Впрочем, судя по поведению встречающих, никто, к облегчению Николая-Петра, ничего не заметил. И теперь, возглавляя кортеж, двигавшийся по Невскому к Зимнему дворцу, он имел возможность увидеть пусть и небольшую, парадную, но часть Петербурга. И она ему определённо нравилась.

«Красива парадная першпектива города-на-Неве, зело красива. Пусть получившееся за время, прошедшее с тех пор, когда я его созерцал последний раз, не похоже на мои планы, ибо построено было не совсем то, о чём мечталось… Пусть. Парадиз всё равно получился: строгие здания, прямой, как стрела, прошпект… Изгибающийся лишь у здания… ага, Адмиралтейства. И огромное пространство Дворцовой площади с новым прекрасным и чудесным Зимним дворцом. Мой Зимний, деревянный, был не столь велик и красив. Однаиче милее, чем этот. Очень уж окрашен нелепо. Красный, с оттенком… точно сырое мясо. Повелеть перекрасить в что-нибудь более лёгкое», — Николай, сидя в седле и не двигая головой, всё же рассмотрел все здания, мимо которых проследовал пышный кортеж. Благо, спокойная кобылка не требовала внимания. Да и стоящие вдоль дороги шпалеры войск не отвлекали от созерцания архитектуры. Да и погода была как на заказ — тёплая, безветренная, солнечная.

Устроившись в Зимнем, Николай решил прогуляться на свежем воздухе, выйдя в сад, окружённый решетчатым забором. Решётка, как подсказывала память, недавно установленная, Николаю понравилась, и он пообещал себе не забыть наградить мастеровых, сотворивших эту красоту. Прогулка подбодрила и поднявшись к себе, царь приказал флигель-адъютанту подать накопившиеся бумаги. Работалось удивительно легко, как никогда ранее в этой новой жизни. Да, ни Севастополь, ни новая, сильно изменившаяся Москва не подействовали на него так, как воплощённый наяву его «парадиз». И пусть увиденное не всегда совпадало с его мечтой, но оно было, жило и развивалось без него столько лет.

Он неожиданно вспомнил, что впереди ещё встреча с его домиком, бережно сохранённым потомками, и с полностью достроенным Петергофом, и его снова накрыло волной радости.

Российская Империя, Санкт-Петербург, февраль 1901 г.

— Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятнейшие известия, — начал своё выступление невольным и буквальным плагиатом речи из одной, некогда, как говорят, не запрещённой за вольнодумство только благодаря заступничеству самого государя пиесы начальник-председатель Морского технического комитета вице-адмирал Диков. Осмотрев собравшийся в зале заседаний синклит, он продолжил всё тем же грустным тоном: — Его Императорское Величество позавчера после продолжительной аудиенции принял отставку Его Императорского Высочества генерал-адмирала Алексея Александровича. Вчера же Его Императорское Величество соизволил назначить нового управляющего Морским Министерством — вице-адмирала Дубасова. Исполнение же должности Главного начальника флота и Морского ведомства государь соизволил возложить на себя, однако без присвоения чина генерал-адмирала, — переждав вызванный неожиданными известиями шум, он продолжил: — Его Императорское Величество также указал, что труды Морского технического комитета на благо российского флота он признает значительными, но считает необходимым создать единый орган, заведующий устроением корабельного состава флота… и посему повелел Комитет наш расформировать, а на его основе совокупно с Управлением Кораблестроения создать Главное Управление Кораблестроения, — шум в зале опять стал громче и, похоже, злее, напоминая первые порывы ветра перед грозой. Моряки, конечно, народ выдержанный, ко многому привычный. Но к такому неожиданному афронту, понятное дело, все они отнеслись весьма и весьма неодобрительно…

Николай II стоял у окна кабинета в Зимнем дворце и задумчиво смотрел на улицу. Но думал не о проходящем сейчас заседании упраздняемого МТК, нет. Он вспоминал разговор с бывшим генерал-адмиралом.

Алексей Александрович появился в кабинете, словно соблюдая поговорку о вежливости королей, минута в минуту в назначенное время аудиенции. Высокий, очень высокий и, несмотря на полноту, симпатичный мужчина с импозантной бородой стоял перед Николаем и нагло рассматривал его, словно это не император вызвал его, чтобы устроить выволочку, а наоборот. При этом Пётр с его огромным опытом видел, что его визави готов в любую минуту выпустить наружу пока скрытое в глубине негодование.

— Ники, — сдержанно, сразу после обмена приветствиями начал он первым, — я хотел бы…

— Нет уж, господин генерал-адмирал, — холодным тоном перебил его Николай. — Это МЫ хотели бы знать, для чего вам вручён чин сей. И почему, невзирая на ваши усилия, во вверенном вам флоте столько недочётов? Почему я…

— Ники! — попытался перебить императора дядя.

