Добравшись до балконного парапета, он резко выпрямился, готовый выстрелить, но оказалось, что на балконе никого нет. Видимо, Грегорио вернулся в дом, прикрыв за собой балконную дверь. Наверняка устроил засаду, целится в него сквозь жалюзи.
— Вырубите прожектор! — крикнул комиссар.
Перепрыгнул парапет и упал навзничь. Грегорио тут же пальнул, но внезапно погасший слепящий свет лишил его зрения, и он стрелял наугад. Монтальбано тоже выстрелил, хотя и он ничего не видел. Постепенно глаза привыкли к темноте. Но вскакивать и бежать к балконной двери, паля из револьвера, он не собирался: на этот раз Грегорио наверняка бы его подстрелил.
Пока он гадал, как быть, Фацио перескочил через парапет и растянулся ничком рядом с ним.
Выстрелы теперь слышались внутри квартиры.
— Это Катерина. Стоит у двери и лупит по нашим, — вполголоса пояснил Фацио.
На балконе было почти пусто — ни цветочного горшка, ни белья на веревке — ничего, за чем можно было бы укрыться. Комиссар приметил три или четыре длинные железные опоры, оставшиеся, видимо, от старой садовой беседки.
— Что будем делать? — спросил Фацио.
— Беги и хватай одну из тех железных штуковин. Если не проржавела насквозь, выломаешь ею балконную дверь. Дай мне свой револьвер. Готов? Раз, два, три, пошел!
Они вскочили, и Монтальбано принялся палить из обоих стволов, при этом ощущая себя довольно нелепо — ни дать ни взять шериф из вестерна. Потом присоединился к возившемуся с дверью Фацио, продолжая стрелять, но уже по жалюзи. Наконец дверь распахнулась, и комиссар с помощником утонули в непроглядной темноте: большая комната, в которую они вломились, была едва освещена тусклым огоньком стоявшей на столике лампады. В доме давно не было электричества — наверняка отключили за неуплату.
Где же укрылся старый псих?
Через несколько комнат послышались выстрелы из ружья. Это Катерина противостояла попыткам Мими, Галло и Галлуццо выбить входную дверь.
— Возьми ее с тыла, — сказал комиссар, возвращая револьвер. — А я пойду поищу Грегорио.
Фацио нырнул в темный коридор.
В комнате была еще одна дверь, она была закрыта, и комиссар почему-то был уверен: старик затаился за ней. Он неслышно подкрался и повернул ручку; дверь слегка приоткрылась. Но выстрела не последовало.
Тогда комиссар резко распахнул дверь, одновременно отскочив в сторону. Ноль реакции.
Что делает Фацио? Почему старуха все палит?
Он перевел дух и вошел, пригнувшись, готовый выстрелить. А когда очутился внутри, перестал понимать, где находится.
В комнате была целая чаща, но чего?
Комиссар вдруг понял, и его охватил необъяснимый страх.
При свете лампадки он увидел десятки всевозможных распятий на деревянных подставках, от метровых до таких, что упирались в потолок, все вместе они напоминали густую чащобу со сплетенными ветвями; они стояли в беспорядке, то лицом к лицу, то затылок в затылок, а то перекладина одного креста упиралась в перекладину соседнего.
Комиссар сразу понял: Грегорио там нет, вряд ли он стал бы стрелять в этой комнате, рискуя повредить одно из распятий.
Его сковало страхом, словно мальчугана, залезшего в пустую церковь, освещенную лишь парой свечей. В глубине, через открытую дверь, была видна еще одна комната, где горел слабый огонек лампады. Монтальбано смотрел на него, но не мог ступить и шагу.
Его вырвал из оцепенения голос Фацио, сопровождаемый жутким крысиным верещаньем перепуганной до смерти Катерины.
— Комиссар, я ее взял!
Он рванул вперед, петляя между распятий, задел одно — оно пошатнулось, но не упало — и влетел через дверь в следующую комнату. Там была спальня с супружеским ложем.
Грегорио выстрелил, когда комиссар уже бросился на пол. Револьвер выдал сухой щелчок — патроны кончились. Монтальбано встал. Старикан — живые мощи, рослый, седые космы до плеч, абсолютно голый — озадаченно глядел на револьвер в своей руке. Ловким пинком комиссар вышиб его на пол.
Грегорио расплакался.
Снова цепенея от ужаса, комиссар заметил на одной из подушек голову женщины с длинными светлыми волосами; тело ее было накрыто простыней. Он сразу понял: женщина неживая.
Подошел к кровати, чтобы лучше разглядеть, но тут раздалось зловещее скрежетание:
— Не смей приближаться к супруге, ниспосланной мне Господом!
Комиссар приподнял простыню.
На кровати лежала видавшая виды надувная кукла: она лишилась части шевелюры и одного глаза, одна грудь морщила, а тело то там, то сям украшали круглые и квадратные латки из серой резины. Видно, Грегорио сам занимался починкой ветшающей подружки, как только у той появлялась новая дыра.
— Сальво, где ты? — послышался голос Ауджелло.
— Здесь, всё в порядке.
Он услышал странный шум и заглянул в соседнюю комнату. Галло и Галлуццо, вооружившись мощными фонариками, передвигали распятия, чтобы расчистить проход. Когда они закончили, Монтальбано увидел, как Мими и Фацио тащат сквозь строй распятий упирающуюся Катерину; та истошно верещала. Прямо иллюстрация к книге ужасов. Дырявая засаленная ночная сорочка, спутанные изжелта-седые патлы, выпученные круглые глаза, необъятных размеров кургузое тело и последний зуб, торчащий из слюнявого рта.
— Проклинаю тебя! — заявила Катерина, устремив на Монтальбано безумный взгляд. — Гореть тебе заживо в адском пламени!
— Позже поговорим, — ответил комиссар.
— Я бы вызвал скорую, — посоветовал Мими. — И сразу в дурку или куда там.
— Мы не можем держать их в участке, — подал голос и Фацио.
— Хорошо, вызывайте скорую и выводите их на улицу. Поблагодарите пожарных и отпустите по домам. Дверь взломана?
— Не было необходимости, я открыл изнутри, — сказал Фацио.
— Что собираешься делать? — поинтересовался Ауджелло.
— Оба ружья были у нее? — вместо ответа спросил комиссар у Фацио.
— Ага.
— В доме есть еще оружие, пистолет отца. Хочу взглянуть. Вы идите, оставьте фонарь.
Оставшись один, Монтальбано сунул револьвер в карман и шагнул в темноту.
Потом передумал и снова достал. Конечно, теперь-то дом пуст, но он и сам по себе вызывал необъяснимую тревогу. В свете фонарика распятия отбрасывали на стены гигантские тени. Через проход, расчищенный помощниками, Монтальбано кинулся в комнату, выходившую на балкон.
Надо подышать. Воздух городка, пропитанный дымом цементного завода и автомобильными выхлопами, показался ему кристально чистым горным воздухом после удушливой атмосферы дома Пальмизано.
Вернулся в дом и направился к двери, что вела в коридор. В коридоре по левую руку — три комнаты, правая стена глухая.
В первой комнате — спальня Катерины. На комоде, тумбочке и резном столике громоздились сотни статуэток Мадонны, перед каждой горела свеча. На стенах висела еще добрая сотня образков Богоматери. Под каждым — деревянная полочка с зажженной свечкой. Как есть ночь на кладбище.
Дверь во вторую комнату была заперта, но ключ торчал в замке. Комиссар повернул его, открыл дверь и вошел. Кромешная тьма. При свете фонаря он разглядел большой зал, где теснилось 2–3 рояля и одно пианино. Вдруг один из роялей заиграл. Монтальбано вскрикнул от ужаса и отскочил назад, а рояль выдал полную октаву, до-ре-ми-фа-соль-ля-си. В этом проклятом доме и зомби водятся? Или привидения? Комиссар весь взмок, рука с револьвером заметно дрожала, но он нашел в себе силы посветить фонарем в глубину комнаты. И наконец увидел таинственного музыканта.
Им оказалась здоровенная крыса, ошалело носившаяся туда-сюда по роялям, иногда забегая и на тот, что был с открытой крышкой.
За третьей дверью была кухня. Там стоял такой смрад, что комиссару недостало мужества войти. Завтра пришлет кого-нибудь из своих — за пистолетом.
Когда он вышел на улицу, там уже никого не было.
Комиссар направился к своей машине, припаркованной у муниципалитета, завел мотор и поехал в Маринеллу.
Не спеша принял душ, но спать не пошел, уселся на веранде.
И вместо того, чтобы, как обычно, проснуться при первых лучах солнца, Монтальбано сам застал его пробуждение.