СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ
...Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор… [«Авиационный марш», слова П. Германа.]
Дневник императора Николая II
26 октября 1900 г. Четверг. Вчерашнее недомогание не прошло, и я принуждён был остаться в постели. Сначала думали, что у меня инфлуэнца, но через несколько дней доктора решили, что у меня брюшной тиф, которым я проболел до [Подлинные записи из дневника Николая II за 26 октября и 6 декабря 1900 г. Предложение действительно оборвано на предлоге «до».]
6-го декабря 1900 г. Среда. День моих имянин провёл хорошо, свободно и совершенно иначе, разумеется, чем в Петербурге! А в особенности с нравственной стороны, в этот раз разница мне показалась ощутительнее. Эти дни с тех пор, что я встал, я чувствовал и продолжаю чувствовать такое обновление в себе, точно я недавно явился на свет Божий и начинаю быстро расти и укрепляться…
Российская Империя, Крым, Ливадийский дворец, ноябрь 1900 г.
Двадцать девятого октября в «Правительственном Вестнике» появилось сообщение: «Государь Императоръ Николай Вторый заболелъ 26 октября инфлюэнцей без осложнений, бюллетеней не будетъ».
На самом деле Николай Александрович болел уже несколько дней, и если первоначально его личный врач Гирш уверенно диагностировал инфлюэнцу (грипп), то позднее привлечённые врачи нашли у императора брюшной тиф. Болезнь протекала тяжело, пошли слухи о возможной смерти государя. Победоносцев в письме к министру внутренних дел Сипягину написал: «Тяжкое облако легло на нас от вестей из Ливадии».
И в высших правящих кругах Империи, и в царской семье были недовольные возможным восшествием на престол великого князя Михаила, находящегося под сильным влиянием Витте. Даже пошли разговоры, не дают ли Основные Законы Империи возможность назначить наследницей Престола старшую дочь Николая — Ольгу. В результате придворные круги раскололись на несколько партий. Часть поддерживала право на наследство Михаила, другие же желали подождать рождения ребёнка, с тем чтобы передать власть ему либо Ольге Николаевне. Витте несколько раз собирал совещание Кабинета Министров, пытаясь продавить срочное назначение великого князя Михаила регентом.
Императрица же, пренебрегая опасностью заразиться и не обращая внимания на слухи, дневала и ночевала в комнате своего супруга. Стремясь облегчить страдания, она лично ухаживала за больным и поила его лекарствами и снадобьями из своих рук Но облегчения не наступало.
Генерал Куропаткин, военный министр, навестивший императорскую чету в Крыму, отметил: «Вот уже шестой день государыня никого, кроме врачей, не видит сама и не допускает к государю. Сама спит с ним в одной комнате и ухаживает за ним, дежуря посменно со своей няней. Никаких предосторожностей ни за себя, ни за детей не принимает. Тесно и не дезинфицируют».
Тринадцатого ноября Николаю Александровичу стало совсем плохо. Наступил кризис. Император потерял сознание и лежал на кровати, вытянувшись словно манекен и почти не дыша. Александра Фёдоровна, несмотря на беременность и своё тяжёлое состояние, неотлучно сидела рядом с постелью, дежуря вместе с сиделкой, которая суетливо обтирала выступивший на лице царя пот.
Внезапно тело Николая вздрогнуло и начало биться в судорогах.
Императрица, приказав срочно вызвать врача, в бессилии заламывала руки.
Приступ прекратился столь же внезапно, как и начался. Император медленно открыл глаза…
Пётр внезапно очнулся и понял, что боль куда-то исчезла. Нет, она не прекратилась совсем, но по сравнению с предыдущими ощущениями стала почти незаметной. И почему-то переместилась в ноги и голову вместо низа живота. Вообще ощущения были какие-то непривычные. Пахло вроде бы лекарствами и духами, но какими-то незнакомыми. На лице словно появилось что-то постороннее, непривычное и мешающее, а постель казалась намного мягче обычной. Он медленно, так как все мышцы плохо слушались, поднял веки и осмотрелся. Над ним склонилось старческое лицо, украшенное густыми седыми усами, переходящими в довольно-таки пышные заросли на щеках. «Бакенбарды», — подсказал ему неожиданно внутренний голос. Но тут откуда-то сбоку донёсся неизвестный женский голос, произнёсший что-то неуловимо знакомое по-немецки. Склонившийся над императором ответил так же по-немецки что-то вроде: «Кризис миновал, Ваше Величество». И начал проводить над ничего ещё не понимающим Петром какие-то странные действия. Впрочем, пока лекарь («Гирш», — подсказал его фамилию ещё раз внутренний голос) и пришедшие ему на помощь несколько лакеев возились с его расслабленным телом, Пётр осмотрел помещение и людей, в нём находящихся. Прежде всего ему бросилась в глаза по-домашнему, но богато разодетая женщина, миловидная, с озабоченным и нервным лицом и — что характерно — в «интересном положении». Кроме неё, присутствовали увиденный уже врач, лакеи в непривычных одеяниях и, похоже, служанка. Комната небольшая, но побольше той, в которой император лежал до потери сознания, роскошно и необычно отделанная штофными обоями, уставленная не менее богатой мебелью. Окно, по ночному времени закрытое наглухо, за которым ничего пока не различить, кроме густой темноты. Всё это, как и ощущения некоей инородности нового тела, особенно неприятное ощущение заросшего бородой лица, показывали, что всё увиденное Петром ранее — это не галлюцинации измученного болью человека, что вся эта сказка происходит… вернее — произошла с ним наяву. И сейчас он, бывший Пётр, находится в теле своего потомка, которому предначертано было потерять Империю.
— Ники! — заметив осмысленное выражение глаз больного, женщина явно обрадовалась. — Вы очнулись! Ему лучше? — переспросила она у доктора.
— Та, Фаше Императорское Фелишество, — врач ответил уже по-русски, но с сильным акцентом, похожим на немецкий.
— Тогда оставьте нас все, кроме Тутельберг, — приказала императрица. Внутренний голос тотчас же услужливо просуфлировал Петру, что её зовут Аликс, а точнее Александра Фёдоровна, и оказалась она женой предыдущего владельца тела.
«Эй, а он где? — удивлённо спросил Пётр, не обращая внимания на рассказ женщины. — Я его убил, что ли? — На что внутренний голос таким же спокойным тоном ответил, что прежний хозяин тела никуда не делся: — Здесь я, только заперт волей вашей словно в камере и могу лишь отвечать на ваши вопросы, — продолжил он. — Ну и ладно, сиди там, где находишься, — ответил своему внутреннему собеседнику Пётр. — Ибо такова Господня Воля и кто мы еси, дабы ей противиться». Голос смиренно замолчал, а до слуха императора наконец-то донёсся голос Александры.
— Да ты меня совсем не слушаешь, Ники! Тебе нехорошо?
— Прости, душенька, — ответил он, — но что-то совсем слаб и хочу вздремнуть.
— О, конечно, конечно, Ники, — ответила императрица, но в её голосе чуткий слух Петра уловил нотки удивления и сомнения.
«Надо что-то быстро придумать, — заметил он про себя, — иначе она быстро поймёт, что я не… «Николай», — опять подсказал голос. — Вот именно», — действительно проваливаясь в сон, отметил для себя Пётр.
Следующие несколько дней прошли для него спокойно. Больное тело понемногу набиралось сил, а Пётр-Николай незаметно изучал своё новое положение, придворное окружение и дворец. Хотя, надо признать, из придворных он пока видел только лекаря, нескольких лакеев, служанок и фрейлин императрицы. Ну и саму императрицу, конечно. Александра заботилась о нём, командовала слугами и служанками, проводила дни и ночи в его комнате, но всё чаще Пётр замечал её удивлённо-изучающие взгляды. И понимал: она что-то подозревает, но пока ещё не готова сделать окончательный вывод. А вот чем закончатся её подозрения, он никак не мог решить.
«Чую, отправит она меня в дом скорби [Дом скорби — сумасшедший дом.], отстранит от власти и начнёт сама распоряжаться, — думал он, наблюдая, как командует его «жена» лакеями. А ещё — внимательно слушая её невнятное бормотание, когда он делал вид, что спит, и они оставались одни. — Она явно считает, что без её руководства я не способен даже сходить по малой нужде, — на эту мысль явно обидевшийся внутренний голос напомнил, что «душка Аликс была ангелом-хранителем и следила за мной лучше, чем всякая сестра милосердия» [Подлинная запись Николая II.]. Пётр это признал, но тут же заметил, что при этом она не допускала никого из посторонних к царю и лично контролировала лечение. А ещё лично читала и выделяла основное, по её мнению, в документах, которые ему доставляли. «Нет уж, это не Катеринушка [Екатерина I — вторая и любимая жена Петра I.] — та помощницей была, но править мною не пыталась. Эта же особа более на Евдокию и Софью [Евдокия — первая жена Петра. Софья — сводная сестра Петра I и регентша над ним и его сводным братом Иваном. Свергнута Петром и отправлена в монастырь.] своей властностью похожа. И сына от неё нет… Да, вопрос этот я одним из важных почитаю и решать буду так, как наилучшим образом для Империи будет», — высказал он своё мнение обиженно замолчавшему внутреннему собеседнику. А ведь он только собирался признать, что императрица очень приглянулась ему как женщина: высокого роста, стройная, с великолепно поставленной головой. Однако его «соратник по телу», очевидно обидевшись, упрямо замолчал и уже не спешил сразу предоставить свои знания в распоряжение Петра. Пришлось ему опять удивлять свою «супругу», попросив почитать ему учебник по истории для гимназий. Уточнив, что его интересует период от Петра Первого до современности.
