— Чтоб я сдох, если сочиняю! — поклялся тот. — При мне к врачам приперлись два губастых парня и увели нашу журналисточку под белы ручки к самому коменданту. Отобрали камеру и тоже с собой прихватили. Моя мне шепнула, что Элис обвиняют в шпионаже. Представляешь, а мы-то чуть не влипли с ней. — Он передохнул. — Но девка боевая оказалась, круче вареного яйца, царапалась, кусалась, еле амбалы скрутили. Но уволокли все же.

Пораженный Антон отложил ложку и уставился на механика: не вкручивает ли Володя ему мозга? Но тот вроде был серьезен. Обиделся даже, что сразу не поверили.

— Значит, ее увели? — наконец выдавил Качалин.

— Прямо к коменданту. Теперь он точно ее трахнет. А они здесь все поголовно ВИЧ-инфицированные. Девахе, конечно, не позавидуешь, но сама виновата, не надо было шпионить. За что боролась, на то и напоролась.

— Перестань! — оборвал его Качалин. — Какой шпионаж? Какие тайны у этих проходимцев, кроме тех, что они обирают собственное население, спекулируют продовольствием, собранным по крохам со всего мира. — Антон поднялся из-за стола, проговорил с угрозой: — Сейчас я потолкую с команданте! Он что вообще о себе возомнил?! — Качалин, едва сдерживая гнев, выскочил из палатки в чернильную темноту ночи.

— Ни хрена не просекаю, — пожал плечами недоумевающий механик и повернулся к Усольцеву: — Он что, запал на нее, что ли?

— Ты мне надоел, — проскрипел Усольцев, не отрываясь от еды.

— Спросить нельзя? — уязвленно буркнул Володя.

Ответом было молчание.

Володя только хмыкнул и старательно заработал челюстями.

* * *

Качалин беспрепятственно влетел в покои команданте. Сунувшегося было к нему часового Антон просто проигнорировал, оттолкнув со словами: «А поди-ка ты, сынок, подальше!»

Оказавшись внутри замкнутого освещенного двумя аккумуляторными лампочками пространства, Антон застал прелюбопытную мизансцену. Два рослых охранника (вероятно, Володя имел в виду именно их, когда говорил о двух амбалах) навытяжку стояли возле откинутого полога и, вытаращив глаза, со страхом наблюдали, как их повелитель корчится под столом, стоя на карачках и исторгая грязные ругательства на языке своего племени. Команданте обеими руками держался за промежность.

Элис зажалась в углу маленьким свирепым зверьком и следила настороженным взглядом за находящимися в палатке мужчинами. Было очевидно, что сдаваться она и не помышляла.

В пяти шагах от девушки сидел на раскладном стульчике молодой высокий парень в военной форме, но без знаков различия. Он смерил вошедшего Антона внимательным изучающим взглядом, и Качалин тотчас почти физически ощутил исходящую от молодого негра резко отрицательную ауру. Хотя Антон и не особо доверял подобным штучкам, относя их к мистике, одно он знал точно: сидящий сбоку от Элис человек им не союзник. Прежде Антон не встречал его в лагере.

Качалин подошел к Элис, помог ей подняться, озабоченно спросил:

— Вы в порядке?

— Кости пока целы, — сказала Элис.

— А что здесь стряслось?

— Я ударила его в пах, — кивнула она на команданте.

— Это необдуманный поступок.

— Но он полез ко мне! А я этого не люблю. — Слезы закипали в ее глазах, она держалась из последних сил.

— Ничего страшного не произошло, — вкрадчивым тоном на хорошем английском пояснил с усмешкой незнакомец. — Команданте по праву старшего хотел лично досмотреть журналистку, потому что у него появилась информация, будто у этой девушки есть кассета со съемками запрещенных для показа объектов.

— Господи, да что они такое выдумывают! Ничего запретного я не снимала, потому что меня это не интересует. Во всяком случае, не вам учить меня журналистской этике. Я буду жаловаться вашему премьер-министру!

— Бред какой-то, — по-русски пробормотал Качалин, отчаянно соображая, как с наименьшими потерями выпутаться из щекотливой ситуации.

