— И кто же называл этих женщин шлюхами Сатаны?

— Тогдашняя настоятельница монастыря, которая была известна своим религиозным фанатизмом.

— Wat in gods naam! [Какого черта! (нидерл.).]— вырвалось у Снейдера. — Но она же могла предотвратить насилие. Это не имеет смысла!

Сабина пожала плечами, и они молчали некоторое время. Наконец Снейдер открыл какую-то папку на своем ноутбуке. Это были фотографии монашки, сделанные камерами наблюдения. Снейдер приблизил два изображения — шрамы на шее, запястьях и тыльной стороне кистей. Он подвинул ноутбук к Сабине и Тине.

— Что вы об этом думаете?

— Я немного разбираюсь в татуировках, клеймении и шрамах, — пробормотала Тина. — Не похоже, чтобы кто-то нанес ей эти шрамы.

Снейдер кивнул, соглашаясь.

— Угол порезов?

— Именно, — подтвердила Тина. — И слева шрамы глубже и шире, что указывает на правшу. Предположительно, она сама себя порезала. Судя по сетке шрамов, несколько десятилетий назад. Но почему?

— Чтобы сделать себя непривлекательной для насильников или наказать за что-то? — предположил Снейдер. — Или потому, что пыталась лишить себя жизни? — Он захлопнул ноутбук и поднялся. — Пришло время поговорить с Магдаленой Энгельман.

Глава 11

Первое, что почувствовала Сабина, когда одна вошла в комнату для допросов 2B, — запах мятного масла испарился. Несмотря на работающий кондиционер, внутри пахло застоявшимся воздухом. Но еще больше ее поразило другое: хотя монашка по-прежнему была в своем черном одеянии, головное покрывало она сняла. Ее густые длинные седые волосы были собраны в пучок. Кроме того, с нее сняли наручники, потому что она все равно находилась под постоянным наблюдением.

Сабина села за стол напротив монахини.

— Доброе утро.

Монахиня удивленно взглянула на настенные часы. Было половина десятого.

— Доброе утро, дорогая. Уже поздно. Я рассчитывала увидеть вас гораздо раньше. Вы плохо спали?

Сейчас тебе будет не до подколок, — подумала Сабина, но ничего не сказала.

В следующий момент дверь опять открылась, и вошел Снейдер. Сабина не обернулась, а наблюдала за реакцией монахини. Правда, та ничуть не удивилась, только довольно заулыбалась. Сабина задавалась вопросом, сохранит ли женщина эту загадочную улыбку еще шесть дней. Потому что она знала — терпение Снейдера подобно наполовину сгоревшему фитилю на бочке с порохом, которая стоит рядом с контейнером, наполненным нитроглицерином.

— Как я вижу, вы аннулировали свое заявление об увольнении, — заключила монахиня. — Это смерть Вальтера Граймса заставила вас передумать?

Снейдер оставался невозмутимым.

— Паршивый пес не заслужил ничего иного, как быть медленно разъеденным кислотой, после всего, что он вам причинил, — холодно произнес он.

— О, он ничего мне не сделал, — возразила Магдалена.

Снейдер посмотрел на Сабину с многозначительным видом.

— Тогда почему он должен был умереть?

— Этого я не могу вам сказать.

Опять началось это дерьмо, — выругалась про себя Сабина, беспокойно качая ногой под столом.

Магдалена больше ничего не сказала, и Снейдер тоже никак не отреагировал. Так как в комнате было только два стула, Снейдеру пришлось стоять. Правда, он этим ловко воспользовался и прислонился к большому зеркалу на стене. Поэтому монашка была вынуждена смотреть в сторону стекла, если хотела с ним говорить. И камера снимала ее реакции крупным планом. Если Снейдер не будет уверен, правильно ли истолковал ее мимику или жесты, он сможет еще раз посмотреть видеоматериалы.

— Почему вы стали монахиней? — спросил он.

— Проверьте, Гермия, свои желанья, — торжественно произнесла она с высоко поднятой головой. — Внемлите юности, спросите кровь: посильно ль вампокровами монахини облечься

Это звучало как цитата.

— Шекспир, — словно между делом пробормотал Снейдер, будто всю жизнь ничего не делал, а только и читал сочинения Шекспира. — Значит, вы носите монашеские одежды, потому что все остальное вам непосильно, — заключил он. — Что именно вам не по силам?

Она снисходительно улыбнулась.

— Бог запретил мне говорить об этом. Вы должны сами выяснить. Это ваша задача. У вас есть еще шесть дней.

Если у вас не получится, то каждый вечер будет умирать по одному человеку.

— Если не получится что? — уточнил Снейдер.

— Если вы не выясните взаимосвязи.

— И вы не можете мне в этом помочь?

— Я инструмент Бога, я сдвинула дело с мертвой точки, остальное в Его руках.

Снейдер задумался, его взгляд расфокусировался. На лице отражалась работа, кипящая в мозгу. Но какая? По прошествии всех этих лет Сабина все еще не знала, что именно происходит в голове этого человека. Снейдер обожал загадки и охоту на убийц. Это единственное, что он действительно хорошо умел делать. И подтверждение тому высокий процент раскрываемости преступлений. Только он умел — если самоотверженно выкуривал необходимое количество косячков — с помощью самостоятельно разработанного метода «визионерского видения» проникать в мозг убийц. Но сейчас был другой случай. На этот раз они уже знали, кто убийца. И доступ к мыслям монахини был словно перекрыт для Снейдера непроницаемым брандмауэром.

Наконец его взгляд прояснился.

— Какие ваши требования?

Очевидно, это был решающий вопрос, потому что монашка засучила рукава и перегнулась через стол.

— Каждый день вы будете получать от меня одну ключевую подсказку. Но за это я хочу, чтобы вы также ежедневно информировали прессу о событиях и о том, как продвигается ваше расследование. А на седьмой, и последний, день — день, когда Бог отдыхал, потому что завершил свой труд, — я хочу большую пресс-конференцию.

Сабина поерзала на стуле. Это же сумасшествие! Он никогда на это не пойдет.

— О’кей, — небрежно бросил Снейдер. — Вы получите вашу шумиху в СМИ. Не могу обещать, что мы попадем на первые страницы уже сегодня вечером, но статья с размещением внутри газеты и двадцатисекундное сообщение в вечернем телевизионном выпуске новостей у нас получится.

— Вы сможете предоставить мне доказательства?

— Конечно.

Сабина пыталась не выдать своего изумления — но это было и не нужно. Сестра Магдалена смотрела только на Снейдера. Ее глаза горели. Губы стали полнее.

— Итак, — потребовал Снейдер, — что вы можете нам предложить?

Она вытянула руки и повернула ладонями кверху.

— Давайте помолимся.

Снейдер — и помолимся! Сабина чуть было не рассмеялась в голос. Но Снейдер в очередной раз удивил ее.

— Хорошо. — Он бросил требовательный взгляд на Сабину, и та поднялась и уступила ему стул. Резким движением он сбросил пиджак, повесил его на спинку стула и сел напротив монашки.

— У вас красивый костюм, — заметила Магдалена.

— Сшит на заказ у Steenweg en Zonen в Роттердаме, — пробурчал он и протянул женщине руки.

Она разглядывала татуированные точки и следы прокола на тыльной стороне его ладоней.

— Вы ранены.

— Акупунктурные иглы, — кратко объяснил он. — Я страдаю от кластерных головных болей. С помощью игл я вытягиваю боль из точек выхода нервов.

— Вы так много о себе рассказываете? — удивилась она.

— Поверьте мне, там, куда вы отправитесь после завершения данного дела, эти знания вам никак не пригодятся, — холодно сказал Снейдер. — Я позабочусь о том, чтобы вас упрятали за решетку минимум на тридцать лет. Если по окончании срока заключения вы еще будете живы, то я, скорее всего, буду уже давно мертв. Так что какая разница?

Она улыбнулась.

— Ваша честность освежает.

— Я играю открытыми картами и ожидаю того же от вас. Quid pro quo [Услуга за услугу (лат.).].

Она кивнула и взяла его руки.

— Quid pro quo. — Неожиданно ее тон изменился. — Только если вы глубоко верите, Мартен Сомерсет Снейдер, то сможете раскрыть это дело! Помолимся.

Сабина внутренне содрогнулась. Сомерсет. Монашка действительно знала второе имя Снейдера. Но откуда? Ей самой Снейдер раскрыл его много лет назад во время первого совместного дела в Вене. Отец Снейдера был продавцом книг и почитателем Уильяма Сомерсета Моэма. Но эту информацию больше никто не знал — а те, кто знали, уже умерли.

Когда Сабина снова взяла себя в руки, молитва была уже в полном разгаре. Магдалена крепко держала руки Снейдера и декламировала «Отче наш» сильным низким голосом, который звучал совсем не так, как привычное монотонное пение в церкви.

Пока монашка молилась с закрытыми глазами, Снейдер сосредоточенно ее рассматривал.

Но что-то было не так. Сабина ощутила какую-то ошибку. Но какую?

Когда после «Радуйся, Мария, благодати полная!» монахиня во второй раз прочитала «Отче наш», Сабина заметила ошибку. Та не сказала «Не введи нас в искушение», а немного изменила текст.

— …выведи нас из искушения и избавь нас от лукавых, ибо Твое есть Царство и сила и слава…

Выведи нас из искушения!

Это был личный вариант монашки? Или другая, более старая интерпретация? И возможно, она даже правильная? — задумалась Сабина. Зачем Богу вводить людей в искушение? Разве это не задача дьявола и змеи в Раю? Вместо этого Бог должен, скорее, выводить людей из искушения Сатаны.