— Приехал! — воскликнул Роберт, задыхаясь от радости.

— Не мог пропустить торжество в честь вашей победы, лорд Стоун, — с усмешкой и в то же время с абсолютным благоговением ответил Сэм.

Тогда я впервые узнала о бабочках в животе, которых он смог пробудить одним своим голосом. Они трепетали, щекотали меня, вызывали неконтролируемую улыбку.

Роберт поднял бокал с шипящим шампанским.

— За моего сына Сэма! Я уверен, настанет день, когда он займет мое место!

В этот момент мне надо было выскочить из-за стола и со всех ног бежать прочь из особняка. Будущее вело Сэма обратно на Олдерни, а меня — на лондонскую телестудию. Но я не убежала, забыла о папе, уперлась подбородком в ладонь и, не отрываясь, следила за каждым движением Сэма. Сначала он говорил со своим отцом, склонив к нему голову, потом обратил свое внимание на гостей: переходил от одного гостя к другому, внимательно слушал, иногда кивая с мягкой улыбкой на красивых губах.

— Роуз? — с явным удивлением в голосе спросил Сэм, когда очередь дошла до меня.

Я подняла на него взгляд. До этого момента я не замечала, какими синими были его глаза. В них хотелось нежиться, как в искрящемся на солнце июльском море. Когда он присел передо мной на корточки, я узнала, как вкусно и по-мужски он пахнет кофе и сосновыми иголками.

— Привет, — пробормотала я.

С моим телом происходило что-то странное. Пульс ускорился, в груди стало тесно, а к щекам прилила кровь, будто я пробежала марафон.

— Не ожидал тебя увидеть, — бархатным голосом сказал Сэм. — Что ты здесь делаешь среди этих зануд? Неужели решила податься в политику?

— Я хотела податься в твою библиотеку. А ты тоже зануда? А то что-то ты очень комфортно себя чувствуешь рядом с ними.

Сэм лукаво улыбнулся. Всего лишь улыбнулся, что такого? Но сердце екнуло от восторга.

— Я самый ужасный зануда из всех, — без доли сожаления признался Сэм и протянул мне руку. — Пойдем, я провожу тебя.

6

В уборной я повернула золотой кран и умылась ледяной водой, пытаясь привести мысли в порядок. От воспоминаний сердце все еще колотилось в бешеном ритме. Каре-зеленые глаза блестели от непролитых слез. Начало наших отношений было настолько волшебным, что мне завидовала каждая девчонка на острове. Что уж скрывать, я сама себе завидовала! И к чему это привело? Семь лет беспросветного одиночества. Но я справилась тогда, не стану размазывать сопли и сейчас.

Я вытащила завибрировавший телефон из заднего кармана джинсов и увидела новое сообщение.




Я уже хотела убрать телефон, потому что не знала, что на это ответить, как появилось еще одно сообщение.



Это было ложью.



Последнее слово напомнило об Аруне. Надеяться на то, что эта тема больше не всплывет, не приходилось. Я открыла пинтерест и нашла фотографию индуса с тюрбаном, который мог бы сойти за выросшего в Лондоне хозяина кофейни в Камдене. Потому что второе правило телевизионщика звучало так: у любой новости должно иметься визуальное доказательство, даже если оно сфабриковано. Потом я выбрала несколько своих фотографий и отправила их Кейт.



Не прошло и минуты, как на экране отразился ответ.




Много лет назад Сэм сказал мне: «У меня пересыхает во рту, как только ты появляешься в поле зрения». Видимо, он не преувеличивал, потому что стоило мне зайти в бар, как около меня появлялся какой-нибудь незнакомец. Правда, большого счастья мне это не приносило. Один пытался утопить меня в слюнях, у другого оказались потные ладони, у третьего — слишком волосатые руки. И это в комплекте с мозгами не больше грецкого ореха.




Я писала сообщение, пытаясь объяснить, что заставило меня соврать, но Кейт оказалась смекалистей.



Последовала тишина, которую нарушил стук в дверь.

— Роуз, если ты решила утопиться в раковине, то скажи сразу, — послышался нетерпеливый голос Джейми с другой стороны. — Я тогда узнаю у Сэма, где тут другой туалет.

— Уже иду! — крикнула я. — И кстати, самоубийцы не предупреждают заранее. Только если хотят, чтобы их остановили!

— Мне все равно. У меня сейчас мочевой пузырь лопнет.

Я хихикнула, спрятала телефон в карман и вышла из уборной. Джейми, пританцовывая, проскочил мимо меня внутрь. На долю секунды я подумала о том, чтобы дождаться его и вместе пойти в столовую, но потом оставила эту мысль. Я взрослая независимая женщина, и встреча с бывшим не способна выбить меня из колеи. К тому же у меня есть красавчик жених.