И вдруг Элис громко разрыдалась. Слезы, сколько она их ни сдерживала, все же прорвались наружу. Она размазывала их руками по щекам. Вот когда Антон по-настоящему струхнул. Видеть слезы слабых — женщин и детей — было для него непереносимой мукой. Он потерянно замер, не зная, чем помочь Элис. И тут она сама бросилась к нему и крепко обняла, плотно прижимаясь дрожащим телом. Сквозь тонкую ткань одежды он слышал, как исступленно колотится ее сердце. Элис попала в серьезную переделку и стремительно увлекала его за собой в страшную бездну, откровенно демонстрируя их близкие отношения. Но — черт возьми! — сейчас Антону было глубоко наплевать на прямую угрозу. И хотя палатка команданте была не тем местом, где Антон хотел бы обнимать Элис, ему было приятно чувствовать рядом с собою эту прелестную девушку, вдыхать запах ее волос и еще что-то неуловимое, волнующее. Это было странное ощущение близости с женщиной, как бы уже знакомое по прежнему опыту, но в то же время необычное, новое, неизведанное, до глубины души потрясшее Антона. Он понял, что без Элис отсюда не уйдет.

— Энтони! — горячо зашептала она ему в ухо. — Скажи этому самцу, что я твоя девушка. Ради Бога, забери меня отсюда. Ты ведь тоже белый, должен меня понять.

Антон усмехнулся:

— А разве не журналисты больше всех кричат о расовой дискриминации?

— Энтони…

— Ладно, я попробую, Алиса, — пообещал Качалин, по примеру Элис переиначивая ее имя на русский лад. — Но учти, он захочет получить взятку, придется раскошелиться. Я знаю местные традиции, они все здесь этим занимаются. Подозреваю, что они тебя потому и задержали, чтобы выжать деньги.

— Проходимцы! Они не получат от меня ни цента!

— Помолчи, Элис, возьми себя в руки, иначе мы долго отсюда не выберемся. Я попробую все уладить.

Поднявшийся тем временем команданте, охая, уселся на стульчик и взмахом руки отослал вон подчиненных, видевших его позор.

Загородив собою Элис, Антон обратился к старшему офицеру:

— Команданте, я готов принести извинения за необдуманный поступок своей девушки. Я признаю, что ее поведение не было примерным, но будьте снисходительны, она устала, собирая материал, буквально с ног валится. В подобной стрессовой ситуации каждый человек может сорваться. Я прошу вас отпустить ее с миром, а возникшее недоразумение мы с вами, надеюсь, уладим. К удовольствию обеих сторон.

Как и следовало ожидать, команданте закочевряжился.

— Но она ударила меня в мужское место! Я не уверен, что смогу сегодня иметь женщину! Позор!

Антон поспешил его успокоить:

— Пока это только предположение, офицер. Уверен, у такого сильного мужчины все получится.

Лесть усыпляет. Клюнул на нее и команданте.

— Хорошо, — согласился он с доводами Качалина, — я ее отпущу, но мне положена компенсация.

Возбужденная Элис постучала Антона по спине кулачком и прошептала:

— Скажи ему, что он тоже тронул меня за женское место, однако я не требую ничего взамен!

— Элис, — шикнул на нее Антон, — помолчи, пожалуйста!

— Ваша подруга чем-то недовольна? — поинтересовался команданте.

— Нет, ничего, это наши давние споры… Команданте, я дам вам пять банок отличного немецкого пива, и мы забудем про обиды. Годится?

— Двадцать банок! — выкрикнул офицер, выбросив вперед два пальца, сухих и корявых, как оголенные корни.

— Десять! — гнул свое Качалин. — И это все, что у меня есть с собой.

— Пятнадцать! — настаивал команданте. — Учтите, я не один, со мной брат Нкваме. — Он показал пальцем на сидевшего парня.

Качалин мельком покосился на «брата» и нашел, что они действительно чем-то схожи, однако подобное сходство команданте можно было отыскать еще с сотней находящихся в лагере людей. Он не поверил офицеру и все же сказал:

— Хорошо, двенадцать. Это мое последнее слово.

— Согласен, — быстро кивнул тот, очевидно довольный торгом. Я пришлю сержанта.

— Пиво в гостевой палатке. Пускай приходит. Мы тоже можем идти?