— Молчать, — Николай-Пётр произнёс это негромко, но внушительно. И встал, заставив тут же подняться и собеседника. Лицо императора потемнело, глаза словно метали молнии. Стоящий напротив него генерал-адмирал непостижимым образом как бы уменьшился в росте и смотрел на племянника снизу вверх.

— Ваше руководство флотом, по тому, что МЫ обнаружили, сводится к обедам с адмиралами раз в неделю. Молчи! Ты, дядюшка, готов на всё, чтобы заиметь предлог лишний раз съездить в Париж! Заказы кораблей французам, кои за выдающуюся морскую нацию могут почитаться лишь любителями французского театра и французской любви! Отставание наших кораблей в скорости и вооружении от англицких, германских и даже японских — это что, глупость или измена? Почему наш флот отстаёт от современных требований, а большинство кораблей совершенно устарело? — заметив после этих слов болезненную гримасу, невольно исказившую красивое лицо великого князя, император взревел: — А деньги?! Куда деваются неисчислимые суммы, выделяемые в бюджет флота?! Почему, несмотря на потраченные миллионы, на море оказываются совершенно неисправные и негодные к войне корабли, вроде броненосца «Ростислава»?! Флот — это не балет, не Балетта [Элиза Балетта — балерина, любовница Алексея Александровича, француженка по национальности.] и не теннис! И даже не цыганский табор с его песнями и плясками! Ежели вам, господин генерал-адмирал, сии занятия более по душе — то что вы делаете на своей должности?! Любите быстрых женщин и медленные корабли? Подавайте в отставку по здоровью и живите личной жизнью, с кем хотите и как хотите! Но к флоту НАШЕМУ — ни на шаг!

— Ники, это… — попытался снова перебить императора дядя.

Царь неожиданно выскочил из-за стола, сбив стоящую на нём чернильницу на пол и замахнулся на дядю, ругаясь так, что упали бы в обморок не только воспитанницы Смольного института, но и большинство боцманов флота.

— Ты, семь пудов в мундире… ездолядское хреноастронимическое чудосамогребище! Dickhead, ik had je триста раз подряд! Бога душу в матрёну мать, грёбаный Asshole, костить твою богородицу через вертушку по девятой усиленной, ёж твою кашу под коленку в корень через коромысло, разъезди тебя тройным перебором через вторичный перегрёб!

Ошеломлённый столь необычным поведением обычно сдержанного племянника, Алексей Александрович при всей своей личной храбрости отшатнулся назад и едва не свалился пол. Испуг был столь явно написан на его лице, что император неожиданно успокоился.

— Пиши рапорт, сукин сын! Немедленно! Прошение об отставке — и в Париж, к чёрту на кулички, к своим блудницам франкским! Одна нога здесь, другой чтоб не видел!

Алексей не мог найти ни слова в ответ. Он лишь непроизвольно кивал, словно покорно соглашался с Николаем. Подобрав чернильницу, из которой на пол вылилось совсем немного, покорно сел за письменный стол и быстро зачеркал пером по бумаге, оставляя на ней, кроме букв, множество клякс.

— Хорошо, — совсем остыв, тихо и уже спокойно констатировал император. — Вы уходите в отставку по здоровью с пенсионом и мундиром. Свободен… дядюшка.

Распрощавшись и выпроводив дядю из кабинета, Николай тотчас вызвал дежурного флигель-адъютанта и вручил ему подписанное на его глазах прошение об отставке генерал-адмирала.

«Да, с дядей получилось быстро и хорошо. А вот что делать с теми, кто ему помогал обкрадывать государство Российское? Назначить расследование? А, пожалуй, надо… Даже мой предшественник по телу, узнав то же, что и я, на сие согласился бы. Недовольные будут, но и те, кого я наверх поднял, и кто карьер быстрый сделал, меня поддержат», — успел подумать Николай, когда в дверь постучали.

— Да?

— Ваше Императорское Величество, приехал господин Максимов [Максимов, Евгений Яковлевич — подполковник, один из выдающихся представителей русских добровольцев движения, сражавшихся вместе с бурами. Прибыв в Трансвааль как военный корреспондент, Максимов вступил в бурскую армию. Через некоторое время он встал во главе Голландского отряда. Боевые и командирские качества Максимова привели к тому, что он получил от буров звание фехтгенерала. Уехал в Россию после ранения.] — доложил вошедший флигель-адъютант.

— Хорошо, приглашайте, — император оторвался от окна и неторопливо подошёл к столу. Англичане против аннексии Маньчжурии? Тогда мы будем слегка против аннексии бурских республик И попробуем слегка помешать их падению, если ещё не поздно.

А на стоящем сбоку столе императора ждала очередная неотложная забота — «Артиллерийский журнал», журналы «Русский Инвалид», «Разведчик», «Морской сборник», подшивки статей о флоте, армии и оружии, книги Клаузевица, Мэхена, Леера. Уже прочитанные и пока ещё не осмысленные, а также ждущие своего часа. А впереди ещё и большие манёвры армии…

И когда тут, скажите ради Бога, отвлекаться на семью?

Конец ознакомительного фрагмента