Андреа Камиллери

Жаркий август

1

Спал он без задних ног, из пушки не разбудишь. Точнее, из пушки-то не разбудишь, а вот телефонным звонком — запросто.

Тот, кому выпало в нынешнее время жить в цивилизованной стране вроде нашей (ха-ха), если и услышит сквозь сон пушечную канонаду, наверняка решит, что это гром, праздничный фейерверк в честь святого-покровителя или придурки соседи сверху двигают мебель, и будет преспокойно дрыхнуть дальше. Но телефонный звонок, пиликанье мобильного или когда трезвонят в дверь — тут уж нет, это могучий призыв, при звуках которого человеку цивилизованному (ха-ха) ничего не остается, как всплыть из глубин сна и отреагировать.

Так что Монтальбано встал с кровати, посмотрел на часы, глянул в окно, понял, что денек обещает быть жарким, и двинулся в столовую, где отчаянно надрывался телефон.

— Сальво, где ты был? Я полчаса уже названиваю!

— Извини, Ливия, душ принимал, не слышал.

Первое вранье за сегодняшний день.

И зачем он так сказал? Стыдно было признаться Ливии, что заспался, или не хотел, чтобы она огорчалась, что его разбудила? Бог его знает.

— Ты съездил уже, посмотрел домик?

— Ливия, ты чего! Еще только восемь!

— Ох, прости, мне так не терпится узнать, подходит он или нет…

Вся эта история закрутилась с полмесяца назад, когда ему пришлось сообщить Ливии, что в первой половине августа ему не светит отлучиться из Вигаты, как они планировали, потому что Мими Ауджелло пришлось сдвинуть отпуск из-за непредвиденных осложнений с тестем и тещей. Известие оказалось не таким сокрушительным, как он опасался. Ливия нежно любила как Бебу, жену Мими, так и самого Мими. Она посетовала, конечно, куда ж без этого, и Монтальбано уже понадеялся, что тем дело и кончится. Не тут-то было! Буквально на следующий вечер при созвоне Ливия выдала неожиданную идею:

— Срочно найди дом где-нибудь поблизости — две спальни и гостиная, прямо на море.

— Не понял. Зачем нам уезжать из Маринеллы?

— Каким ты умеешь быть дураком, Сальво, когда придуриваешься! Я говорила про дом для Лауры с мужем и ребенком.

Лаура была закадычной подругой Ливии, которой та поверяла как на духу все свои милые (и не слишком милые) секретики.

— Они приедут сюда?

— Да. А ты что, против?

— Вовсе нет, ты же знаешь, мне Лаура с мужем всегда нравились, но…

— Какое еще «но»?

Тьфу, пропасть!

— Я надеялся, что мы сможем наконец почаще уединяться…

— Ха-ха-ха!

Хохот ведьмы из «Белоснежки и семи гномов».

— Что ты смеешься?

— Потому что ты сам прекрасно знаешь, что уединяться буду я одна, тогда как ты будешь дневать и ночевать в управлении в обнимку с очередным трупом!

— Брось, Ливия, тут в августе такая жарища, что даже убийцы взяли перерыв до осени.

— Это шутка юмора? Мне начинать смеяться?

С этого разговора с помощью Катареллы — не сказать, чтобы бесценной, — и начались долгие поиски.

— Синьор комиссар, есть жилплощадь, прям в тютельку как вам потребная, в местечке Пеццодипане.

— Да ведь Пеццодипане в десяти километрах от моря!

— Так-то оно так, зато там заливной пруд!

Было и такое:

— Ливия, я тут нашел милейшую квартирку в одном жилом комплексе в районе…

— Квартирку?! Я же тебе ясно сказала: дом.

— А квартирка тебе чем не дом? Это что — палатка?

— Нет, квартирка — не дом. Это вы, сицилийцы, вечно валите все в кучу и называете квартиру домом, а когда я говорю «дом», я имею в виду дом. Как тебе сказать точнее? Отдельно стоящая вилла на одну семью.


В вигатских агентствах недвижимости его подняли на смех:

— Вы шестнадцатого июля хотите найти домик у моря к первому августа? Да все уже сдано!


Впрочем, комиссару велели оставить свой телефон: если вдруг в последнюю минуту кто-то откажется, ему перезвонят. И чудо свершилось — как раз тогда, когда он потерял уже всякую надежду.

— Алло, комиссар Монтальбано? Это из агентства «Аврора». Освободился домик — как раз такой, как вы искали. В Марина-ди-Монтереале, местечко Пиццо. Только приезжайте прямо сейчас, а то мы закрываемся.

Он оборвал допрос на полуслове и рванул в агентство. Судя по фотографиям, это было именно то, чего хотела Ливия. С владельцем агентства синьором Калларой они условились, что на следующее утро, часам к девяти, из агентства за ним заедут и отвезут его взглянуть на домик, который находился вблизи Монтереале, в каких-то десяти километрах от Маринеллы.

Монтальбано подумал, что десять километров до Монтереале в разгар летнего сезона могут означать как пять минут, так и два часа — в зависимости от пробок. Ничего не попишешь, на полном безрыбье Ливии с Лаурой надо радоваться и этому.


Едва комиссар сел в машину, как синьор Каллара открыл рот и больше уже не закрывал. Начал он с недавних событий, рассказав во всех подробностях, как некий Яколино, служащий из Кремоны, снял дом и внес полагающийся задаток. Но буквально накануне вечером этот Яколино позвонил в агентство и сказал, что мать его жены попала в аварию, в связи с чем они из Кремоны никуда не поедут. Потому-то из агентства и позвонили ему, Монтальбано.

Затем синьор Каллара переключился на дела давно минувшие, а именно: поведал, опять-таки во всех деталях, как и почему этот дом построили.

— Лет эдак шесть назад один клиент лет семидесяти, а звали его Анджело Спечале, урожденный монтереалец, проработавший всю жизнь в Германии, решил построить себе домик, чтобы поселиться там с женой-немкой, вернувшись на старости лет в родные края. Упомянутая жена-немка, а звали ее Гудрун, была вдовой с двадцатилетним сыном, которого звали Ральф. Пока все понятно? Хорошо. Приехав в Монтереале вдвоем с пасынком Ральфом, Анджело Спечале целый месяц искал подходящее место, наконец нашел, сторговал, заказал себе проект у застройщика Спиталери и год с лишним ждал, пока будут закончены работы. Ральф все это время был при нем.

Затем им пришла пора возвращаться в Германию, чтобы перевезти в Монтереале мебель и все такое. Однако вышла странная штука. Поскольку Анджело Спечале самолетам не доверял, поехали они поездом. Но, прибыв на вокзал города Кельна, синьор Спечале не обнаружил на верхней полке ехавшего с ним пасынка. Чемодан Ральфа остался в купе, а его самого и след простыл. По словам проводника из ночной смены, на другой станции он тоже не выходил. Короче говоря, Ральф пропал.

— Потом его нашли?

— Да куда там, дорогой комиссар! С тех пор про парнишку ни слуху ни духу.

— А синьор Спечале сюда перебрался?

— Вот тут-то и вся соль! По возвращении в Кельн месяца не прошло, как бедный синьор Спечале упал с лестницы, ударился головой и умер, сердешный.

— А что же синьора Гудрун, дважды вдова? Так сюда и не переехала?

— Да что ж ей тут делать, горемыке, без мужа и без сына? Три года назад она нам позвонила, велела сдавать дом. Вот мы три года его и сдаем, но только летом.

— А в остальное время — нет?

— Уж очень он на отшибе, комиссар. Да вы сами увидите.

Дом и впрямь стоял на отшибе. Вверх от шоссе шла проселочная дорога, вдоль которой стояло всего три строения: один домишко совсем простецкий, второй — чуть поприличнее и в самом конце — искомый домик. Вокруг ни деревца, ни кустика, земля выжжена солнцем. Но стоило добраться до последнего дома, стоявшего на вершине высокой дюны, как все разом менялось. Какая же красота! Внизу в обе стороны тянулся золотистый песчаный пляж с редкими вкраплениями зонтиков, а прямо перед тобой — распахнутое во всю ширь сияющее, манящее море. В одноэтажном домике было как раз две спальни: одна — большая супружеская, вторая — поменьше, с детской кроваткой; гостиная с прямоугольными окнами, вмещавшими в себя море и небо, нашелся там и телевизор. Просторная кухня с огромным холодильником. Целых два санузла. И бесценная деталь — терраса, где так приятно поужинать вечерком.

— Годится, — заявил комиссар. — Сколько просите?

— Смотрите сами, комиссар, мы вот так, на две недели, обычно не сдаем, но только ради вас… — И загнул совершенно безбожную сумму.

Монтальбано и глазом не моргнул: Лаура была женщиной состоятельной, ей вполне по карману поддержать материально бедный юг.

— Годится, — повторил он.

Видя такое дело, синьор Каллара, считавший себя ловкачом, решил поднять ставки:

— В эту цену, разумеется, не входят…

— В эту цену, разумеется, входит все, — отрезал Монтальбано, не желавший, чтобы его принимали за простака.

— Ну ладно, как скажете.

— А как спуститься на пляж?

— Смотрите: выходите с террасы через калитку, и через десять метров — туфовая лестница, по ней и спуститесь. Там пятьдесят ступенек.

— Не подождете меня полчасика?

Синьор Каллара посмотрел на него огорошенно:

— Ну разве что полчасика…

От души поплавать в манящем море Монтальбано не терпелось с той самой минуты, как он его увидел. Он искупался прямо в трусах.

На обратном пути, не успел он одолеть пятьдесят ступенек, как уже обсох на солнце.


В первый день августа с самого утра Монтальбано отправился в аэропорт Пунта-Раизи — встречать Ливию, Лауру и ее сына Бруно, мальчугана трех лет. Муж Лауры Гвидо должен был приехать поездом вместе с машиной и вещами. Бруно оказался шустрым мальцом, неспособным и двух минут усидеть спокойно. Лауру с Гвидо слегка тревожило, что Бруно до сих пор не говорит и общается только жестами. Каракулей он, в отличие от сверстников, тоже не рисовал, зато в искусстве довести до ручки все мироздание равных ему не было.