— Да, да, я разрешаю.

— Но где моя камера и кассета? — возмутилась Элис. — Это собственность телеканала, и я не собираюсь за нее расплачиваться по чьей-то прихоти.

Команданте сделал знак «брату» Нкваме, и тот принес зачехленную камеру.

— Кассету, которая была внутри, мы уничтожили, — сообщил он.

— Вы об этом пожалеете, — с угрозой произнесла Элис из-за спины Качалина.

Антон крепко сжал ее локоть, давая понять, что им пора уходить, пока хозяева не передумали.

Жесткие сухие глаза Нкваме сузились до щелочек. В них читалось презрение. Было заметно, как напрягается «брат» офицера, стараясь держаться в рамках приличия. К все-таки он не выдержал.

— Эй, русский, — вдруг заорал Нкваме, — забирай свою канадскую сучку и убирайтесь отсюда. Твоя подруга достаточно испытала наши нервы. Пошли вон!..

Антон, набычившись, в упор уставился на расфуфыренного наглеца, и желваки напряглись на острых скулах, лицо побледнело, стало суровым.

Нкваме заметил крепко сжатые сильные кулаки пилота и невольно отступил назад.

— Я не знаю тебя, парень, — веско проговорил Качалин, — меня не колышет, чей ты приятель, но я советую тебе заткнуть пасть! Это моя девушка, и я никому не позволю грязно говорить о ней, запомни, сынок!

Старший офицер, конечно, понял предупреждение Качалина, сама короткая стычка не прошла мимо его внимания, хотя он и делал вид, что занят своими мыслями. Его странное невмешательство — а команданте был здесь старшим и по возрасту и по положению — неожиданно навело Антона на мысль, а не связан ли офицер с Нкваме тайными обязательствами, которые не позволяют ему подать голос.

Элис потянула Антона на улицу. Теперь пришла ее очередь улаживать конфликт. Она тонкой женской интуицией уловила опасность, исходящую от Нкваме. Парень вначале умело прикидывался смирной овечкой, а на деле оказался свирепым хищником.

Качалин нехотя последовал за девушкой. Выйдя из палатки, он в сердцах выругался и пошире распахнул ворот рубашки.

— Энтони, спасибо, — сдержанно поблагодарила Элис. — Ума не приложу, что бы я без тебя делала.

— Нет проблем. А на будущее, Элис, советую тебе подальше держаться от таких людей, как этот молодчик. Я не понимаю, кто вообще додумался отправить девушку в джунгли. Все-таки это не интервью взять в городе.

Элис не придала значения ворчливому тону спасителя, а он вдруг резко осекся. С чего это его потянуло на поучения? Раньше такого за ним не водилось. Стареет, что ли?

— Меня никто не отправлял сюда, — после паузы пояснила Элис, решив, что он ждет ответа. — Моего оператора укусила какая-то гадина, он попал в госпиталь с большой температурой. — Она еще помолчала и произнесла с неожиданной укоризной: — А я испугалась, что ты ударишь того молодчика… Знаешь, мне стало страшно. Прости, Энтони, я впутала тебя в неприятную историю.

— Извини, едва сдержался. Не знаю, что со мной случилось, но действительно было мгновение, когда мне захотелось ударить хама… А какую кассету ты у них требовала?

— Это был отвлекающий маневр, — довольная собой, отозвалась Элис. — То, что они искали, находится у меня в трусах.

Антон сдержанно кашлянул и, не сдержавшись, захохотал.

— И как же ты передвигаешься с ней?

— Представь, очень мешает, — вздохнула Элис. Потом остановилась, насупилась и попросила: — Отвернись, пожалуйста, я все-таки ее достану.

Вокруг них разлилась сплошная темнота, только в нескольких местах горели костры, но их свет тонул во мраке. Однако Антон подчинился просьбе, послушно отвернулся, слыша, как девушка шуршит одеждой. Его распирал смех, и он сдерживался изо всех сил, чтобы невзначай не обидеть Элис.

Наконец они двинулись дальше, осторожно выбирая дорогу. Антон посвечивал тонким лучом фонаря. Девушка шла рядом.

