— Приму к сведению, — засмеялась она.
Тем временем вскипел чайник. Я пошел на кухню, нашел чай — индийский, крупнолистовой, и заварил. Отнес вместе с чашками в комнату. Затем достал из сумки пирог, уложил его на разделочную доску и, прихватив нож, вернулся к Дине Аркадьевне.
— Попробуете? Невеста пекла.
— Давай! — заинтересовалась она.
Я отрезал ломоть и протянул ей. Затем разлил чай в чашки. Дина Аркадьевна отхлебнула и откусила от пирога.
— Очень вкусно! Твоя невеста мастерица. Из-за этого ее выбрал?
— Нет. Она редкая умница и большой талант. У нее абсолютный литературный слух.
— Вправду? — удивилась она.
— Вы сами хвалили мой текст. Без нее он выглядел бы иначе.
— Так вот, значит, в чем дело! — засмеялась Дина Аркадьевна. — Теперь так выбирают невест? По литературному слуху?
— Это лучше, чем за красивую мордашку и сногсшибательную фигуру. Хотя у моей Лили и это есть. Вот!
Я достал из кармана паспорт, извлек из него фотографию и протянул Дине Аркадьевне.
— Симпатичная! — оценила она. — Повезло девочке.
— В смысле?
— Ты не знаешь себе цены, Сережа, — хмыкнула Дина Аркадьевна. — После выхода номера тобой очень интересовались. Девочки в редакции все спрашивали, когда приедешь. Примерялись к жениху.
— Не заметил, — удивился я.
— Так ты же про тестя сказал. Вот они и отстали. И правильно. А то, видишь ли, захотелось выскочить за готового писателя. Нет уж! Ты с ним по квартирам поскитайся, вытерпи нужду, капризы. И при этом создай ему условия для творчества. А то видят себя в Доме творчества в Переделкино или в ресторане ЦДЛ. Лиля твоя умна, — она вернула мне фотографию. — Такого парня найти! Мало того, что талант, так еще и хозяйственный. Стол накрыл — я опомниться не успела.
— Жизнь научила, — сказал я. — Мама растила меня одна. Пока она в школе, я есть готовлю. Или квартиру убираю.
— А отец?
— Даже не знаю, кто он. В метрике — прочерк.
— Дразнили? — спросила она.
— Да, — я вздохнул. — Байстрюк… Из-за этого у меня нет школьных друзей.
— Теперь пусть локти кусают, — она помолчала. — Мать давно умерла?
— В армии служил.
— Жаль, что не дожила. Сейчас бы гордилась тобой. Хорошая была, видно, женщина — такого сына подняла. Помянем!
Я плеснул в рюмки, мы выпили и закусили. Дина Аркадьева достала папиросу и чиркнула спичкой.
— Вы много курите, — заметил я.
— На войне привыкла. Врачи говорят бросить, но ради чего? Кому я нужна?
— Нам. Редакции, авторам, читателям. Мне лично.
— Для чего? — сощурилась она.
Я замялся.
— Говори, говори! — поторопила она.
— Вы рекомендовали мою повесть к печати. Думаю, что благодаря вам ее напечатали так быстро.
— Да, — кивнула она. — Но я сделала это для журнала.
— Но одновременно помогли мне. Эта публикация значит для меня очень много. Вы даже не представляете…
— Представляю, — перебила она и затушила папиросу. — Черт! — она сморщилась и потерла виски.
— Голова болит?
— Да. У меня где-то были таблетки…
— Погодите! — я встал, обошел столик и нажал ногтями больших пальцев на хрящи ушей над ее мочками.
— Больно?
— Немного.
— Потерпите! Сейчас я уберу руки, и боль уйдет.
— И вправду, — удивилась она, когда я отступил. — Отпустило. Ты врач?
— Нет. Но в армии нам кое-что показывали. Вы можете это сделать сама. Хотя курить лучше бросить. Или хотя бы сократить.
— Я подумаю, — она отодвинула папиросы. — Давай, лучше о другом. Над чем работаешь?
— Обдумываю повесть. Название: «Экстрасенс».
— О чем? — заинтересовалась она.
— О человеке, обладающем экстрасенсорными способностями. Он может исцелить любую болезнь, даже рак. Из-за этого у него возникают проблемы.
— Это с чего? — удивилась она. — Да его на руках будут носить.
— Это в СССР. Но герой повести живет в капиталистическом обществе. И вот там он задевает интересы многих. Он добрый человек и лечит бесплатно. В результате страдают интересы платных клиник, фармацевтических компаний. К тому же герой не хочет лечить олигархов. Он считает их виновными в обнищании народа. Олигархи, естественно, злятся. Перед ними заискивают, а тут какой-то бедняк! Владельцы клиник хотят заставить героя работать на себя. На экстрасенса открывают охоту. Но у него много друзей… Короче, приключения.
— Удивил! — покрутила головой Дина Аркадьевна. — Я-то думала, продолжишь о рабочих. Тема востребованная, а пишут мало. Да и как пишут… — она махнула рукой. — Твой «Лебедь» как луч света в сером царстве. Недавно смотрела одну повесть. Так там автор пишет: «Он вставил деталь в станок и начал ее крутить», — она засмеялась. — Даже я слышала, что у токарного станка есть патрон и суппорт. А ты знаешь производство изнутри.
— Не хочу быть писателем одного амплуа. Да и тема новая интересна.
— Справишься?
— Не сомневайтесь.
— А ты самоуверен. Хотя… Если вспомнить «Лебедя». Давай сделаем так. Напиши с пяток глав и пришли мне. Может, что подскажу.
— Спасибо! — поблагодарил я.
— Ерунда! — она махнула рукой. — Открою тайну. Редакторы любят хороших авторов. А уж если талант… При дележе рукописей до скандалов доходит. Никому не хочется возиться с графоманами. Хотя порою приходится, — она вздохнула. — Так что присылай. Кстати, рассказы твои я главному показала. Пару точно возьмем. Опубликуем не раньше лета, иначе не поймут. И еще. «Молодая гвардия» заинтересовалась «Лебедем». Это я про издательство, а не журнал. Звонили, спрашивали, есть ли у автора еще что. Сообщила о рассказах. Просили показать. Ты правильно делаешь, что присылаешь два экземпляра. Я отдала второй. Не хочу обнадеживать, но, думаю, книга у тебя будет.
— Дина Аркадьевна! — я прижал руку к груди.
— Не стоит! — она махнула рукой. — Слышал, наверное: «Талантам нужно помогать, бездарности пробьются сами».
Я пошарил глазами по столу. Благодарность требовала выхода.
— Готовя закуску, я обратил внимание, что у вас отвратительные ножи, Дина Аркадьевна. Вот! — я взял со стола свой нож. — Нравится?
— Красивый, — кивнула она.
— Сделал собственными руками. Клапанная сталь. Не ржавеет, отлично держит заточку. Если найдете копейку, он ваш.
— Где-то была…
Дина Аркадьевна взяла сумку, достала кошелек.
— Только двушка.
— Годится! — я забрал монету. — Позвоню вам из автомата. Пользуйтесь!
— Ох, Сергей! — она погрозила пальцем. — Шустрый ты парень. Ладно. Налей своей сладкой водочки! Обмоем…
В Минск я приехал утром. Автобус довез меня к общежитию. Я бросил сумку у порога, сходил в душ и завалился спать. А что, у меня отпуск — выпросил у начальства три дня. Отнеслись с пониманием. Спросонья я слышал, как пришел Коля, и как он ушел. В женский корпус направился, куда же еще? Я провалился и проснулся от стука в дверь. Зевая, встал, накинул спортивный костюм и открыл. Лиля!
— Здравствуй, любимый! — меня обняли и поцеловали. — Чего сонный?
— Сосед по купе храпел, — пожаловался я. — Глаз не сомкнул.
— Как съездил?
— Замечательно! Кое-кому подарки привез. Дефицит, специфический.
— Показывай! — заволновалась Лиля.
Я выложил из сумки сверток. Он схватила и развернула бумагу. На кровать выпали пакеты с колготками и оба лифчика.
— Сережа…
— Мы с тобой без двух минут муж и жена, — сказал я. — Почему бы не купить?
— Там же, наверное, очередь была. И ты стоял?
— Чего не сделаешь ради любимой! — развел я руками.
Меня немедленно поцеловали. Затем направились в туалет — примерить.
— Давай здесь! — возразил я. — Я хочу это видеть. Заслужил.
Лиля поколебалась и стащила кофточку. Я наблюдал за процессом с воодушевлением. Она не обращала на меня внимания — щупала и разглядывала покупку.
— Ой, да здесь кружева!
— Не жмет, не режет? — поинтересовался я. — С размером угадал?
— Немножко великоват, но я ваты подложу, — махнула рукой Лиля. — Я и с нашими так делаю. А это импорт. У меня такого никогда не было. Сереженька!
Меня еще раз поцеловали и убежали в туалет. Зеркало у нас только там. Из туалета Лиля вернулись за другим лифчиком и убежала вновь. Затем пришла очередь колготок. Ну, это не эротично. Пользуясь тем, что обо мне забыли, я достал «Эрику» и водрузил на стол. Снял чехол-чемоданчик и застучал по клавишам. Поначалу на это не обратили внимания. Но затем вихрь, что метался по комнате, застыл. Через мгновение в ухо мне задышали.
— Это что?
— Пишущая машинка «Эрика». Немецкая.
— Дай!
Меня буквально столкнули со стула.
— Эй! — возмутился я.
Меня не услышали. Лиля самозабвенно молотила по клавишам. Включала регистр, меняла интервал, устанавливала поля. Я присел на койку. Пусть натешится. Наконец, Лиля перестала печатать и задумчиво посмотрела на меня. И этот взгляд мне не понравился.
— Это я себе купил, — поспешил я.
— Почему себе? — в ее голосе слышалось возмущение.
— Буду прямо на машинке писать. Как Хемингуэй.
— Ты не Хемингуэй! — тонкий пальчик обличающее ткнул меня в грудь. — Кроме того, у него не было такой как я. Будешь спорить?
— Не буду, — согласился я. — Такой как ты, точно не было.
— Вот и хорошо! — она застопорила каретку и накрыла «Эрику» чехлом. — Я ее забираю.