «своим любимым лордом Сэмом Стоуном». Прямо как цыпочки, которые переезжали к моим фермерам. Под статьей находились две фотографии: на левой — Харпер в фешенебельном ночном клубе пьет шампанское за четыреста фунтов в окружении таких же богатеньких красоток с ногами от ушей; на правой — идет по пляжу Олдерни под руку с Сэмом, опустив глаза и мечтательно улыбаясь. Разница между снимками была колоссальная, а масштаб поступка Харпер попросту оглушал.

Я уехала с острова, чтобы построить карьеру, а Харпер, которая наверняка могла позволить себе жить где угодно и как угодно, выбрала Сэма и этот чертов остров. И за это Сэм точно должен быть полюбить ее, если нечеловеческой красоты и гигантских деньжищ для этого было мало. Их история могла бы лечь в основу выпуска моей передачи!

Я отложила телефон, приняла душ, переоделась в любимую фланелевую пижаму в вертикальную зеленую полоску и забралась на широкую кровать, всячески избегая мыслей о том, что когда-то делила ее с Сэмом.

В тот день девять лет назад в библиотеке я не могла оторвать от него глаз: следила за тем, как он снимает книги с верхних полок, не используя приставную лесенку, с открытым ртом слушала его рассуждения о том, что необходимо строить новый бассейн, впитывала запах кофе и просто наслаждалась его присутствием. В отличие от других моих знакомых он хотел прыгнуть выше головы, изменить не только себя, но и мир вокруг. Его идеи были глотком свежего воздуха на застрявшем в прошлом Олдерни.

— Твой отец владеет отелем, если я не ошибаюсь?

Сэм сел на кожаный диван рядом со мной. Наши колени соприкоснулись, и жар невиданной силы разлился от этого места по всему телу. Я боялась пошевелиться, чтобы не разорвать возникшую связь. Мысли вдруг стали путаться, и, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость, я только осторожно кивнула.

— Туризм — наша самая сильная сторона, — продолжил говорить Сэм. — Отец правильно делает, что поддерживает туристическую инфраструктуру, но и о других отраслях нельзя забывать.

— Почему? — спросила я скорее ради поддержания разговора, поглядывая на наши колени. Дырка на моих потрепанных джинсах стала казаться больше на фоне его элегантных светлых брюк.

Удивительно, что Сэм будто не замечал этого прикосновения, тогда как моя кожа звенела, точно наэлектризованная.

— Я думаю, что отец хорошо руководит островом, но в администрации слишком много консерваторов. Их бы встряхнуть как следует. Нужно что-то придумать, а то молодежь бежит с острова. Я хочу создать новые рабочие места, чтобы молодые люди тоже могли реализовывать себя, посадить виноградники, построить новый кинотеатр, может быть… — Сэм на секунду замолчал, но потом покачал головой. — Нет, открыть тут университет — это заоблачная мечта.

— А было бы здорово, — сказала я, вновь подняв на него взгляд. — Например, Колин из моей параллели совсем не хочет уезжать.

Голубые глаза Сэма в обрамлении длинных темных ресниц воодушевленно загорелись, и он подался ко мне ближе, уперев локти в колени. Между нашими носами оставалось не больше двадцати сантиметров, и мой взгляд то и дело опускался к его губам. Сердце гулко стучало в ушах, и я едва дышала.

— Расскажи мне о Колине.

— Ну… — протянула я, чувствуя, как щеки вспыхивают от смущения.

Зачем я упомянула парня, с которым целовалась на Пасху, решив, что уже пришло время попробовать? Мои щеки запылали с новой силой, когда я вспомнила, что поцелуй оказался с привкусом лука.

— Колин мечтает стать инженером, разрабатывать автомобили. Так что на острове ему делать совершенно нечего. Тут вообще с работой не очень.

К моему разочарованию, Сэм отпрянул.

— Вот об этом я и говорю! Мало ли что тут было сто лет назад? Нужно идти в ногу со временем. Надо сделать остров привлекательнее для молодежи.

— Хороший план, а то тут скукота смертельная и никакой перспективы, — сказала я и тут же пожалела, потому что Сэм недовольно поджал губы.