— Элис, если не хочешь, не отвечай, но все-таки интересно, что же такого на той кассете, что ты прибегла к таким своеобразным методам конспирации?

— Энтони, это бомба! — горячо зашептала она. — Понимаешь, мне удалось добыть неопровержимые доказательства продажности местных правителей. И с той и с другой стороны. Несчастное население бедствует, люди собирают гуманитарные посылки по всему миру, а чиновники правительства продают продовольствие в соседние страны и на вырученные деньги приобретают оружие, чтобы и дальше продолжались страдания народа. Я была в лагере полковника Свана, который поднял мятеж, и что ты думаешь? Он такой беззаветный борец за обездоленных? Как бы не так! Он попался на банковской афере, решив присвоить отпущенный государству кредит, но, когда история с кредитом всплыла и иностранные банки-кредиторы потребовали внятных объяснений, президент распорядился отдать полковника Свана под суд. Тогда обиженный военный собрал верных ему людей, увел их в джунгли и объявил войну правительству.

Она ожидала, что Антон похвалит ее за предприимчивость, но тот только удрученно вздохнул.

— Теперь мне понятно, чем ты рисковала. Я боюсь за тебя, Элис. Скажи, твоя работа всегда сопряжена с подобными коллизиями?

— Нет, к сожалению, такая удача редко выпадает. Можно, конечно, делать передачи о спорте, шоу-бизнесе, но мне это скучно.

Антон с горечью отметил, что она его не понимает. Но, не желая ссориться, уныло сказал:

— Труден хлеб журналиста.

Настоящая печаль и какая-то безысходность, прозвучавшие в его словах, зацепили Элис. Но она отнесла расстройство Антона на счет недавней стычки. И сказала виновато:

— Энтони, я больше никогда не подставлю тебя.

— Элис, пойми, да ведь я вовсе не о том! — почти взмолился Антон. — Я не хочу тебя потерять!

Она удивилась:

— Неужели я понравилась тебе? После всего, что наделала?

— Ты очень мне нравишься, я так ни за кого еще не боялся.

— Это здорово. Ты чудный парень, Энтони. Хочешь, я тебя поцелую?

Слыша в темноте учащенное дыхание Антона, она остановилась, обхватила его руками и, найдя губы, приникла к ним горячим, долгим и искренним поцелуем. Потом отступила на шаг и счастливо засмеялась.

— Элис, что ты со мной делаешь? — растерянно вымолвил Антон. — Я чувствую себя полным идиотом.

— Ты самый милый идиот.

Они подошли к палатке медиков. Сквозь щель в пологе пробивался желтый свет. Внутри слышались голоса и, кажется, работал радиоприемник.

— До завтра, Энтони, — оказала Элис и исчезла в палатке.

«Ну и ну, — подумал пораженный Антон, не в силах тронуться с места, — кажется, я заложил слишком крутой вираж. Как бы не свалиться в штопор».

3

— Где санитарные машины?

Прямой вопрос поставил в тупик чиновника отдела перевозок. Башка была занята другим. Чиновник был болельщиком сборной страны по футболу и сегодня переживал поражение любимой команды, проигравшей с позорным счетом 3:0 соперникам из Заира. Опечаленный болельщик томился от дилеммы: остаться на рабочем месте и досидеть до вечера или прямо сейчас отправиться в бар и унять расходившиеся нервы стаканчиком виски с содовой. Кое-как продравшись сквозь рой одолевавших сомнений, он наконец повернул к Качалину вполне осмысленное лицо. Какие машины? Ах, да, из лагеря беженцев вывезли больных, да, да, накануне ему звонил начальник и просил ускорить дело. Надо же, совсем из башки выпало. Но ведь как проиграли, такой позор!.. И как теперь отвязаться от назойливого пилота, торчащего перед глазами, будто гвоздь?

— Машины скоро подойдут, — солгал чиновник, надеясь спровадить посетителя и как-то уладить вопрос, вызвать перевозку. — Я уже всех оповестил. Видно, вышла небольшая заминка. Понимаете, у нас опять революция, не хватает бензина, персонал разбежался.

— Понятно, — хмуро кивнул Качалин. — Революции ни к чему, кроме бардака, не приводят. И все-таки вы еще раз поторопите их.

Чиновник утвердительно тряхнул кудрями.