Столовая выглядела точно так же, как семь и, наверное, сто семьдесят семь лет назад. Добрых три четверти комнаты занимал длинный деревянный стол, за которым в девятнадцатом веке сидели сами королева Виктория и принц Альберт во время своего визита на остров. Здесь как раз строился форт, который позднее назвали в честь принца Альберта. Я провела ладонью по спинке стула, на котором обычно располагался Сэм. Дерево было темно-коричневым и теплым на ощупь. Пока мы с Сэмом встречались, его родители часто устраивали обеды, на которые звали и моих маму с папой. Во время семейных посиделок Сэм гладил подушечками пальцев мою ладонь, посылая по всему телу мурашки.

Звон разбившихся тарелок послышался из кухни, которую отец Сэма много лет назад перенес из подвала в игровую комнату для бриджа, примыкавшую к столовой. Не раздумывая, я бросилась к распашным дверям. Внутри на белом мраморном полу царил хаос из фарфоровых осколков и красного рагу, а в центре находился Сэм. На его руках, джинсах и бежевом свитере блестели капли подливки.

— Проклятие, — прошипел он, стряхивая с рук остатки ужина.

На шум примчался Барни, но я мягко вытолкала его обратно в столовую, чтобы он не порезал лапы.

— Жди здесь, — сказала я и повернулась к Сэму, закрывая за собой дверь: — Ты в порядке?

Он резко кивнул, схватил полотенце и принялся вытирать капли со свитера, но делал только хуже, размазывая их по светлой ткани, обтягивающей его широкую грудь. Выглядело это так, будто Сэма истыкали ножом для стейка, и теперь он истекает кровью.

Я подбежала, перепрыгивая через осколки, и посмотрела на его руки. Понять, есть ли на них кровь, было невозможно.

Раньше я могла часами любоваться его красивыми длинными пальцами. Мама говорила, что я сумасшедшая — обращать внимание на такие мелочи, но руки Сэма были произведениями искусства.

— Ты поранился?

— Нет. — Он избегал моего взгляда. — Хотел в одной руке донести тарелки, а в другой — столовые приборы. Не понимаю, как официанты это делают.

— Хорошо, что миссис Хиггинс вернется через неделю, — поддела я его. — Без нее вы пропадете.

Я размотала рулон бумажных полотенец и застыла, не зная с чего начать. Проще было бы взять шланг, как на ферме Уильяма, и вымыть всю кухню вместе с Сэмом. Моя больная фантазия услужливо нарисовала картинку: мокрый до ниточки Сэм трясет головой, словно пес после купания. Сердце сжалось от умиления.

— Подозреваю, что Арун покорил тебя умением жонглировать десятью чашками и блюдцами сразу?

Наши взгляды схлестнулись, и по спине побежали мурашки. Я вдруг поняла, что стою на расстоянии вытянутой руки от Сэма и, если сделаю один маленький шаг вперед, смогу его обнять. Или нанести парочку настоящих ножевых ранений.

— Ты знаешь, что путь к моему сердцу лежит не через желудок.

Я отвернулась и принялась стирать остатки соуса с кухонного шкафчика, пытаясь скрыть, как сильно на меня действует его близость.

— Честно говоря, не знаю, — задумчиво пробормотал Сэм.

Краем глаза я заметила, как он прошел к подсобке, ведущей в винный погреб, и взял мусорное ведро с совком с веником.

— Арун позволяет мне работать столько, сколько я пожелаю.

— Не думал, что женщине в наше время нужно для этого разрешение.

Я намочила бумажное полотенце и стерла красные разводы с белых кухонных фронтов.

— Ну, ты вот мне не разрешил.

Совок с только что собранными осколками упал на пол. Барни за дверью принялся скулить.

— Прости, что? — возмутился Сэм.

Я резко распрямилась и уперла руки в бока.

— Ты был против, чтобы я работала на Би-би-си после университета.

— А как я должен был отреагировать? У нас с тобой было два года отношений на расстоянии, пока я учился в Оксфорде. И я был готов потерпеть еще три, пока ты будешь учиться в Голдсмите. Но неужели ты серьезно думаешь, что твоя идея продлить эту пытку должна была меня обрадовать? К твоему сведению, пока мы встречались, меня в Оксфорде прозвали монахом, потому что я от девушек начал шарахаться. Верность тебе хранил!

— Ну я-то терпела и не жаловалась!

— Черт возьми, мне было двадцать три, и я хотел видеть тебя каждый день, а не только на каникулах и иногда на выходных. Думал, что вернусь домой и ты будешь рядом. Все время. Постоянно.

— Это эгоистично, — хмыкнула я.

— С тобой невозможно разговаривать, — бросил он, нагибаясь и снова поднимая совок. — Кстати, «против» и «не был рад» — это разные вещи. Ты как журналист должна понимать разницу. Но, может, в реалити-шоу такие нюансы не важны?