Качалин ушел. А потом еще полтора часа метался по летному полю в ожидании медперсонала. И вздохнул с облегчением, только когда к вертолету подъехал большой автобус без крыши, чтобы забрать больных.

Прибывший врач, тоже темнокожий, но какой-то весь холеный, изнеженный, очень удивился переживаниям русского: неужели сам не догадался вытурить привезенных людей на бетонку?

Не дослушав сентенции культурного доктора, Качалин в сердцах отмахнулся: как можно вышвырнуть больных, беспомощных людей? Ему такая мысль в голову и прийти не могла. Ухоженный доктор, конечно, мужик грамотный, небось, лет десять врачебную лицензию зарабатывал, и пахнет французским парфюмом, но этого ему не понять.

Успокоившись, Антон поискал нетерпеливым взором Элис. Среди толпы ее не было. Почуяв неладное, Качалин быстро сунулся в кабину. Но и там девушки не оказалось. Допросил с пристрастием Володю и Усольцева. Те, занятые делами, тоже не заметили, когда она ушла. Антон остановился, нервно покусал губы, напряженно соображая, как же теперь отыскать исчезнувшую Элис. Коснулся рукой правого кармана форменной тужурки и тотчас нащупал кассету. Слава Богу, хоть это осталось! Мелькнула успокоительная мысль — вот ниточка, которая приведет его к Элис. Видеокассету она передала Антону сегодня утром еще в лагере. Элис опасалась, что хитрый команданте свяжется со столицей и попросит, чтоб ее досмотрели в аэропорту, и решила, что у Антона кассета будет целее. И вот неожиданно Элис исчезла. Ничего не сказала напоследок, не забрала важный для нее материал, добытый с таким риском. Почему? Что могло случиться, пока он ходил в административный корпус? Не хотелось даже об этом думать, но неужели Элис снова задержали? Что же делать?

Невеселые размышления Антона прервал неожиданно возникший перед ним худой жердеобразный парень на тонких, будто подламывающихся ногах. В коротких шортах он выглядел как цыпленок, покинутый мамой-курицей в самом начале судьбы. Вид у парня был нелепый, но, видать, это его ничуть не заботило.

— Мне сказали, что вы Качалин? — уточнил парень.

— Вы не ошиблись, я перед вами. Что скажете?

— Пол, оператор Элис, — он протянул Антону узкую ладонь.

— И какие у нас проблемы, Пол? — настороженно поинтересовался Антон, пожимая мягкую руку оператора.

— Я пришел за кассетой. Элис просила ее забрать.

Заявление нелепого Пола повергло Антона в уныние. Почему Элис сам не пришла? Не хочет его видеть? Почему?

— Материал я сохранил по просьбе Элис. И отдам только ей лично. Кстати, а что случилось, почему она не дождалась меня?

— Ну извините, мы почти час вас ждали, пока вы улаживали свои проблемы. А Элис устала, буквально с ног валилась, и я отвез ее в отель. Она приняла душ и легла спать. Ей необходимо хорошенько отдохнуть. Завтра у нас трудный день — предстоит долгий перелет в Европу.

Новость ошарашила Антона, буднично произнесенные слова этого цыпленка больно ударили поддых. Он предполагал, разумеется, что Элис когда-то должна будет вернуться домой, но она ни словом не обмолвилась, что улетает так срочно. Странно, он считал, Элис была искренней вчера. Значит, все-таки поиграла с ним, как и предполагал после первой стычки. Отомстила за обиду? Стоп, стоп! В чем ты ее обвиняешь? Ведь ничего и не было. Просто показалось. Обман, мираж. Подумаешь, прогулялись под звездами, оказал ей небольшую услугу, она его за это поцеловала, так сказать, в знак признательности. А поцелуй еще ни к чему не обязывает, Антоша, вот так. Все верно, правильно, но отчего так тоскливо, паскудно сделалось на душе? Хоть волком вой. Неужто я успел так прикипеть к Элис, что не могу забыть? Вопросы роились в голове, а ответа сколько-нибудь вразумительного не находилось ни на один из них. Наверное, самым правильным будет вернуть кассету, подумал Антон и, не понимая, что его еще удерживает, спросил у Пола: